Люда Влассовская

И с этими словами она бросила объемистый мешок на носилки рядом с бесчувственным Андро.

Между тем из дома выбежали люди. Вышел князь Никанор Кашидзе и старая Барбале. Шум расспросов и восклицаний обеспокоил пришедшего в себя мальчика. Он слабо застонал и заметался.

По распоряжению деда князя Андро отнесли в его комнату. Старик Кашидзе казался сильно взволнованным. Он, несмотря на все недостатки внука, все же по-своему любил его.

— Вай-ме! — стонала между тем испуганная Барбале. — Надо лекаря, лекаря скорее из русского квартала… Батоно князь, вели же бежать за лекарем!

Но лекаря звать не пришлось. Он уже был тут, подле Андро: услышав о несчастье, он явился без всякого зова.

Лекарь уложил Андро в постель, разрезал тлевшие еще на нем одежды и приступил к осмотру больного.

Когда он вышел к нам, осмотрев мальчика, старый князь угрюмо спросил:

— Он должен умереть, доктор? Говорите правду.

— Он будет жить, если окружить его самым тщательным и строгим уходом, — отвечал доктор, — при нем должен находиться кто-нибудь безотлучно день и ночь.

— Кроме меня, вряд ли кто возьмет на себя эту обязанность, — покачивая седой головой, произнес князь. — Андро был резок, груб со слугами и всячески отравлял им жизнь. Вряд ли кто из людей пожертвует ему теперь своими заботами и бессонными ночами… Сам же я занят по хозяйству в усадьбе и в виноградниках, а Тамара слишком юна и неопытна для этой роли… Придется позвать сиделку, которая бы ухаживала за мальчиком, — тихо заключил князь.

Меня точно что-то толкнуло вперед.

— Князь Кашидзе, — произнесла я громко, — не берите чужого человека к больному. Ему будет это неприятно… Я берусь ухаживать за Андро.

— Вы, mademoiselle? — вскричала удивленная Тамара. — Но вы забыли, верно, что сделал Андро с вами…

— Т-сс, — приложив палец к губам, остановила я ее. — Злобе и ненависти здесь нет места, Тамара. Андро беспомощен и несчастлив, и я должна помочь ему!

— Храни вас Господь за ваше доброе сердце, милая девушка, — растроганно произнес старый князь и с отеческой нежностью поцеловал меня в лоб.

И тотчас же я заняла место у постели больного Андро.

ГЛАВА IX

Исповедь

Солнце вставало в розовом облаке над мирным благоухающим Гори и, снова купаясь в ало-фиолетовом море, уплывало на ночь за горы, а Андро Кашидзе все еще боролся между жизнью и смертью.

Но я не видела ни нежного восхода, ни пурпурового заката, так как целые дни и ночи просиживала у постели больного в совершенной темноте.

Глаза Андро получили сильные ожоги, как и все его тело, и, чтобы возвратить пострадавшее зрение юноши, доктор велел держать его в темноте.

И так я сидела во мраке с самыми безотрадными мыслями в голове. Андро стонал и метался в бреду… Он поминутно упоминал о червонцах и пламени, бранил Тамару и упрекал толстую Иринию Сторка в том, что она обманула его.

Я нарочно положила мешок с червонцами в ногах постели, чтобы он их мог почувствовать, лишь только придет в сознание.

Каштановые деревья уже наклонились под тяжестью плодов в саду Кашидзе (я видела это через щель драпировок, подходя к окну), а Андро все еще не приходил в себя.

Каждое утро и вечер дверь отворялась и в комнату заглядывала Тамара, свежая и хорошенькая, как майское утро.

— Ему лучше? — как-то раз спросила она, просовывая в дверь свою кудрявую головку, и, получив отрицательный ответ, проговорила: — Еще не лучше! А я-то читаю каждый день десяток раз подряд молитву Святой Деве, чтобы он выздоровел скорее…

— Ты жалеешь его, Тамара? — радостно вырвалось у меня.

— Не очень, mademoiselle, — чистосердечно призналась девочка, — ведь с тех пор, как он болен, в доме тишина и покой. Но пока он опасен, вы не отойдете от него, а мне так скучно, так скучно без вас, mademoiselle Люда!

Однажды, когда я сидела так, погруженная в свои невеселые думы, легкий шорох раздался подле.

