Школа на горке

Кончился последний урок.

— Ты почему не идешь домой? — спрашивает Лена, аккуратно складывая книжки в ранец. — Опять учительница наказала?

Лена была бы рада, если бы наказала. Почему бывают такие зловредные люди?

— Сама ты наказанная. — Борис даже головы не поворачивает в ее сторону. — Все из школы одни ходят, а тебя, как в детском саду, за ручку водят. Что, съела? Мне даже стыдно за тебя перед другими.

— Это перед какими другими? Это перед той неаккуратной и невоспитанной девочкой неизвестно из какой школы? Тоже нашел подругу!

Лена выплывает из класса. Она сто раз неправа, но вид у нее такой уверенный и довольный, как будто неправы все на свете.

Борис остался один в классе. Галина Николаевна сказала:

— Борис, мы будем спускаться в раздевалку организованно. А тебе что, нужно особое приглашение?

— Я еще не иду домой, меня один человек ждет.

— Ох, Борис, вечно у тебя все не как у людей! — покачала головой учительница, но настаивать не стала, увела ребят.

Борис подождал еще немного, но уже было ясно — Муравьев не придет. Придется подняться на третий этаж. Очень не хотелось Борису идти туда одному без Муравьева. Потому что Хлямин, конечно, там разгуливает, и этот Хлямин только и ждет случая, чтобы прицепиться к человеку, который его не трогает, а идет себе спокойно по своим делам.

Борис взял сверток, прижал его к груди и пошел по лестнице наверх. На третьем этаже пятиклассники и шестиклассники прохаживались по коридору, но это только некоторые. А остальные бегали, визжали, играли в чехарду, перескакивая с разбегу через тех, кто стоял нагнувшись и ждал, пока через него перескочат. Очень громким был этот третий этаж, гораздо громче, чем второй, где учился Борис.

— Ха! Кто это к нам пришел? — вдруг сказал голос рядом с Борисом.

Хлямин ухмылялся во весь рот, его ручища с растопыренными пальцами протянулась к свертку:

— Малолеток явился, что принес? Сейчас посмотрим, может, пригодится.

Хлямин схватился за сверток, вот сейчас он отнимет у Бориса этот прекрасный сверток, и всё, и неизвестно, что тогда будет.

Борис зажмурился, он знал — пощады не будет. Он приготовился к самому худшему. Но что случилось? Почему Хлямин вдруг отпустил его? Почему стало тихо вокруг? И почему потихоньку проходит это ужасное чувство одиночества и беспомощности?

Борис приоткрыл один глаз. И сразу увидел Костю. Он держал Хлямина за руку выше локтя, держал, видно, крепко, потому что Хлямин морщился и тянул:

— Пусти! Что пристал? Кого я трогал? Ты видал? Пусти, ну пусти же, больно же!

— Да ну? Больно? Бедняжка!

Вокруг стояли большие ребята, они засмеялись. А Костя сказал:

— Еще раз тронешь Бориса, будешь иметь дело со мной. Понял?

— И со мной, — сказал голос за спиной Бориса.

Борис сразу узнал этот голос, обернулся — за ним стоял Муравьев. Он запыхался, видно, прибежал только что.

— А я его и не боюсь ни капли, — сказал Борис и отодвинулся немного поближе к Муравьеву.

— Ты все понял, Хлямин? — еще раз спросил серьезный Костя.

— Понял, пусти.

Костя отпустил, Хлямин быстро ушел. Тут зазвенел звонок, все стали расходиться по классам. Муравьев сказал Борису:

— Ты чего пришел? Подождешь меня?

— Смотри, что я принес. — У Бориса горело лицо, счастливые глаза сияли. — На, посмотри. — Борис протягивал Муравьеву сверток.

— Что там?

— Нет, ты разверни, разверни! — Борис подпрыгивал от нетерпения.

Они стояли вдвоем у окна, Муравьев положил сверток на подоконник, снял бумагу, на подоконник со звоном выскользнула длинная тяжелая пулеметная лента.

— Лента, — растерянно произнес Муравьев, от волнения у него вместо крика получился шепот. — Лента. Борис! Самая настоящая.

— Лента к пулемету системы «максим», — говорит Борис, стараясь сохранить солидность. — Вот сюда вставлялись патроны.

— Борис! Ну, это, знаешь... Где ты ее достал?

