Личное счастье

Антон прислонился к Зине и сразу повеселел. А Зина задумалась. Она не знала – радоваться ей тому, что Яшка вернулся, или досадовать из-за того, что ей снова придется возиться с ним, уговаривать, воспитывать, искать какие-то способы, чтобы приручить его, говорить ему ласковые слова, подавляя свое раздражение, негодование, свою нелюбовь к нему.

Зина вздохнула. Ну что ж делать? Уж если она собирается стать вожатой – надо уметь бороться за человека. С хорошими-то ребятами и труда никакого, одни радости.

– Ты опять пойдешь к ним? – спросил Антон.

– Надо пойти, – ответила Зина.

Но тут же почувствовала, что не может еще раз войти в эту квартиру. Да и что она им скажет, этим людям?

– Нет, я не пойду, – сказала она. – Лучше попросим папу, пускай он сходит. Скоро гудок, хочешь пойдем встречать отца?

– Пойдем! Пойдем! – радостно закричал Антон и, подпрыгивая, побежал к двери.

Отец, выйдя из проходной, удивился и встревожился, когда увидел своих ребят.

– Что случилось?

Зина, засмеявшись, хотела пожурить отца – вот всегда он только и ждет, что случится какая-нибудь беда. И, пока Зина собиралась объяснить, почему они пришли его встречать, Антон крикнул:

– Яшку милиционер привел!

Что им всем за дело до Яшки Клетки на? У Яшки есть отец, есть мать, оба могут работать, а значат, могут хорошо жить. Кто же виноват, что они не хотят этого? Почему же это им, Стрешневым, нужно думать о том, как помочь Яшке, как вывести его с темных и кривых дорог, по которым он шатается? Но Стрешневы шли и озабоченно думали об этом. Стрешнев – коммунист, Зина – комсомолка. Как же могут они пройти мимо, если видят, что гибнет человек?

– Схожу к ним еще раз, – сказал отец, – а там видно будет, как решить это дело.

В тот же вечер Андрей Никанорович пошел к Клеткиным.

– Антон, – сказала Зина, – я пойду сбегаю к тете Дариме, может, есть письмо от Фатьмы. Ты пойдешь со мной?

Но Антон уселся читать сказки, ему никуда не хотелось идти.

Июльский вечер был душный и жаркий. Стены домов, асфальт, мостовые – все дышало накопленным за день зноем. Зина страдала от этой духоты, она заметно осунулась и побледнела за последнее время. Но Зина не задумывалась над этим и не замечала этого. Ей было просто грустно сейчас. Нет никого из подруг – ни Фатьмы, ни Симы, ни Маши Репкиной, ни Шуры… Тамары и той нет. Все-таки молодец Тамара, вырвалась из душного мира ее мещанки-матери. Там, у отца, она дышит теперь свежим воздухом, общается с хорошими трудовыми людьми, а не с этой «плесенью» – всякими Олечками, Янами. Там отец заставит ее работать, научит что-нибудь делать, и осенью она вернется другим человеком. Да, впрочем, вернется ли? Едва ли. Там будет кончать школу и там вступит в комсомол…

Вот и знакомый зеленый заборчик, и ветки сирени свешиваются над ним. Но листья уже но сверкают свежестью, они пожухли от зноя и уличной пыли.

Зина подошла к калитке, но не успела открыть ее, как негромкий хриплый голос прошелестел за спиной:

– Стрешнева!..

Зина удивленно обернулась – чей это словно знакомый и в то же время чужой голос?

Перед ней, запустив руки в карманы, стоял Яшка. С оторванными пуговицами, косматый, немытый стоял он перед ней, скосив глаза куда-то в сторону и нахмурив брови.

Зина не могла скрыть своей неприязни и брезгливости, Неряха, воришка. Ему доверяли, как человеку, а он!..

– Ты? – сурово сказала она. – Чего тебе еще?

– Ничего, – резко ответил Яшка, не поднимая глаз. – Я только хотел сказать, что… это не я стащил аппарат. Это отец его пропил.

– Что? Как? – Зина схватила его за плечо. – Что ты сказал?

– Ну, отец пропил. Стащил и пропил. Вот и все. А мне ничего не надо.

Он вывернулся из-под ее руки и пошел. Но Зина не дала ему уйти.

– А зачем же ты сбежал? Пришел бы да сказал нам!

– «Сказал бы»! Так бы вы и поверили. Схватили бы да в колонию. Да и Ялту хотел посмотреть… Ну все, сеанс окончен.

