Пареньки села Замшелого

А навстречу ему ко двору Ципслихи длинной вереницей тянулись замшельцы. Первой подскочила Плаукиха; при виде Медведя она так и села на снег, а когда зверь сердито заворчал, вскинула руки и завизжала:

— Ну-ну! Не тронь! Мишенька, ах ты миленький, ах ты хорошенький!

Андр похлопал Медведя по плечу:

— Не сердись, Мишка! Это не та, эту не ешь… Ну, Плаукиха, подымайся, выкладывай, какая у тебя беда.

Плаукиха, с трудом поднявшись на ноги, затянула свою старую песню:

— Не у меня, а у моей Мице: третью зиму чесотка. Не знаю, что и делать с дитятком. По ночам руки полотенцем связываю, а то глаза себе повыцарапает.

Она подсунула к Медведю целую охапку веников, но тот мигом расшвырял их и так гневно взревел, что Плаукиха опять чуть не плюхнулась в сугроб.

— Чего это он расшвырял мои веники? — шепотом спросила она у Андра. — Чем же я Мице в субботу парить буду?

Поводырь сперва снесся со своим подопечным, а потом возвестил, точно пастор с кафедры:

— Оттого он твои веники расшвырял, что, говорит, бани по субботам мало. Каждый день мыть надо, поутру и вечером. Нагрей воды, отцеди щелоку, и пускай этой водой два раза на дню обмывается, тогда все пройдет.

Тут у Плаукихи вдруг взялась такая прыть, будто она перед тем и страху не ведала. Она сгребла свои веники и воинственно, выпятила грудь:

— Чем это я воду согрею? Откуда они у меня, дрова-то, возьмутся?

— Парнишки нарубят! — Букстынь даже подскочил от восторга, отдавив Медведю лапу, за что могучий зверь дал ему здорового пинка в бок.

— А на чем я их из лесу привезу? — не унималась Плаукиха. — Нету у меня ни санок, ни сапог, не в чем по сугробам лазить.

— Девчонки привезут! — И Андр стукнул себя в грудь так, будто он был над девчонками главный на селе управитель.

Тут, грузно переваливаясь, во двор вплыла Таукиха. По всему заметно было, что она не так боится Медведя, как предыдущие жалобщики, хотя при ее появлении зверь заревел и впрямь по-медвежьи.

— Ах, значит, вот он каков? — спросила она. — А прок от него есть? Чего он говорит? В моем хлеву у кормушки уже побывал?

— Кто раньше приходит, тому раньше и говорит! — ответил ей Андр с важностью, какая и подобала в его роли. — Сказывай, какая у тебя беда.

— Телята не пьют, — затараторила Таукиха, будто наизусть вызубрила, — у коров в корыте что ни день пойло скисает…

Медведь заревел. Андр слушал его, склонив голову.

— Оттого, что по неделе воду не меняешь. Каждое утро чтоб свежей наливала.

— Ишь, умник выискался! — ехидничала Таукиха. — Откуда наливать, коли колодец сухой?

— Букис принесет воды, — объявил Андр таким голосом, что лучше и не перечить. Медведь подтвердил свое решение подобающим случаю ревом.

— А коли у меня свиньи поросят давят! — все не унималась Таукиха.

— Потому что у тебя закут мокрый. Надобно почаще подстилку менять. Парнишки сарай откроют, девчонки помогут соломы натаскать. Увидишь, все двенадцать поросят летом будут у тебя на парах пастись.

Не слишком-то довольная, Таукиха, переваливаясь, отошла в сторонку, потому что на смену ей прибежали Вирпулиха и пряха.

Медведь хоть для виду и пошвырял задними лапами снег, а все же зарычал довольно добродушно, и поводырь без труда успокоил его. С верхушки сугроба сполз к ним и Букстынь.

Почему-то все они встретили этих простодушных кумушек куда лучше, чем богатых хозяек.

Андру это представление уже порядком наскучило, да и ноги стыли — недаром Медведь порою, никак уж не по-медвежьи, постукивал друг о дружку задними лапами.

Поводырь посильнее дернул за вожжи и крикнул:

— Ну, Вирпулиха, что у тебя? Чего надобно? Поскорей выкладывай, кончать пора.

Вирпулиха, посмеиваясь, как-то недоверчиво оглядывала лохматого хозяина лесов:

— Мне-то? Да, коль правду сказать, ничего. Цевки парнишки наматывают, хворост привозят — чего же еще надобно? Я просто так, охота взглянуть, что ж это за Медведь, который счастье приносит. Стало быть, вот он какой!

