Олешек

Они пели очень громко. Олешек сильно, в лад, стучал валенками, но вдруг стукнул мимо тропки и провалился в глубокий снег. Лётчик помог ему вылезти, а в снежной ямке они увидали низенькое зелёное деревце. Олешек, падая, его примял, но оно распрямилось и из белой норки с любопытством глядело на двух людей.

— Ишь ты, какое могучее дерево! — сказал лётчик.

— Это можжевельник, — объяснил Олешек. — И вон там ещё растёт один, и там ещё. Я про него знаю…

— Что ж ты про него знаешь?

Олешек помолчал.

— Только это длинное, что я знаю.

— Ну, валяй рассказывай длинное, — сказал лётчик.

— Когда он только родился и выглянул из травы, он увидал вокруг много маленьких ёлочек, целый ельник. И он подумал: «Может, я ельник?» Но он тогда ещё плохо умел говорить, и у него получилось «можжевельник». А потом все ёлки выросли большие. И иголки у них стали колючие. А он остался маленьким, но всё-таки иголки у него есть. А вот шишки у него не выходят. Как он ни старается, всё равно получаются не шишки, а ягоды…

— Кто ж это тебе рассказал? — удивился лётчик.

— Никто не рассказал, я сам знаю, — ответил Олешек.

Тут лётчик увидал за кустиками можжевельника две лыжни и спросил:

— Почему одна лыжня идёт прямо, а другая потопталась-потопталась на месте и удрала в лес?

Олешек вздохнул: он не любил говорить про неприятное.

— Это Валерка ушёл.

— Почему же? — удивился лётчик.

— Он сказал, что я всё вру про можжевельник, и ушёл. А я не вру! — звонко крикнул Олешек и поглядел ясными глазами прямо в серые твёрдые глаза лётчика. — Просто я так знаю.

— Понятно, — ответил лётчик. — А почему здесь снег примят?

— Просто я тут немножко посидел, — сказал Олешек и отвернулся. Ему не хотелось рассказывать, как Валерка толкнул его и как он упал и набрал полный валенок снега.

Но лётчик был опытный полярный лётчик. В Ледовитом океане он сажал свой самолёт на льдину, чтобы передать зимовщикам подарки с Большой земли. И все моржи и все тюлени поворачивали головы и глядели вслед его моторам. Сквозь зимние тучи и бураны он летал в тайгу, отвозил продукты лесорубам. Обгоняя оленьи стада, он мчался над тундрой и опускался на зимние пастбища, выгружал тёплую одежду, и консервы, и свежие газеты для пастухов-оленеводов.

Он знал северную землю, как свою ладонь, и умел читать следы на снегу так же хорошо, как буквы в книге. Поэтому, поглядев на примятый снег, лётчик понял, что тут случилось сегодня утром.

— Ладно, пошли дальше, — сказал он. — Мы с тобой как будто из похода возвращаемся.

— Из настоящего, — сказал Олешек.

— Конечно, из настоящего, из какого же ещё? А ну, плечи распрями, крепче шаг. Ать-два, горе не беда!

— А что такое «горе не беда»? — спросил Олешек.

Лётчик надавил ему пальцем на кончик носа, как будто это была кнопка для звонка, и сказал:

— Заруби себе на носу: «горе не беда» значит, что мы с тобой в бою не сдаёмся, перед трудностями не отступаем, носа не вешаем. И даже горе нам — не беда. Подходят тебе такие слова — выйдет из тебя лётчик, не подходят — не выйдет.

— Подходят! — решительно ответил Олешек, и они зашагали дальше.

Олешек ещё сильнее топал валенками и громко командовал:

— Ать-два, горе не беда…

Глава 4. „Я солил перловый суп!“

Вы, может быть, думаете, что в доме отдыха всего одна дверь, та, что скрипит? Нет! В доме ещё много дверей, и они тоже ведут в разные интересные места.

Через боковую дверь Олешек каждый день ходит смотреть, как маляры красят левое крыло. А через заднюю, которая рядом с кухней, можно увидеть, как сгружают в склад продукты. Это удивительная дверь, за ней нет ни пола, ни лестницы, а просто деревянная горка вниз. Олешкин папа подводит к этой двери свой грузовик, откидывает задний борт, а кладовщик сталкивает с машины бочки, ящики и мешки, и они друг за дружкой катятся сами в подвал.

