Тамбу-ламбу. Три звонка

— «Алексеевский переулок, дом номер шесть, квартира номер…»

Там, где должен быть записан номер квартиры, было совсем пусто.

Никита, обескураженный, молча закрыл книжечку и сунул её в карман.

— Ничего не поделаешь, придётся ждать, — сказал он. — Знаешь, Серёжка, если тебе некогда, ты иди.

— Нет, — сказал Серёжка, — я останусь. Вместе будем ждать. Может, он сейчас выйдет, твой «Тамбу-ламбу».

Будем искать

Время шло. Никита стоял около дома, а Серёжка ходил до угла и обратно. У него, если стоять всё время на месте, в лыжных ботинках замерзали ноги.

Никита вспомнил, как «Тамбу-ламбу» кричал в телефонную трубку: «Заскочу на одну минуточку!» Прошла не минуточка, а целых полтора часа, а он куда-то пропал.

Конечно, он не знает, что они его ждут. Он, наверно, сидит и ахает: «Ах! Где же я потерял свою книжечку? Где я посеял десять рублей?»

Когда Серёжка вернулся из очередного рейса — до угла и обратно, — Никита сказал:

— Знаешь что, Серёжка: надо идти искать.

— «Искать»! А как ты будешь искать? — спросил Серёжка.

— Как? Как разведчик, — сказал Никита. — Позвоню в квартиру и спрошу: «К вам никто не приезжал, а то такси дожидается». Он и найдётся.

— Да, а такси-то уехало?

— Чудак, так я это понарошке буду говорить, чтобы он нашёлся.

— Тогда правильно! — сказал Серёжка.

И приятели направились к подъезду.

Стоп! В доме два подъезда: в какой же вошёл незнакомец?

— Если мы пойдём вот в этот, — сказал Серёжка, — то он выйдет из другого, и мы его прозеваем…

— Вот что: ты оставайся на улице, а я пойду искать, — сказал Никита.

— Нет, — сказал Серёжка, — я пойду искать. Ты в валенках, а я в лыжных башмаках. Я замёрз как собака.

— Ну иди, — сказал Никита. — Только спрашивай как следует.

Серёжка ушёл, а Никита остался на улице, и книжечка осталась у него.

Подъезд № 1, квартира 2

«Буду заходить в каждую квартиру», — решил Серёжка. И позвонил в квартиру номер один. В квартире, наверно, никого не было, и ему не открыли. Зато в квартире номер два дверь открылась сразу. В дверях стояла женщина с маленьким ребёнком на руках.

— Извините, пожалуйста… — начал Серёжка.

Но женщина уже не слушала его.

— Пелагея Егоровна! — закричала она. — Пелагея Егоровна! К вам тимуровцы пришли!

— Какие тимуровцы? — удивился Серёжка.

В коридор вышла старушка.

— Голубчик ты мой! — Она так обрадовалась, увидев Серёжку, — Голубчик ты мой, а я жду, жду! Вторая неделя пошла, как у меня были тимуровцы-то! А я всё хвораю, не хожу никуда. Уж я попрошу, пока ты не разделся: принеси картошечки! — Она протянула Серёжке авоську, а сама ушла в комнату за деньгами.

Серёжка хотел ей объяснить, что он никакой не тимуровец и раздеваться он не будет, но старушка принесла деньги и попросила по пути за картошкой зайти ещё в молочную и булочную.

— Я, знаете, может, потом сбегаю, — сказал Серёжка. — Мне надо сначала одного человека найти. Он в ваш дом приехал, а в какую квартиру, неизвестно.

— Мне, голубчик, всё известно, — сказала старушка. — Я в этом доме испокон веков живу. Что мы, человека в доме не найдём? Куда он денется? Найдём, и думать нечего. Я, милый, комиссия содействия.

Серёжка даже не заметил, как у него в руках очутились, кроме авоськи, и деньги.

— Ты в булочную-то за угол иди, а то в нашей батоны всегда чёрствые. А картошка через дорогу — в зеленной.

Старушка отдавала распоряжения, а Серёжка только успевал запоминать, сколько чего да почём.

«Это здорово, что она комиссия! — подумал он. — Мы, может, и правда с ней скорее найдём этого «Тамбу-ламбу». Дом-то большой».

— Ну ладно, я быстро, — сказал Серёжка.

И побежал бегом по лестнице.

— Ты не спеши, голубчик, сегодня скользко! — кричала ему вслед старушка.

— Ну, нашёл? — обрадовался Никита, когда увидел Серёжку, который нёсся на всех парах.