— Он и не такой бывает! — отрезал Андр. — Нечего так глаза пялить — намозолишь. А все ж Медведь говорит, что ты молодчина.

— Неужто так и сказал? Стало быть, смекалистый Медведь. — Едва сдерживаясь, будто вот-вот прыснет со смеху, она отошла в сторонку, уступив место пряхе.

— Ну, чего тебе? — нетерпеливо воскликнул Андр, притопывая по насту. — Ежели нужда какая, выкладывай, да поживее!

Пряха тут же завела:

— У прялки колесо заедает, пряслице выскакивает, нитка со шпульки сбивается, и всё узлами, узлами…

Все это она выпалила единым духом, будто молитву прочитала. Медведь в ответ на это что-то тихонько проворчал.

Андр тут же пересказал:

— Оттого, что больно толсто прядешь. Потоньше надобно.

— Когда же это мне тонко прясть? — заспорила пряха. — Мне по пять шпулей в день напрясть, а то не прокормишься. — И тут уж она прямо-таки заверещала: — Мне ж еще пятак матушке Букис отдавать за сожженную кудель!

— Медведь говорит: «Пускай матушка Букис простит долг», — вмешался Букстынь как опытный толмач.

Тут, откуда ни возьмись, подскочила старостиха:

— Неужто мало я тебе простила? Пятачок за целый ворох, да разве ж это дорого? Да еще за то следует, что она без малого чуть все село не спалила.

Тут Медведь так страшно заревел, что старостиха мигом закрыла рот.

— Мишенька, Мишенька! — постарался задобрить Андр рассвирепевшего зверя и тут же снова обратился к старостихе: — Ну как, простишь или нет?

— Прощу, прощу! — пообещала старостиха, прячась за спиной Вирпулихи. — Все мы, верно, ума решились, когда велели этакого зверюгу привезти. Только и жди, что живьем проглотит.

— Вместе с сапогами! — со смехом добавил Букстынь.

Тут и Ципслиха высунула голову из двери своей избушки:

— Кто тут? Кто такой крик подымает?

— Я! — Букстынь ударил себя в грудь.

— Мы! — вторил ему Андр.

Вдова, оборотясь, крикнула в избу дочке:

— Лежи, дитятко. Тебя еще в сон клонит, и на дворе мороз сильный — голой рукой глаза не протрешь.

Медведь так грозно заревел, что она мигом обернулась, как шпулька в прялке.

— Тьфу ты, до чего напугал! Так вот он каков, Медведь! Вроде он самый, а вроде и нет… На лапах точь-в-точь Ешкины лапти! Андр, это кто ж такой?

— Тот, кому надобно быть! — ответил Андр, а Букстынь загородил собой Медведя. — Думаешь, и нынче медведям разутым ходить, как в старые времена? Почитай-ка в книжках.

— Отстань ты от меня со своими книжками! — Вдова только теперь заметила портного, который стоял, гордо выпятив грудь. Тотчас она обратилась к нему: — Наконец-то ты, Букстынь, дома!

— Так и есть, любезная теща, дома.

— Где же ты так долго пропадал? — допытывалась Ципслиха. — Доченька все глаза проглядела, от окошка не оторвать.

Портной и ответить не успел, как на пороге появилась Ципслиня, протирая кулачками глаза и зевая во весь рот.

— Мам, мам, куда ты мой передник девала?.. Ой, да, никак, это Букстынь? Бу-укстынь, разбойник ты этакий!

Она быстро кинулась к жениху, но тут ей путь преградил Медведь, поднявший грозный рев. Невеста Букстыня отскочила.

— И-и! — взвизгнула она. — Матушка! Он злющий! Он кусается!

— Иной раз и не кусается, — сказал Андр и, изо всех сил упершись ногами, натянул вожжи. — А иной раз и живьем проглотит.

— Ой! Ай! — пищала Ципслиня. — Букстынь, отчего же ты ко мне не идешь?

— Я бы рад, да он не пускает.

— Почему не пускает? Ведь ты мой жених. Чего это он там ворчит?

— Так-то оно так, — ответил Андр. — Да он говорит, чтобы Ципслиня сперва выучилась чулки штопать.

— Верно сказано! — обрадовался и жених. — Пускай выучится.

— Но как я выучусь, ведь иголка пальцы колет! — пищала Ципслиня.

— «Пускай днем штопает, когда солнышко в окно светит и все видать», — объявил Андр приказ Медведя. — И еще говорит: «Пускай сперва свяжет пару варежек».

— Да как же мне вязать, коли у нас с матерью всего-то пять спиц!