А ещё есть дверь в кухню. На ней написано: «Посторонним вход строго воспрещён». В неё входят только повара, судомойки и доктор Иван Иванович, который каждый день снимает пробу с обеда.

Очень ответственное дело снимать пробу.

Однажды Олешек сидел в папиной машине. Задний борт был уже откинут, а кладовщик всё не приходил. И Олешек вместе с папой глядели из высокой кабины прямо в окна кухни. Там, освещённый солнцем, ходил доктор Иван Иванович в белом халате. Он ходил возле большой электрической плиты и понемножку пробовал каждое кушанье из золотых и серебряных кастрюль. Из-под крышек поднимался белоснежный пар, и сквозь него Олешек видел главного повара Анну Григорьевну в высоком белом колпаке. Она стояла навытяжку с насупленными бровями, важная и строгая, как генерал, а за поясом у неё блестело её поварское оружие — ложка.

— Смотри-ка, сказал папа, — доктор-то наш обед принимает всё равно, как командующий — парад.

— А зачем он всё пробует? — спросил Олешек.

— Проверяет, хороши ли борщи, пропечён ли пирог, можно ли подавать на стол отдыхающим.

Когда доктор всё отпробовал и одобрительно кивнул головой, Олешек с папой увидали, каким довольным сделалось лицо у главного повара Анны Григорьевны. Она улыбнулась, и толстые красные щёки её заблестели, как яблоки на солнце.

— И даже с мороженого ему позволяют снимать пробу? — спросил Олешек.

— Конечно, — ответил папа.

Олешек подумал и сказал:

— Нет, всё-таки я лучше буду лётчиком.

Когда кладовщик разгрузил машину и папа уехал, Олешек решил заглянуть в кухню.

Но только он взялся за ручку двери, как дверь сама открылась, и на пороге в клубах пара появился доктор Иван Иванович.

— Ты зачем сюда пожаловал? — спросил он строго.

— Я посмотреть.

— Никаких «смотреть», — сказал доктор. — В кухне готовят еду для ста человек и должна быть абсолютная чистота. До свидания!

Но Олешек не отступил.

— Я чистый! — сказал он громко. — Глядите! — И — раз! — вытянул вперёд ладошки. — Два! — перевернул ладошки вниз. — Три! — оттянул себе ухо. И вдруг оскалил на доктора зубы и зарычал: — Ы-ы-ы!

— Ты что, кусаться собрался? — удивился доктор.

— Нет, просто показываю, что я зубы чистил.

— Очень хорошо, — сказал доктор, — но в кухню я тебя всё-таки не пущу. Посторонним лицам вход воспрещён.

Олешек зашагал прочь. Пройдя немного, он вдруг обиделся и крикнул:

— У меня не постороннее лицо! Я на кухню вместе с папой все кастрюльки и все поварёшки привёз!

Но доктор уже закрыл за собой дверь.

Это было давно. А сегодня утром мама сказала:

— Сбегай, сынок, к Анне Григорьевне на кухню, очки она забыла у нас, отнеси.

— Меня туда доктор не пускает, — насупился Олешек.

— А ты как увидишь доктора, так сразу и скажи: «Я очки принёс!» — И мама положила очки Олешку в карман курточки.

Олешек отправился к главному повару Анне Григорьевне.

Он смело взошёл на порожек, потянул дверную ручку, и сразу из кухни вырвались навстречу шипение, пар, звон и вкусные запахи, и весёлые голоса:

— Самый главный хозяин пришёл!

Не успел Олешек оглянуться, как чьи-то ласковые быстрые руки втянули его в дверь, подхватили под мышки, поставили на табуретку и мигом натянули на него, поверх тёплой курточки, длинный белый халат.

Олешек стоял высоко посреди кухни и испуганно хлопал глазами.

— Ну, хозяин, теперь можешь пробу снимать!

Тут Олешек огляделся и сразу узнал всех своих знакомых поварих и судомоек. Они весело смеялись, и кто-то уже сунул ему в руку большой кусок сладкого пирога с вареньем.

Вдруг в кухню вошла Анна Григорьевна, главный повар. Она увидала Олешка и всплеснула руками.

— Батюшки! — закричала она. — Да разве можно! Да нас с вами доктор заругает! — А весёлые, добрые её глаза улыбались, разглядывая Олешка.