— Ничего я не нашёл! Придётся срочно за картошкой бежать, — помахал авоськой Серёжка.

— За какой картошкой? — удивился Никита.

И Серёжка рассказал, что какие-то тимуровцы надули старушку в квартире номер два, а она больная, никуда не ходит.

— Погоди… ты же в разведку пошёл, искать «Тамбу-ламбу»!

— Ну?

— Ну что «ну»? А теперь за какой-то картошкой бежишь! Очень срочно ей картошка нужна, да? — спрашивал с досадой Никита.

Серёжка, переступая с ноги на ногу, пытался объяснить:

— Дело не в картошке. Она, понимаешь, все квартиры знает — она здесь с начала веков живёт.

— Ну и пусть живёт! — продолжал возмущаться Никита, — Мог бы и не ходить со мной совсем. Взялись за одно дело, так надо его делать, а не бросаться в разные стороны.

— Я быстро, — сказал Серёжка. — Отнесу — и ладно.

Никита промолчал.

«Скорей, скорей!»

Серёжка очень старался вернуться поскорее, но так не получалось: он купил картошку, потом сбегал в молочную за творогом, а в булочной, как нарочно, пришлось ждать — сломалась касса. Короче говоря, когда он вернулся с полной авоськой, Никиты у подъезда уже не было.

«Он, наверно, дождался своего «Тамбу-ламбу» и ушёл. Теперь разозлится и не отдаст футляр за краба». Серёжка расстроился.

Он позвонил в квартиру номер два. Старушка открыла дверь сама и стала его нахваливать:

— Спасибо тебе, голубчик! Теперь пойдём чайку попьём.

— Какой там чаёк! Я и так всё прозевал, — сказал Серёжка.

— Попьём чайку! — уговаривала старушка. — Потом этого твоего избирателя найдём.

— Да уж его нет, — сказал Серёжка. — Они уж давно с Никитой ушли.

— Ну и что ж, что ушли! У тебя, голубчик, ножки молодые, догонишь. Подумаешь, какое дело!

Серёжка только рукой махнул. Он слышал, как соседка говорила старушке:

— Что вы, Пелагея Егоровна! Вы видите — на нём лица нет, а вы «чайку, чайку»! Ведь они, мальчишки-то, тоже замотанные. Знаете, какая в школе нагрузка! А он небось и уроков ещё не учил.

— Конечно, конечно, — сказала старушка. — Может быть, тебе и правда, голубчик, некогда? — и перестала говорить про чай.

Серёжка отдал ей сдачу — тридцать копеек — и вышел из квартиры. Он спустился по лестнице и уже открыл дверь на улицу, как вдруг где-то наверху раздался голос Никиты.

— Ты что! Ты что! Отдавай шапку! — кричал Никита.

И Серёжка вихрем помчался на помощь товарищу.

Друг в опасности

Никита стоял на площадке перед раскрытой дверью, а в дверях с Никитиной шапкой в руках стояла девчонка в школьной форме — наверно, десятиклассница, потому что на голове у неё вместо косы торчал стиляжный пучок.

— Отдавай записку! Слышишь, сейчас же отдавай записку! — кричала она. — Зина! Зина!..

Но Зина, наверно, её не слыхала, потому что в квартире, как разъярённый зверь, рычала радиола.

— Ты чего пристаёшь! — накинулся Серёжка на девчонку.

А она закричала ещё громче:

— Зина! Зина!..

На пороге появилась Зина.

— Нет у меня никакой записки! Отдавай шапку! — сказал Никита угрожающим тоном; теперь уже можно не только защищаться, но и нападать, потому что рядом товарищ.

— Как так нет? А зачем позвонил в квартиру? — Десятиклассница, держа высоко над головой Никитину шапку, испытующе смотрела на мальчишек, — Зачем позвонил, мальчик? Где записка?.. Понимаешь, Зинка, у него, наверно, от Митьки Воронова записка, а он не отдаёт!

— Дай ему на кино — отдаст, — сказала Зина.

— Мы никакого твоего Митьки Воронова не знаем, отдавай шапку! — сказал Серёжка. — Подумаешь, нужны ему твои деньги!

По лестнице кто-то поднимался; шаги девчонкам были, очевидно, знакомы. Зина побежала выключать радиолу, а десятиклассница с пучком швырнула Никитину шапку прямо на лестницу. Никита схватил её, и мальчишки поехали по перилам вниз. Навстречу им поднималась толстая женщина в тяжёлой шубе.