Шестая Бастионная

. Война перестала быть войной пушек и сделалась войной дипломатов, которые спорили об условиях мира.

На совести этих дипломатов – итог всей Крымской кампании. А Северная сторона с ее укреплениями осталась непобежденной частью Севастополя.

Обратно ехали в сумерках. В автобусе горела желтая лампочка. Все устало молчали, только мы с Алькой переговаривались вполголоса.

– Жаль, что в казематах не успели побывать, – вздохнул Алька. – Интересно, как там…

– Да ничего особенного, – утешил я. – Пушек там сейчас все равно нет.

– Ну и без пушек интересно.

Тогда я стал рассказывать Альке, что казематы – это просторные помещения с амбразурами в стене двухметровой толщины. Каждый каземат был разделен поперечной стенкой с проходом. В передней части стояло орудие, а в задней жили комендоры. Большинство пушек стреляло ядрами весом в двадцать четыре фунта, то есть примерно в десять килограммов. Деревянные парусники и пароходы тех времен легко загорались от каленых ядер. Чтобы раскалять ядра, в Константиновском форте, были устроены шесть специальных печей…

– А пианино?

– Что «пианино»? – изумился я.

– Там его не было? – хитровато спросил Алька. – Ну, как на Шестом бастионе?

– Н-не знаю… По-моему, нет.

– И ничего, жили люди, – сказал Алька.

Автобус довез нас до причала на Северной стороне, оттуда мы на катере переправились к Графской пристани, прямо в центр города. Здесь было тепло, и Алька отдал мне пиджак. Я перекинул его через локоть. В кулаке все еще держал Алькин камешек. Он уже высох, но когда лизнул его, оказалось, что на крошечном кусочке Константиновского равелина сохранилась морская соль. Алька заметил, что я коснулся камня губами и сказал чуть снисходительно:

– Он долго соленый будет… если часто не лизать.

– Часто не буду, – пообещал я.

Алька коротко улыбнулся, но вдруг спросил очень серьезно:

– А вы знаете песню «Севастопольский камень»?

– Еще бы. С детства помню…

– Я тоже. И папа. Он ее на трубе играет.

– Песню?

– Ну, это не совсем песня. Это целая такая пьеса музыкальная. Фантазия на. темы песен о Севастополе. Хотите послушать?

– Хочу, конечно…

– Тогда пошли! Еще успеем!

– Куда?

– Папин оркестр сегодня на Приморском бульваре выступает. Тут, совсем рядышком… Слышите?

Я и в самом деле услышал в отдалении упругие голоса труб.

…Все скамейки перед эстрадой были заняты, нам пришлось встать у края площадки. Но так было даже удобнее – лучше видно.

Над головами у нас, в гуще деревьев, качались цветные лампочки, а белая раковина эстрады сияла ярким светом. И трубы сияли. И форменные пряжки, и якоря на фуражках и ленточках. Я впервые увидел Алькиного отца в морской форме – в рубашке с погонами главстаршины и фуражке с «крабом».

Оркестр играл долго – марши, вальсы и, кажется, что-то из «Кармен-сюиты». Я уже занервничал: вернемся поздно – влетит нам от Алькиной мамы. Но Алька мой осторожный шепот не слушал и прирос к месту.

Наконец объявили «Голоса Севастополя». Олег Вихрев поднялся