Наша компания

В карманах у саперов лежали длинная резиновая трубка и такой же длинный самодельный шнур для запала. Игнат нес еще автомобильный насос.

Бочку катили долго.

Иногда останавливались, отдыхали и снова катили.

Но вот показался склад.

Саперы затаились в кустах.

Игнат приказал друзьям приготовить резиновую трубку и запальный шнур. Концы трубки и шнура он взял с собой и пополз в сторону склада.

Шелестела ночная трава, изредка перекликались дозорные англичан.

Игнат полз, а следом за ним разматывались, ползли резиновая трубка и запальный шнур.

Выждав, когда один английский дозорный зашел за угол склада к другому, чтобы прикурить, Игнат быстро подкрался к окну блокгауза и сунул в него сквозь решетку в форточке трубку и шнур.

Вернувшись к друзьям, Игнат подсоединил трубку к бочке с керосином и к насосу. Начал качать насос, и по трубке потек в склад керосин.

Дозорные англичан охраняют железные ворота и не видят ни трубки, ни запального шнура.

Когда весь керосин из бочки перекачали в склад, Игнат зажег спичку и коснулся ею запального шнура. Вспыхнуло маленькое проворное пламя и побежало вдоль шнура к боеприпасам.

Игнат с друзьями отполз подальше от склада.

Проворное пламя добежало до окна, проскочило сквозь мелкую решетку и впрыгнуло через форточку внутрь склада, где на полу под ящиками с боеприпасами был разлит керосин.

Керосин вспыхнул. Затрещали в ящиках патроны, ухнули бомбометные снаряды.

Так сапер Игнат Чебров сжег вражеский склад боеприпасов.

ЧУБАШ

— Остановить! Во что бы то ни стало остановить! — приказал командир батальона пулеметчикам. Батальон окружали с правого фланга польские белогвардейцы.

Пулеметчики Чубаш, Хлопотин и Бурлак взяли «максим», коробки с лентами и устремились по голому вспаханному жнивью на правый фланг, навстречу белополякам.

Чубаш махнул рукой в сторону небольшого овражка: там в овражке установим пулемет!

Польские наблюдатели заметили смельчаков и открыли по ним огонь из винтовок.

Пулеметчики, то залегая, то вскакивая, направлялись к овражку.

Тогда с польской стороны бухнуло орудие. Оно тоже открыло огонь по пулеметчикам.

Чубаш, Хлопотин и Бурлак продолжали бежать.

Но добраться до овражка они все-таки не смогли: их накрыл взрыв снаряда.

Когда после взрыва опали комья земли и рассеялся дым, пулеметчики поднялись, но вперед не двинулись.

А польский легион победоносно наступал — синие казакины, лакированные шапки с перьями, белые перчатки.

Пушка и винтовки прекратили стрельбу: боялись поранить своих, которые приближались к пулеметчикам.

Командир батальона и бойцы с волнением наблюдали за товарищами.

Почему они остановились?

Что случилось?

Где пулемет?

Комбат схватил бинокль и все понял: снарядом разбило станок пулемета, и Чубаш с Хлопотиным для чего-то торопливо снимали со станка уцелевший ствол «максима».

Что же теперь делать?

В батальоне не осталось ни одного исправного пулемета, а бойцы без патронов, так что отбиваться от врагов нечем.

Комбат опустил бинокль.

Положение казалось безвыходным.

Белополяки, свесив винтовки с широкими кинжальными штыками, уже побежали. Побежали на пулеметчиков.

Все!

Кончено!

Погибли пулеметчики, а с ними погибнет и батальон, лишенный боеприпасов.

Погибнет, но не сдастся!

И вдруг «максим» резанул пулями по самой гуще наступавших.

Спутались, смялись цепи белополяков.

А «максим» резал и резал их свинцовой ниткой.

Командир батальона вновь вскинул бинокль и увидел: посреди поля, припав на колено, стоял Чубаш и на своих могучих плечах волжанина-грузчика держал ствол «максима». Хлопотин, стиснув пальцами рукоятки пулемета, стрелял. А Бурлак подавал ленту.

