Крах Мишки Мухоркина

— Правда, смешно?— хихикнул Витька. А сам искоса заглянул в тетрадку. Собственно говоря, он заходил к Мишке только изредка — лишь для того, чтобы подсмотреть решение задач в особо ответственные дни, когда знал, что обязательно завтра вызовут.

— Что — смешно?

— Глухой, да?! — возмутился Витька.— Я тебе целых два часа рассказываю, как мы в классе доску воском натёрли!

— А зачем вы натёрли? — опять удивился Мишка.

— Нет, вы слышали?! —обратился Витька за поддержкой к Мишкиному отцу.— Мало того, что самое интересное прослушал, так он ещё не знает, зачем доски воском натирают!

— Не знаю,— сказал Мишка. Он и впрямь не знал, зачем классные доски натирают воском.— Чтоб писать лучше?

— Ха-ха! —заржал Витька.— Глядите на него! — И важно разъяснил: — Если доску натереть воском, на ней тогда мелом писать нельзя. Нипочем её мел не берет!

— Шёл бы ты лучше домой уроки учить,— рассердился Мишкин отец.

— Ну вот,— искренне огорчился Витька их непонятливости.— Я же вам о чём говорю? Зачем уроки учить, когда мы доску воском натёрли?! Завтра весь день к доске вызывать не будут, потому что на ней писать невозможно.

Вот и попробуй поговори с таким, докажи ему что-нибудь. Совершенно бесполезно. Уж такой класс!..

Когда Витька ушёл, у Мишки с отцом разгорелся спор. Мишка начал рассказывать отцу, как 4-й «Б» выставили из краеведческого музея, а отец и говорит:

— Слушай, Мишка, похоже, тебе нравится, что у вас в школе есть такой отсталый класс?

— Не-а,— мотнул головой Мишка,— совсем не нравится! Откуда ты взял?

— Да я от тебя только о нём и слышу.

— Все о нём говорят...

— То-то и оно, что только говорят. Давно пора за них взяться!

— Сколько раз брались,— сказал Мишка.— Только ведь с ними ничего не поделаешь.

— Ну-ну,— засмеялся отец.

— Легко говорить. Их кто только не перевоспитывал... Их даже месяц назад в оперу водили на «Князя Игоря», думали, что после этого они исправятся. И всё без толку! А ты говоришь...

— А сами-то вы пробовали?

— А при чём тут — сами? — сказал Мишка.— Наш класс сам по себе, а их класс сам по себе.

— Вот-вот,— вздохнул отец.— В том-то и дело...

Мишка сделал вид, что задумался...

— Папа, я всё понял,— сказал он.— Ты не думай, что я не читаю газет и ничего не знаю про движение гагановцев. Я, пожалуй, смогу перейти в отстающий класс и подтянуть его до уровня передового. Скажем, до нашего: у нас ни одного двоечника, а троечников только семь.

Отец вдруг захохотал. Громко-громко. И всё никак не мог остановиться. А потом только рукой махнул и ушёл на работу. Он явно не принял это всерьёз.

А Мишка подумал: «Здорово я ему сказал — как по-писаному! Моё дело — предупредить... А уж я им устрою развесёлую жизнь».

В разговоре с отцом, как вы поняли, Мишка кривил душой. На самом деле ему нравилась вольготная жизнь 4-го «Б», богатая всевозможными захватывающими событиями и непредвиденными случайностями. А его, Мишкина, жизнь была скучная — как распорядок дня. Каждый день похож на предыдущий, и нет никакого просвета — впереди ещё шесть с половиной лет учёбы. А если опять введут одиннадцатилетку, то вообще конца-края не видать.

Отличник, по Мишкиному мнению,— самый разнесчастный человек на свете. У него только и дела, что учись и учись, словно ты только для этого и на свет родился, и главное — никакого сочувствия: родители считают, что так и следует, а ребята, кому не лень, обзывают: «Отличник! Буквоед!»

Им бы такую жизнь!

Он вспомнил одну пословицу из толстенной книжки поговорок разных народов. Там было сказано: «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе». Кто такой Магомет, Мишка не знал, но народная мудрость, несомненно, была права: если мальчишки не хотят знаться с ним, с Мишкой, потому что он отличник, то выход один — во что бы то ни стало сделать их отличниками. Тогда по себе поймут, каково ему!

Надо действовать.