Через узкую щелку драпировок окна проскальзывала узкая полоска света, позволявшая различать все, что происходило в комнате.

Андро лежал с открытыми глазами, казавшимися громадными на этом страшно исхудавшем лице.

— Вы узнаете меня, Андро? Вам лучше? — тихо спросила я, наклонившись к больному.

Он посмотрел на меня испуганными, почти безумными глазами, которым сожженные брови и ресницы придавали какое-то дикое, нечеловеческое выражение, и заговорил скоро-скоро, как в бреду:

— Зачем вы сюда пришли? Зачем? Чтобы мучить меня! Чтобы радоваться моему бессилию?.. О-о! Лучше было бы сразу умереть там в огне, нежели лежать так беспомощным, живым мертвецом и видеть вас!.. Уходите же, уходите!.. Зачем вы здесь?

— Чтобы облегчать ваши страдания, Андро, — насколько можно кротко сказала я.

— О, не надо мне вас! Я был один всю мою жизнь и умру одиноким! Уйдите же от меня, дайте мне умереть спокойно!

— Вы не умрете, Андро, — уверенно проговорила я, — вы были при смерти, правда, но теперь, милостью Божией, вы спасены!

— Спасен, говорите вы? — переспросил он недоверчиво. — Спасен?

— Да, Андро, Господь Милосердный сохранил вас!

— Спасен! — скорее простонал, нежели произнес, больной, и безумная радость осветила все его обезображенное лицо. — О, как хорошо жить! Жить на свете! Но только я хочу быть непременно богат… Ириния Сторка должна мне отдать половину своего богатства! Слышите вы? Она должна сделать это!

— Она уже это сделала, Андро! Вот червонцы, они лежат у ног ваших.

Я едва успела произнести эти слова, как Андро сделал невероятное усилие, перегнулся вперед всем своим тщедушным телом и, схватив мешок, прижал его к груди.

Это усилие не прошло даром труднобольному. Вслед за ним глубокий обморок заставил больного упасть ничком на подушку.

Я привела его в чувство, смочив его виски и лоб ароматичной водой.

Он с трудом открыл ослабевшие веки и произнес тихо-тихо, чуть внятно:

— Вы правильно рассчитали, mademoiselle, придумав ухаживать за мной. Вы хорошо получите за труды из тех денег, что мне дала Ириния Сторка. Я дам вам сто червонцев, клянусь именем Кашидзе!

— Мне не надо ваших денег, успокойтесь, Андро! — поторопилась я сказать ему.

— Вам мало одной сотни червонцев, mademoiselle, — подозрительно вглядываясь в меня своими больными глазами, произнес он с недоброй усмешкой, — я вам дам две сотни в таком случае. Надеюсь, уж этого-то вам будет вполне достаточно.

— Вы можете не оскорблять меня, Андро! — произнесла я тихо, — потому что я не возьму ни одного червонца из ваших денег.

— Как? Даже ни одного тумана? [32] — усомнился он.

— Ни одного гроша, Андро, уверяю вас!

— Так для чего же вы торчите здесь так долго у моей постели, — грубо крикнул он, — раз вы не рассчитываете получить награду?

— О, напротив! — воскликнула я с жаром. — Я уже получила ее!

— А, понимаю! Вам щедро заплатил за меня мой дед Кашидзе?

— Нет, Андро, я ничего не получила от вашего дедушки.

— Так говорите же, какая награда заставляет вас возиться со мной? — нетерпеливо и раздраженно произнес больной.

— Успокойтесь, Андро. Вам вредно волноваться, — произнесла я, ласково кладя руку на его пылающий лоб, — я говорю не о денежной награде, нет! Одно сознание того, что я могу принести пользу страдающему человеку, уже есть великая награда для меня!

Он посмотрел на меня широко раскрытыми от изумления глазами и, помолчав немного, спросил:

— И в принесении пользы животному, значит, вы находите себе отраду, потому что и дед, и Тамара, и все люди считают Андро диким шакалом, свирепым туром, всем, чем хотите, но только не человеком…

— Вы слишком подозрительны, Андро… Вас никто не считает тем, что вы думаете… Напротив, все заботятся о вас… любят вас… хотя вы не заслужили этого вашим поступком, Андро… Ведь одна только жадность к деньгам руководила вами, когда вы кинулись в горящий дом Сторка!