От выстрелов пулеметный ствол на плечах Чубаша вздрагивал, подпрыгивал, разогретый пороховыми газами. Но Чубаш не выпускал его. Он только крепче обхватил ствол руками и прижал к плечам — напряглись, вздулись под рубахой сильные мышцы. Сквозь ссадины на ладонях выступили капельки крови.

Командиру батальона не нужно было призывать бойцов к контратаке: они сами рванулись из окопов.

Заработали польские винтовки и пушка. Но контратаку уже не сломишь.

— Штыки к бою! Ура!

Белополяки, теряя лакированные шапки с перьями и бросая винтовки, повернули назад.

А вдогонку им ствол «максима» посылал с неутомимых плеч Чубаша свой разящий свинец.

ОНИ ПРИШЛИ К НАМ

Конный полк направлялся к песчаному городу, расположенному в центре пустыни. Требовалось разгромить засевших там басмачей-кунградцев, которых возглавлял хан Мирза-Садык.

Бойцы, впервые попавшие в Азию, мучались от жары, от укусов москитов, от сыпучих душных песков и тропической лихорадки.

Хотелось оглядеться, привыкнуть к климату и обычаям азиатских народов, но времени не было: прямо из походного марша полк развернулся у города боевым порядком.

Все близлежащие колодцы басмачи отравили, протоки-арыки затоптали стадами верблюдов, рощи и селения сожгли, чтобы не оставить советским бойцам ни горсти воды, ни листка тени.

В воротах города установили легкую пушку и пулеметы «люисы» на треногах.

Мирза-Садык объезжал перед сражением свой отряд, проверял посты.

Кунградцы при виде хана вскакивали и гнулись до земли. А хан сидел на афганском жеребце — белый шелковый бешмет, зеленая чалма и длинные рыжие усы.

Сопровождали хана прислужники и телохранители в полосатых лиловых халатах, перетянутых узкими ремнями сабель и пистолетов. У каждого на поясе висела маленькая тыква с зеленым табаком.

Население города, затравленное и запуганное Мирзой-Садыком, отсиживалось в ямах и подвалах.

Личный мулла хана пугал народ, проповедовал, что большевики люди чужой веры и кто будет пытаться читать их книжки или газеты, на головы тех падет гнев аллаха. Если в большевистских книжках и газетах писано то же, что и в книге ислама, то они лишние; если же писано иное, то они лгут. И вообще пусть правоверные запомнят, что большевики отнимают воду и хлопок, а женщин угоняют в рабство.

«Но ведь сам Мирза-Садык, — думали правоверные, — тоже отбирает воду и хлопок, а молодых женщин запер в старой разрушенной мечети, чтобы увести их потом со своим отрядом во имя победы над большевиками».

Так кого же слушать? За кем идти?

Бой начался в полдень.

Хрипели, накалялись кожухи пулеметов. Желтым вихрем вскидывался под снарядами песок.

— Ур! Ур! Ур! — понукали басмачи своих низкорослых коней.

В ответ им неслась команда:

— Прямо по кавалерии!.. Пальба эскадроном! Эскадро-он!.. Пли!

— Ур! Ур! Ур!

— Эскадро-он! Пли!

Лиловые, синие, оранжевые халаты басмачей. Сабли, пики, взрывы гранат, стоны раненых, потные ребра лошадей, гулкая пальба «люисов». И над всем этим визгливый голос муллы, призывающий кунградцев к новым и новым схваткам: «Инш-алла! Инш-алла!»

И только к закату солнца бой закончился. Мирзу-Садыка удалось, наконец, схватить и связать по рукам его же собственной зеленой чалмой.

Кунградцы тут же прекратили сопротивление и сложили оружие.

Население покинуло свои убежища и собралось на площади у разрушенной мечети, чтобы поглядеть на красных джигитов.

Старейшие люди города спросили разрешения у командира полка обратиться к нему с вопросом.

— Правда ли, — спросили старики, — что красные джигиты отбирают воду и хлопок, а женщин угоняют в неволю?

— Нет. Неправда. Воду и хлопок отбирают вот такие бандиты, как он, — и командир полка показал на связанного Мирзу-Садыка. — А мы возвращаем народу не только воду и хлопковые поля, но и даем свободу и независимость.