Яшка решительно перешел на другую сторону и свернул в переулок. Зина стояла и смотрела вслед на его понуренную спину, на его косматый затылок, на клетчатую рубаху, разорванную вдоль спины. И вдруг не выдержала, бросилась догонять Яшку.

– Яша, подожди! – кричала она. – Пойдем к нам! Подожди, ну!

Но Яша нырнул в какие-то ворота и исчез в темноте.

Отец вернулся от Клеткиных очень сердитый. Он молчал за чаем, думал о чем-то. После чая, когда Зина убрала посуду, отец сел на диван.

– Ребята, идите-ка сюда, – сказал он. – Давайте советоваться.

Антон тотчас взобрался на диван и притулился к отцу. Зина села рядом, пытливо поглядывая на отца, – что это такое он задумал?

– Вот какое дело, – начал он, смущенно поглаживая Антона по голове, – советуют мне тебя, Антон, отдать в школу-интернат.

Оба – и Антон и Зина – встрепенулись. У Антона забегали глаза – на отца, на Зину. Опять на отца, опять на Зину. Неужели отец отдаст его в интернат? Неужели Зина на это согласится?

Зина тоже расстроилась:

– Папа, а зачем же?

– А я думал, вы обрадуетесь, – удивился отец. – Ведь уж очень там хорошо, в интернатах-то…

– Конечно, там хорошо, – согласилась Зина. – И одевают хорошо, и учат. Но, папа, ты же знаешь, туда берут из бедных семей или где дети без присмотра. А что же ты считаешь, наш Антон такой уж заброшенный?..

– Да ведь тяжело тебе, дочка, – начал было отец.

Но Зина прервала его:

– Ничего мне не тяжело. Когда маленькая была, то конечно… А сейчас – да что ты, папка, выдумал!

– А мне уже на заводе обещали. Значит, отказаться?

– Откажись! – в один голос закричали Антон и Зина.

– Ну, тогда слушайте, что я придумал, – сказал отец и поерошил Антонов чубик. – Отдадим-ка мы это место в интернате Яшке Клеткину. А?

– Правильно, правильно! – живо подхватила Зина. – И почему это мы раньше не догадались, а, папка?

– Да ведь ты сама говоришь, что в интернат берут кто победнее, да за кем присмотра нет, да сирот… А он разве сирота? И отец есть и мать есть…

– Он сирота, папа, он сирота! – горячо сказала Зина. – Отец всегда пьяный, а мать совсем не смотрит за Яшкой.

Отец махнул рукой:

– С ними что говори, что не говори. А ведь какая хорошая работница была Ксения-то Клетки на. На Доске почета каждый раз. А вот из-за пьяницы этого будто и не человек стала, не то живет на свете, не то нет. Ну так решили – отдаем интернат Яшке?

– Отдаем! – крикнули Зина и Антон.

На этом совет закончился. Стрешнев решил хлопотать, чтобы вместо его Антона в интернат приняли Яшку Клетки на, у которого хотя и есть родители, но который живет как самый настоящий сирота.

ЖИЗНЬ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ НЕОЖИДАННО

Светло-желтые занавески, огромные окна с цветами на подоконниках, натертый до блеска паркет в широком солнечном коридоре. Стройный ряд высоких белых дверей.

Завуч, высокая полная женщина с темно-карими веселыми глазами, с мягким румянцем на белом лице, подвела Яшку к одной из дверей, открыла ее.

– Здесь ты будешь спать.

Голос у нее был негромкий, спокойный. Имя тоже хорошее, спокойное – Марья Васильевна. Казалось, ничто не может ее рассердить или расстроить – так безмятежно она улыбалась, так мягко разговаривала.

Яшка вошел вслед за Марьей Васильевной в большую светлую комнату с белым тюлем на окнах, полную белых, аккуратно застланных кроватей. Порядок в спальне просто резал глаза: кровати стояли по линейке, ни одной брошенной вещи – забытой рубашки на спинке или книги на столике. Одеяла одинаково подвернуты, подушки одинаково поставлены на уголки, полотенца одинаково сложены в изголовье кроватей. На полу ни соринки, желтый паркет блестит так, что на него страшно ступить – поскользнешься.

Навстречу Марье Васильевне поднялся дежурный – он протирал тряпкой батареи под окнами. Это был коренастый, серьезный парнишка с выпуклым лбом и внимательными, немного грустными глазами. Он подтянулся и вежливо поздоровался с Марьей Васильевной.