Стригунки

— Простите.

Достав из тумбочки халат, она помогла надеть его Поликарпу Александровичу.

Учитель был озадачен и смущен. «Может быть, есть такое указание — беспрепятственно пускать учителей к больным учащимся?» — размышлял он, следуя за сестрой.

Но, конечно, таких указаний никто никогда не давал. Сама себе дала такое указание дежурная сестра.

Вернувшись за свой столик, она с уважением думала об этом седом человеке, который, как к родному, прибежал к своему заболевшему ученику.

Когда Поликарп Александрович вошел в палату, Коля бредил. Мать шагнула навстречу учителю и заплакала.

Поликарп Александрович подошел к мальчику и склонился над ним. Коля метался.

— Да… — неопределенно сказал Поликарп Александрович, протирая очки.

— Поликарп Александрович, миленький, — зашептала мать. — Вы бы знали, сколько я пережила!

В часы, когда к Коле ненадолго возвращалось сознание, его мать узнала о том, что произошло на берегу пруда. Учитель выслушал ее сбивчивый рассказ о подвиге Коли, и сердце его наполнилось гордостью за своего ученика.

Вошел врач — пожилая строгая женщина. Однако присутствие учителя ее не рассердило и не удивило. Спросив: «А вы кто, товарищ?» — врач покачала головой:

— Плохо дело, товарищ учитель.

Поликарп Александрович поинтересовался судьбой спасенной девчурки. Вовремя согретая Колиным пальто, она сравнительно легко перенесла пребывание в ледяной воде и, хотя была серьезно больна, все же находилась вне смертельной опасности.

Из клиники Поликарп Александрович поспешил в школу. Зная своих учеников, он был уверен, что они волнуются не меньше его. До конца пятого урока оставалось двадцать минут, и, видя, что, поехав на троллейбусе и тем более на трамвае, ему ребят не застать, Поликарп Александрович остановил такси.

Когда учитель подъехал к школе, смена кончилась и из ворот выходили ребята. Семиклассников среди них Поликарп Александрович не заметил.

Войдя в седьмой «А», учитель убедился, что никто из ребят не ушел. Все толпились около Мухина и Фатеева. Мухин, правая рука Коли Никифорова, теперь в отряде остался за старшего. Фатеев был в центре внимания не только как один из ближайших друзей Коли, но и как человек, принесший известие о случившемся несчастье.

Увидев учителя, ребята бросились к нему.

— Ваш друг, — начал Поликарп Александрович, — председатель совета отряда Коля Никифоров совершил героический поступок. Рискуя жизнью, он спас провалившуюся под лед трехлетнюю девочку и сейчас находится в больнице. Вы уже не маленькие, и я вам могу сказать правду: положение Коли очень и очень тяжелое.

Гнетущая тишина стояла в классе. Вдруг кто-то шмыгнул носом. Это заплакал Олег Зимин. Но никто не осудил его за слабость.

— Что ж мы так сидим? Ехать надо к Никифорову. Купить чего-нибудь повкуснее, — предложил Птаха.

Класс зашумел. Поликарп Александрович поднял руку:

— Не всем же классом нам ехать в больницу! Всех не пустят. Давайте выберем делегацию, которую возглавит Мухин, как Колин заместитель. Как вы думаете, кого включить еще?

— Губину!

— Фатеева!

— Зимина!

— Птаху! — предложила Наташа.

— Вот, я думаю, и хватит, — остановил учитель.

Евстратова подняла руку.

— А мне можно?

Поликарп Александрович обвел взглядом класс. Никто возражать не стал.

Ребята поднялись с мест. Птаха подошел к Мухину и протянул десять рублей.

— Собирай на гостинцы.

— Давай-ка лучше мне, — вмешалась Наташа. — Женька во вкусном ничего не смыслит. Десятка! Ишь ты, миллионер! Может, сдачу дать?

— Сдачу? — Птаха бросил на Наташу уничтожающий взгляд.

Мухин, который еще с утра решил, что непременно пойдет в больницу, предназначенные на завтрак два рубля с радостью положил на Мишину десятирублевку.

Денег в руках Наташи становилось все больше и больше. Желтков, у которого в кармане не оказалось ни копейки, достал из портфеля перочинный нож, который всегда восхищал Никифорова тем, что там было с десяток различных приспособлений, вплоть до ножниц. Он бережно завернул его в бумажку и без колебаний отдал Наташе.