Муравьев перебирает пальцами ленту, гладит ее. Изъеденные ржавчиной гнезда для патронов, темно-бурый металл. Где побывала эта лента? Где люди, стрелявшие из пулемета «максим»?

— Муравьев! Звонок давно был! — Учительница литературы Вера Петровна стоит у двери класса, держит под мышкой журнал, сердито смотрит на Муравьева. — Неужели тебе требуется особое приглашение, Муравьев? Вечно ты, Муравьев!

— Иду, Вер Петровна! —Муравьев сказал это таким радостным голосом, что очки Веры Петровны от удивления чуть не поползли на лоб. — Борис, подожди меня, у нас последний урок, — сказал Муравьев, убегая в класс.

Борис остается в коридоре третьего этажа. Он теперь никого не боится, он спокойно заворачивает ленту в бумагу и ждет Муравьева. До чего же обрадовался Муравьев! А Борис доволен, кажется, еще больше...

*  *  *

Борис сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и терпеливо ждал, когда выйдет Муравьев. Время тянулось медленно, Борису надоело ждать, ему хотелось поскорее вместе с Муравьевым нести в исторический кабинет пулеметную ленту. Он представил себе, как все удивятся. Катаюмова скажет: «Ах, неужели это пулеметная лента? Как я восхищаюсь Муравьевым». А Борис и виду не подаст, что он имеет к этой ленте какое-то отношение. Муравьев обещал, Муравьев и принес. Потому что Муравьев такой человек — он зря не скажет. И Костя с большим уважением посмотрит на Муравьева и скажет: «Муравьев очень серьезный человек», а если уж Костя кого-нибудь назовет серьезным, значит, нет похвалы выше. И Валерка потрогает ленту и присвистнет, а потом скажет: «Ну ты, Муравьев, даешь». Да, Валерка, пожалуй, именно так и скажет, это в его характере. А самое главное — Варвара Герасимовна. Она увидит ленту, обрадуется и скажет: «Муравьев, я всегда верила в тебя. Теперь у нас, ребята, настоящий музей, в нем есть такой ценный экспонат — настоящая, совершенно подлинная пулеметная лента. А чья это заслуга? Ну конечно, Муравьева, лучшего нашего разведчика из группы «Поиск». Давайте все скажем ему спасибо и пожмем его мужественную руку». Вот что скажет Варвара Герасимовна. А может быть, учительница хоть чуть-чуть догадается, что и человек, который скромно помалкивает в сторонке, тоже имеет кое-какие заслуги в этом деле с лентой? Борису в глубине души, конечно, хочется, чтобы Варвара Герасимовна все-таки почувствовала, что это так. Но при этом Борис и виду не подаст — он промолчит с достоинством настоящего друга. Вся эта картина, которую Борис вообразил, чрезвычайно ему нравится, и он снова и снова представляет себе, как все будет.

Когда зазвенел звонок, Муравьев первым выскочил из своего пятого «А». Он в ту же минуту оказался около Бориса.

— Пошли, Борис.

— Держи, — Борис отдал Муравьеву ленту.

В кабинете истории была одна Варвара Герасимовна, она проверяла контрольные.

— Подождем, пока наши соберутся, — сказал Муравьев Борису и прикрыл дверь кабинета истории. Варвара Герасимовна их не заметила, она перелистывала тетради, помечала что-то на полях красной ручкой. — Они все придут, сегодня как раз четверг, — добавил Муравьев.

Борис сразу понял, что Муравьеву хочется отдать пулеметную ленту при всех, а не только одной учительнице.

Они отошли в сторону и стали ждать. Первой в кабинет истории прошла Катаюмова. Она увидела Муравьева с Борисом и сказала вредным голосом:

— А вы опять шепчетесь? У нас сегодня собирается группа «Поиск», вам что, нужно особое приглашение?

Муравьев не успел ничего ответить, Катаюмова уже закрыла за собой дверь. Костя с Валеркой шли следом, Костя сказал:

— Муравьев, пошли, чего вы там стоите в стороне?

Валерка подмигнул Борису. Борис заулыбался.

Муравьев сказал:

— Мы сейчас придем.

И вот они входят в кабинет истории. Все сидят на своих местах Катаюмова перед Варварой Герасимовной, Костя у карты Древней Руси, по которой скачут черные всадники. А Валерка, по привычке, на последней парте. Борис садится. А Муравьев продолжает стоять, лицо у него торжественное. Он держит газетный сверток так, что всем его видно, с любого места.