Я из Африки

— Не бойся, Нандунду!

И Нана увидала, как бешено извивается огромная змея, стараясь вырвать голову, прижатую к полу тяжелой мотыгой… Это Сабалу спас Нану!

Сабалу… Хороший, добрый Сабалу! Это он когда-то сделал на столбе домик для Коку, это он приносит Нане привезенные им с берега океана раковины и высохших морских коньков. Сабалу — шофер маленького грузовичка. Он работает в той конторе, где служит дедушка Наны. Обычно на его машине Нана с мамой ездят к бабушке Нандунду.

— Ну вот! — говорит спокойно Сабалу и ставит в угол мотыгу.

Змея еще слегка шевелит хвостом, длинный раздвоенный язычок торчит из открытого рта. Глаза задернулись тонкой пленкой.

— Ты убил ее, Сабалу? — спрашивает Нана и осторожно подходит поближе.

— Эту змею я убил, — говорит Сабалу. — Но ты знаешь, Нана, сюда непременно придет ее друг. Надо подкараулить…

И действительно, на следующий день, под вечер, когда солнце уже спускается к вершинам холмов, около веранды появляется вторая змея. Торопливо подтягивая длинный хвост, ползет она по красной земле дворика. Коку визжит, не решаясь слезть со столба. Нана наблюдает через окошко… И бабушка Жозефа и мама… А папа, и дедушка, и храбрый Сабалу с мотыгой в руках ожидают змею около лестницы…

— Ищешь своего друга? — спрашивает Сабалу и заносит над змеей мотыгу. Один удар, второй… — Теперь можно, не опасаться, — говорит Сабалу и поднимает мертвую змею на палку.

— Они всегда живут вдвоем. Если одну убить, вторая непременно пойдет разыскивать.

Коку быстро спрыгивает на землю и тоже подбегает посмотреть на змею. Она еще длиннее и толще той, которая приползла вчера. Блестящая, как будто металлическая.

Сабалу размахивается и бросает змею далеко за забор. Там ее склюют коршуны…

— Ну как, Нана? Скоро поедем к бабушке? — спрашивает он.

Нана смеется и хлопает в ладоши. Она очень любит ездить к бабушке.

Нужно выезжать из дому еще до восхода солнца, в темноте, чтобы не было жарко ехать. Фары грузовичка освещают улицу, когда Нана, протирая сонные глаза, выходит на веранду. Луна, низко склонившись над цветущими акациями, заглядывает Нане в лицо.

— Арахисовый пирог не забыли? — спрашивает бабушка Жозефа. — Газированную воду?

Ехать долго, по дороге обязательно захочется пить. А речную воду пить нельзя. Воду из реки может пить только грузовичок. Когда настанет полдень, они остановятся где-нибудь в тени большого дерева на берегу реки. Сабалу будет смывать с машины пыль, заливать в перегревшийся мотор воду. Потом заснет на циновке, брошенной на траву. И мама и Нана задремлют тоже…

— Пора ехать! — разбудит их Сабалу.

Зафыркает старенький мотор, и они двинутся дальше.

По дороге навстречу им идут люди. Много людей. Они идут босые по раскаленной земле. По двое связанные веревками. А впереди них, по бокам и сзади идут полицейские. В красных высоких фуражках, в коротких зеленых штанах, в зеленых куртках. У полицейских в руках длинные кнуты. У некоторых ружья…

Мама закрывает лицо руками.

— Какой ужас, какой ужас! — говорит она тихо. — Не могу больше смотреть на это! До каких же пор это будет продолжаться?

— Вот так и я шел до самой Луанды. — говорит Сабалу, — когда меня забрали на принудительные работы. Вот так и я шел… А на пристани в Луанде нас погрузили на пароход, как быков. В трюм, без еды, без воды. Пока доплыли до острова Сан-Томе, несколько человек умерло. До сих пор не могу понять: как мне удалось вернуться?..

А связанные люди все идут и идут… Щелкают кнуты, сплетенные из гиппопотамовой кожи. Один человек задает, тянет за собой второго, привязанного к нему. Один лежит на дороге ничком, второй стоит около него на коленях.