— Скажи, от Желтка! — наказал он.

До магазина, где должны были быть произведены закупки, делегацию провожало полкласса. Среди провожающих был и Рем Окунев. Ему очень хотелось быть в числе делегатов, но о такой чести он не мог и мечтать. Он ничего бы не пожалел, чтобы доказать ребятам, как хочется ему помочь Коле Никифорову, но не знал, как это сделать.

Покупками все остались довольны, и делегаты, провожаемые напутствиями товарищей, уселись в трамвай. Рем остался на остановке.

…Дежурная сестра Зоя Николаевна, увидев шумную делегацию, рассердилась:

— Вы посмотрите, сколько вы грязи за собой тащите! К тому же порядок надо знать. Приходите в воскресенье с часа до трех, — сестра открыла какой-то журнал и стала делать в нем записи, давая понять, что дальше вести разговор бесполезно.

— Вызовите нам, пожалуйста, главного врача, — попросила Наташа.

— И скажите, что пришла делегация пионерского отряда восемьсот тринадцатой школы, — добавил Олег.

То ли на сестру подействовала настойчивость Наташи, то ли произвело впечатление слово «делегация», но она пошла за главным врачом.

Главный врач показался ребятам человеком более приветливым.

— Значит, делегация? — весело сказал он, входя в комнату. — К кому же вы, друзья, пришли?

Тут проявил себя Мухин.

— К председателю совета нашего пионерского отряда, к Коле Никифорову, — солидно ответил он.

— К Никифорову? К тому, который спас ребенка? — переспросил врач.

— Да, к Никифорову.

— К Никифорову, Зоя Николаевна, пожалуй, одного-двух пустить на минуточку можно, — сказал врач.

Наташа торжествующе глянула на сестру.

Кто пойдет в палату — договорились решать жребием. Судьей вызвалась быть сестра. Она нарвала четыре белых клочка бумаги и два зеленых, спрятала их в Мишину шапку и предложила ребятам тянуть.

Зеленые достались Евстратовой и Птахе. Они живо надели халаты и собрались идти. Наташа передала Инне гостинцы и нож Желткова.

Миша и Инна и в палату вошли на цыпочках. Они шепотом поздоровались с Надеждой Григорьевной и хором спросили:

— Спит?

— Нет, опять сознание потерял.

Миша и Инна бережно положили гостинцы на тумбочку, вдвоем, бочком, сели на один стул и стали смотреть на Колю.

Больной открыл глаза и улыбнулся. Инна нагнулась над ним и прошептала:

— Это я, Евстратова. Ты узнаешь меня?

— Инна… Хорошо…

— И Птаха здесь. Вот он сидит. И ребята. Они там ожидают. Их не пустили, — сказала Инна.

Коля опять улыбнулся.

— А Желтков тебе перочинный нож прислал, — Инна села на кровать и взяла Колину руку. Рука пылала.

— Ты, Инна, со мной посиди. Никуда не уходи, — Коля говорил тихо, почти шепотом. — А мама пусть идет… Ей на работу надо.

— Я не пойду на работу, Николаша, я с тобой буду.

— Нет, иди, мамочка. Ты не спала.

Коля закрыл глаза, потом снова открыл, но уже смотрел не на Инну, не на мать, а куда-то в потолок.

— А в лесу было темно и страшно. Она кричала… — шептал он.

Коля бредил.

— И ты, Птаха, иди, — посоветовала Инна. — И вы, Надежда Григорьевна, идите отдохните. Я подежурю.

Птаха ушел. Надежда Григорьевна немного поспорила и тоже согласилась на часок уйти.

— Я здесь где-нибудь ненадолго прикорну. А ты, верно, есть хочешь? Ведь небось прямо из школы. Ешь, что Кольке принесли. Не до лакомств ему.

Инна от предложения Надежды Григорьевны категорически отказалась:

— Нет, нет! Это ребята прислали.

— Ну, если этого не хочешь, вот тут я булку и колбасы купила.

Надежда Григорьевна протянула девочке сверток, и Инна не отказалась, потому что действительно была голодна.

— Вы можете долго не приходить, — провожая Надежду Григорьевну, сказала Инна, — хоть до ночи.

— Ладно, ладно уж…

— А где ж Евстратова? — набросились ребята на Птаху, когда он вернулся в комнату дежурной.