Глава пятая

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

Мишка пришёл в школу рано, почти за час до начала уроков, и всё слонялся и слонялся по коридорам, а потом, когда прозвенел звонок, прошмыгнул и сел на заднюю парту в 4-м «Б». Ребята его сначала не заметили, а потом увидели и подняли дружный рёв.

— Держи-и! Лови-и!—закричал Санька Свечкин. Он решил, что Мишка ошибся классами, после коридорной сутолоки это иногда бывает.— Под парту его! Под парту! А во время урока выпустим!..

Напрасно Мишка пытался всех убедить, что не спутал их класс со своим, а, наоборот, пришёл к ним специально и уходить вовсе и не собирается. На него набросились человек семь, и он живо оказался под партой.

— Ты не дёргайся, не дёргайся. Пошутим и выпустим,— пыхтел Санька Свечкин, связывая Мишке руки за спиной толстой бельевой верёвкой, которую вот уже несколько дней носил в своём портфеле на всякий случай.

В Санькином портфеле вообще-то чего только не было! Не портфель, а переносная мастерская металлоизделий. Он таскал в нём, кроме нескольких тетрадей, мотки проволоки, гайки, подшипники, плоскогубцы, шурупы, осколок от взаправдашней гранаты и моток верёвки. «В большом хозяйстве всё пригодится»,— любил повторять Санька. Это, конечно, так. Гильзы, подшипники, проволока и особенно осколок от взаправдашней гранаты, как единодушно считали ребята, безусловно, нужные вещи и запросто могут пригодиться. В любую минуту. И хорошо их всегда иметь под рукой. Всё... кроме этой дурацкой верёвки. «И чего ты верёвку с собой таскаешь? — как-то сказал ему Витька Кунин.— Только место в портфеле занимает».— «Пригодится»,— хмуро отвечал Санька. А хмурился он потому, что никак не мог придумать, на что её употребить.

Так что сегодня Санька торжествовал вдвойне.

— Ну что, пригодилась! — восклицал он, насмешливо подмигивая Витьке, когда связывал Мишке руки за спиной.

Витька старался не встречаться взглядом с Мишкой. А всё потому, что они как-никак соседи и хоть, бывает, и дерутся, но руки никогда друг другу не связывали, до этого дело ещё не доходило.

— Вот так,— сказал Санька, когда завязал последний узел.— Сиди под партой и ни гугу, а как только Клавдия Анатольевна сделает перекличку, мы тебя выпустим, и шагай себе на здоровье в свой четвёртый «А».

— Ой, что будет! Что будет!..— давясь от смеха, сказала Зинка Шестакова.— А может, отпустить его лучше?

— Поздно,— вздохнул Санька.— Сейчас звонок, а я его так завязал, что и через полчаса не развяжешь.

— Так разрезать можно,— вмешался Витька.— У тебя же есть перочинный ножик. Ещё тот ножичек, мой! Помнишь, зажилил?

— Верёвку жалко,— сказал Санька.

Мишка сидел под партой и молчал. Он знал, что разговаривать с ними бесполезно. «Терпи,— говорил сам себе, вспомнив ещё одну народную пословицу.— Лиха беда — начало».

Прозвенел звонок. Все с шумом расселись по своим местам, и в класс вошла Клавдия Анатольевна. Первым был урок английского языка.

— Ху из он дьюти ту дэй? — спросила учительница. На русском языке это означало: «Кто дежурный сегодня?»

Санька встал, придерживая ногами ворочающегося Мишку.

— Я дьюти сегодня,— ответил Санька.

— Ай эм он дьюти ту дэй,— подсказал ему из-под парты Мишка. Он решил на всякий случай задобрить Саньку, с которым, видимо, ещё не раз придется столкнуться.

Санька тут же повторил.

— Хорошо,— удивилась учительница.— Молодец. Вот видишь, Свечкин, и у тебя тоже получается, если подумаешь.

— Сэнк ю вэри мач,— снова подсказал Мишка, что означало: «Большое спасибо».

Санька опять повторил.

— О!—воскликнула учительница. Она была поражена.

Весь класс, тихонечко хихикая, смотрел на Свечкина. А тот стоял и с независимым видом смотрел в окно.

— Сит даун плиз,— благодушно сказала учительница.

Санька сел, и в наступившей тишине явственно разнесся на весь класс отчаянный Мишкин шёпот: