Энси - Хозяин Времени (ЛП)

Меня так и подмывало сказать «gesundheit» [12], но я решил, что для острот не время.

— Что ты имеешь в виду? Звучит неважнецки.

— Да, может статься, дело и правда неважнецкое. Видишь ли, существует такое психическое расстройство: человек лжет, что болен, чтобы привлечь к себе внимание. Некоторые даже заражают себя чем-нибудь, лишь бы получить повод наведаться к врачу. А есть и такие, что провоцируют болезнь у собственных детей.

— И все ради чьего-то внимания?

— Ну-у, — протянула Лекси, — вопрос, вообще-то, сложный...

— Не расходуй зря воздух, — пробубнил ее дедушка, слушавший наш разговор с повязкой на глазах. — Этот тупица все равно не поймет, сколько ни толкуй.

Я думал о Гуннаре. Он жаждет внимания? Да у него и так внимания было хоть лопатой греби! Он был популярен, девочки его обожали, его знала каждая собака. Ему не надо было объявлять голодовку, чтобы быть замеченным. Но, с другой стороны, для своих родителей он не зеница ока и не центр существования. Опять же, с другой стороны, я для своих тоже, однако я ведь не трещу направо и налево, что у меня жуткая хворь, хотя уверен: есть люди, убежденные в том, что я неизлечимо болен. На голову.

В Проспект-парке мы вытащили Кроули из машины, подвели к первому дереву и только тогда сняли с его глаз повязку. Старикан бросился наутек, но я его поймал. Это тоже была часть ритуала.

— Слишком опасно! — вопил он, пока мы водворяли его на платформу, оснащенную множеством блоков и тросов. Может, такелажа и было больше, чем требуется, но ведь эту штуковину строили будущие инженеры, им хотелось произвести впечатление. — Это должно быть запрещено законом! — продолжал разоряться Кроули.

— Отличная цитата для вашего надгробия, — ляпнул я и тут же прикусил язык, вспомнив про Гуннара.

Кроули одарил меня таким взглядом, что если перевести его в слова, то я не решусь их здесь повторить. После этого мы вознеслись на верхнюю платформу, где нас поджидал один из студентов-инженеров с ремнями, карабинами, шлемами и прочим снаряжением, судя по виду, предназначенным для прогулок в открытом космосе.

— До второй платформы далеко лететь? — спросил я инженера, но тот не успел ответить, потому что встрял Кроули:

— Бойфренд Лекси наверняка смог бы определить, — язвительно сказал он и пощелкал языком.

— Дедушка, прекрати.

На Старикана надели упряжь, и я толкнул его. Он полетел по зип-лайну, вопя и ругаясь на чем свет стоит.

— Как поживает Рауль? — спросил я у Лекси.

— Мы с ним решили, что нам лучше расстаться.

— Как жаль.

— Вовсе тебе не жаль.

— Нет жаль, — настаивал я. — Потому что теперь ты захочешь, чтобы я расстался с Кирстен ради сохранения статус кво.

— «Статус кво»! — отозвалась Лекси. — Надо же, какие слова ты знаешь!

— Я католик, — напомнил я. — Нам положено знать латынь. — Тут я аккуратно подпихнул Лекси, и она полетела вслед за дедом к другой платформе, где ее изготовились поймать нервничающие студенты.

— Четверть мили, — сообщил будущий инженер, наконец получивший возможность ответить на мой вопрос, — но ощущение такое, будто гораздо дальше!

Я скользнул вслед за остальными. Внизу подо мной разворачивался Проспект-парк, а я несся по зип-лайну, гикая и улюлюкая от восторга. Это было лучшее похищение из всех! Полет производил именно тот эффект, на который мы и рассчитывали: возбуждал чувства и наполнял душу радостью. Он напоминал, какая это прекрасная штука — жизнь. Целых двадцать сияющих секунд во всем мире не было ничего, кроме меня, ветра и пятидесяти футов между мной и землей. Студентик ошибся — расстояние было слишком коротким!

К моменту моего прибытия Кроули почти стал самим собой.

— Ну, что скажете? — обратился я к нему.

— Так себе. — Для Старикана это было все равно что дать пять звездочек.