— Поднимайтесь! Вставайте! — орет полицейский…

Сабалу отворачивается, брови его гневно сдвинуты, руки сжимают руль машины: «Если бы я был один, я бы ему сказал! Я бы ему показал!..» И он прибавляет скорость. Облако красной пыли скрывает людей, идущих по дороге. Молчат Сабалу и мама. Молчит Нана, прижавшись к маминой руке.

— Я уеду, Сабалу. Я непременно уеду… — шепчет мама.

— И я поеду с тобой, — говорит Нана.

Мама гладит плечо Наны и торопливо успокаивает ее:

— Спи, моя девочка. Спи, моя любовь…

Мама тихо разговаривает с Сабалу. Нана сквозь сон слышит название городов, далеких, незнакомых. Лиссабон, Париж, Рабат… А потом… слышит слово «Москва». Нана знает, что это слово никогда нельзя говорить громко. Ни с кем нельзя говорить о Москве. Нельзя говорить и слово «русский», нельзя говорить слово «советский». Мамин друг Жоакин однажды сказал это слово, кто-то услыхал, и за Жоакином пришла полиция… Теперь он в тюрьме, И никто не знает, когда он выйдет оттуда. И о Жоакине теперь все говорят очень тихо.

Нана знает, что мама говорит о Москве только с Сабалу. Сабалу — ее друг. А с папой нельзя говорить о Москве…

Однажды, когда мама уже уехала, когда бабушка Жозефа запретила всем в доме говорить о маме, папа стал как-то вечером настраивать радио. Слышно было, как свистит ветер над океаном, гремит где-то далекий гром… Врывалась веселая музыка… Звучали разные голоса на разных языках… И вдруг в тишину маленькой комнаты, где были только папа и Нана, вошел мамин голос. И папа и Нана сразу узнали его.

Мамин голос сказал: «Говорит Москва. Начинаем нашу передачу для Африки на португальском языке. Сегодня мы вам расскажем о последних событиях в мире. Говорит Москва! Говорит Москва!..»

Это было так страшно… Москва говорила маминым голосом… Это так радостно было — услыхать мамин голос…

Но папа сразу выключил радио. Он очень строго посмотрел на Нану, взял ее своими сильными руками за худенькие плечи, притянул к себе близко-близко и сказал:

— Помни, Нана. О том, что мы с тобой сейчас слыхали, никому никогда не говори! Никому и никогда! Ты поняла?

Нана кивнула головой.

— Никому и никогда! Иначе мы все попадем в тюрьму.

Нана не хотела попасть в тюрьму. Никогда и никому она не рассказывала о том, как в тот вечер папа включил радио и вдруг Москва заговорила маминым голосом…

И когда Сабалу однажды ночью влез через окно в комнату, где спала Нана, когда он так же через окно вынес ее на улицу, усадил в кабине рядом с собой и на своем грузовичке повез куда-то, Нана ни о чем его не расспрашивала. Потому что Сабалу шепнул ей на ухо:

— Молчи, Нана! Молчи, девочка. Сейчас ты поедешь к маме…

Сердце у Наны билось от радости и от страха. Вот и она едет в Москву, она едет к маме…

Глава IV. Какие бывают наказания

Сегодня во время переменки мальчики из пятого класса затеяли игру в футбол не на спортивном поле, а прямо около школьного здания. Окна того класса, где обычно занималась с второклассниками Анна Ивановна, были открыты. Мяч влетел в класс и, ударившись о парту, запрыгал по полу.

Шустрый Алеша Скачков, конечно, не выдержал, схватил мяч и вскочил на парту, чтобы выбросить мяч во двор. Там уже, задрав головы вверх, от нетерпения ревели и кричали футболисты из пятого класса. Алеша захотел показать свое искусство. Он ударил мяч о подоконник, чтобы отпасовать его ловким и сильным ударом вниз, во двор…

Но со всего размаха носок Алешиного ботинка стукнул сначала по мячу, а потом по стеклу… Зазвенев, посыпались на пол блестящие осколки. Ребята замерли.

Раздался звонок, и в класс вошла Анна Ивановна. Алеша так и стоял, замерев на месте. Одна нога — на подоконнике, другая — на парте. Стекла валялись вокруг него.

— Что произошло? — спросила Анна Ивановна.

— Я разбил стекло, — мрачно сказал Алеша, сердито глядя на свой ботинок, как будто именно он, этот черный ботинок с облезлым носком, был виноват во всем том.