— Было... захватывающе, — промолвила Лекси без особого восторга. Наверно, чтобы испытать истинное удовольствие от полета по зип-лайну, необходимо зрение.

Студенты принялись с натугой, словно матросы в старину, тянуть канаты, и, пока платформа опускалась, Кроули сказал мне:

— Как всегда, ты не видишь того, что лежит у тебя под носом.

— Вы о чем?

— О твоем не совсем умирающем друге. Ты упускаешь очевидное.

Я скрестил руки на груди.

— Так поведайте же нам. Излейте на нас свет вашей мудрости, о достопочтенный старейшина!

Кроули пропустил мой сарказм мимо ушей.

— Он вовсе не желает помереть. Ему нужно быть больным. Чем скорее ты выяснишь, почему ему нужно быть больным, тем быстрее сможешь раскусить эту загадку и вернуться к своей прежней жизни, пустой и убогой.

Я не ответил. Как ни противно в этом признаваться, но Старикашка был прав.

— А сейчас, — добавил он, — пойдемте обратно к первому дереву, повторим все сначала.

Вскоре после нашего приключения Кроули вошел в контакт с управлением паркового хозяйства и предложил построить в Проспект-парке новый аттракцион — зип-лайн. Городское начальство разрешило. И надо же, — какой сюрприз! — зип-лайн уже тут как тут. Очень скоро Старикан начнет доить из нашей выдумки неплохие денежки.

— Разница между мной и тобой в том, — как-то сказал он мне, — что, когда я смотрю на мир, я вижу возможности. А когда ты оглядываешься по сторонам, то всего лишь ищешь, где бы отлить.

Придя под вечер домой, я решил поиграть в Шерлока Холмса и выяснить, зачем Гуннару понадобилось строить из себя больного. В этом мне должно было помочь глубокое исследование пульмонарной моноксической системии.

Почти все страдающие этой болезнью умирают в течение года после постановки диагноза, однако за последнее время наука сильно продвинулась вперед. Установлено, что пациенты, на которых проверялись новые методы, живут дольше и более полнокровной жизнью. Эти замечательные результаты были получены в ведущем исследовательском центре — клинике Колумбийского университета, расположенной на Манхэттене.

Я подумал о веб-сайте доктора Г.. Дело в том, что сколько ни пиши одни и те же симптомы, он каждый раз выдает тебе иной диагноз. Интересно, сколько диагнозов пролистал Гуннар, прежде чем решил: вот оно, самое то?

И надо же, как удобно, что именно здесь, в Нью-Йорке, есть место, где могут справиться с его болезнью!

Но не успел я как следует углубиться в эту мысль, как мне позвонил папа. Я был нужен ему в ресторане. Похищение Кроули вымотало меня вконец, и работать сегодня мне совсем не хотелось.

— Закон запрещает использование детского труда, — заявил я отцу.

— А чего ж ты тогда вечно твердишь, что ты не ребенок?

— Мне уроки делать надо. Или твой ресторан важнее моего образования?

— Наш ресторан. И потом — разве сегодня не начались рождественские каникулы?

Крыть было нечем.

Я явился в ресторан в семь и принялся за работу, но ситуация с Гуннаром не шла из головы. Ну да, сейчас, конечно, каникулы, а что потом? Сразу после их окончания меня ожидал грандиозный митинг в честь моего «больного» друга. Внутренне я кипел, но все же умудрялся сохранять профессионализм. И все было бы хорошо, если бы не кретин за столом номер девять.

Он приперся в ресторан около половины восьмого в сопровождении хмурой жены и двух драчливых отпрысков. Не успев усесться, этот идиот принялся выказывать свое недовольство буквально всем: и на вилке у него пятна, и вино недостаточно холодное, закуска прибыла слишком поздно, а основное блюдо — слишком рано. Он требует позвать управляющего. Я стою тут же, наполняю стаканы водой. Кретин уже успел облаять меня за то, что не доливаю воду в тот же момент, как он делает глоток. Ради этого козла я не утруждаю себя своими виртуозными «водолейными» фокусами.

Приходит папа.

— И это вы называете рестораном? — набрасывается на него кретин, в то время как его чада пинают друг друга под столом. — Обслуживание ниже плинтуса, еда холодная! И что это за гадостью тут у вас воняет?