Экипаж боцмана Рябова<br />(Рассказы и повести)

Пять лет был в действии строгий приказ губернатора. Пять раз поднималось над заполярным островом солнце. И пять лет в полном одиночестве, как Робинзон, прожил охотник Иван Хатанзей. Изредка он виделся лишь с отцом.

В летнее время к острову дважды подходил пароход, и появляться на глазах у русских было опасно. Опасно было встречаться и с богачом многооленщиком Теняко, которому было приказано о появлении Хатанзея сообщить при первой возможности. Хотя многие считали, что охотник давно погиб, Теняко не терял надежды на вознаграждение за донос.

На шестой год, как всегда, когда солнце полные сутки без захода кружило над островом, а Медвежья губа очистилась ото льда, пришёл пароход. Приехал на пароходе Степан Егорович Поморцев. Он давно не бывал у своих друзей-островитян.

Приехал на остров ещё один русский, не молодой, но и не старый, гладко бритый, тепло одетый. Он купил у одного из ненцев совик, пимы и нож в деревянных ножнах и неожиданно исчез. О нём на стойбище скоро забыли.

А Степан Егорович, узнав о печальной судьбе Ивана Хатанзея, сказал ненцам:

— Его надо разыскать! Теперь губернатора нет, и приказ его больше не имеет никакой силы. И чиновников больше нет, и богачей нет.

— А куда же они пропали? — спрашивали удивлённые островитяне. Они привыкли верить Степану Егоровичу.

— Прогнали, — коротко ответил Поморцев. — В России революция!

Так во второй раз прозвучало на острове Новом пока всё ещё непонятное для ненцев слово. В большом чуме старого Хатанзея Поморцев рассказывал им о событиях, которые происходили на Большой земле. Он говорил о Ленине, о большевиках, о Советской власти.

— Теперь и к вам новая жизнь придёт! — сказал Поморцев.

— Это что же, наш Ваули-Ненянг вернётся? — спросил старый Хатанзей, от которого ещё в давние годы Поморцев слышал легенды об отважном вожде ненцев, поднявшем восстание против царских воевод.

— Нет, — ответил Степан Егорович. — Ваули уже не вернётся. Он жил давно, больше ста лет назад. Но то, что хотел сделать для вас Ваули, теперь сделают большевики, сделает Ленин. Не вернётся Ваули, зато вернётся в стойбище твой Иван. Теперь ему некого бояться.

— Если ты говоришь правду, Степан, — сказал Хатанзей, — то это дух Ваули вьётся над тундрой.

— Пусть будет по-твоему, — согласился Поморцев. — А сейчас нужно ехать за Иваном.

Старый Хатанзей молчал. Хотя он втихомолку и сказал Степану Егоровичу о стоянке молодого охотника, но всё ещё побаивался за сына. Однако ненцы убедили его поехать за молодым Хатанзеем, потому что они верили Степану Егоровичу. И олений аргиш из трёх упряжек двинулся на северо-восток. С ненцами поехал и Поморцев.

На четвёртый день они разыскали чум Ивана Хатанзея. И велико было удивление Поморцева и ненцев, когда в чуме у Ивана они встретили того русского, который несколько дней назад приехал на остров, купил совик, пимы и нож и неожиданно исчез.

— Решил поохотиться, страсть такая, — объяснил неизвестный Поморцеву и назвал себя: — Отчаров.

— Но ведь сегодня Иван уедет, — сказал Степан Егорович. — Как же вы останетесь? Наверное, непривычно?

— Ничего, немного поживу. Мне, охотнику, привычно. Попрошу Ивана чум и собак оставить.

Иван Хатанзей несказанно обрадовался приезду сказочника и отца. Он быстро собрался. Отчарову он оставил свой чум, всю провизию и двух собак и обещал к нему наведываться.

Вернулся Иван Хатанзей в родное стойбище, в родную семью. Отпраздновали радостную встречу. И снова стал Иван охотиться на морского и тундрового зверя и кормить семью.

Со следующим пароходом уехал на Большую землю Поморцев.

Проходили годы. На Новом давно хозяйствовал и правил всеми делами островной Совет, а председателем Совета оленеводы и зверобои избрали Ивана Хатанзея.

У кулака Теняко большую часть оленей отобрали и распределили среди тех, кто у него раньше батрачил. Бедняки получили своё, за многие годы ими заработанное и ранее не оплаченное. Сам Теняко уехал из стойбища, пригрозив председателю.

Но Хатанзей не боялся угроз.

Дважды приезжал на остров Степан Егорович Поморцев и многому ещё научил молодого председателя.

— Ты теперь президент острова! — говорил Поморцев. — Во всём советуйся с народом, учись, побольше читай и никого не бойся!

— Председатель! Президент! — улыбались ненцы, повторяя новые для них слова. А значение слова «революция» они уже давно знали. Они сами совершали на своём острове революцию.

Два раза побывал Иван Хатанзей на Большой земле. В большом городе он встречался с большевиками и сам вступил в партию.

Многое узнал Иван, но не знал он, кто такой Отчаров, который всё ещё жил на острове и которого в первые дни его приезда молодой охотник приютил в своём чуме. Не знал председатель и о том, как часто стали встречаться бежавший из стойбища кулак Теняко с Отчаровым. Не знал президент острова, как не знали и другие ненцы, что Отчаров совсем не Отчаров, а…

В феврале двадцатого года из Архангельска на ледоколе «Минин» бежал за границу белогвардейский генерал Миллер. Он бежал со всем своим штабом, спасаясь от возмездия народа. За ним увязались и многие архангельские заводчики, лесопромышленники и судовладельцы. Ещё раньше, почувствовав недоброе, убрались интервенты — англичане, американцы и французы.

Поручик белогвардейской контрразведки Лебяжий на ледокол опоздал.

Он метался по берегу Северной Двины, не зная, на что решиться. А ледокол уходил всё дальше и дальше, и с соломбальского берега его обстреливали из винтовок.

Услышав выстрелы, Лебяжий вспомнил о своей английской офицерской шубе. Каждую минуту его могли арестовать. И он до поры до времени спрятался.

Скрывался Лебяжий в одной из пригородных деревень. Прятался, как вор, боясь даже днём показаться на улице. Раньше он носил щеголеватые усики и прямой английский пробор. Теперь он побрился, а волосы стал отращивать по-мужицки. Английский многокарманный френч и краги сменил на домотканую холщовую рубаху и поморские бахилы. Неведомыми путями ему выправили и доставили в деревню удостоверение личности на имя Отчарова.

Пять месяцев прятался Лебяжий-Отчаров в деревне, а в июле с первым пароходом бежал на остров Новый. Из Заполярья он надеялся пробраться за границу, но осуществить этот план ему так и не удалось. Лебяжий всё больше озлоблялся на друзей, покинувших его в Архангельске, на Советскую власть, которая не сулила ему ничего доброго, на ненцев, которых он презирал и называл дикарями.

Спустя несколько лет он наконец нашёл единомышленника, хотя в душе его презирал. Это был Теняко.

Однажды на стоянку к Отчарову и Теняко приехал с двумя ненцами председатель Иван Хатанзей.

— У нас скоро выборы, — сказал Хатанзей Отчарову. — А ты и на прошлых выборах не был. Приезжай обязательно в Медвежье, в Совет, записаться в списки!

Записываться не входило в планы Лебяжьего. Каждое упоминание в официальных документах его имени, даже ложного, угрожало его безопасности. В этом году или в крайнем случае на будущий год Лебяжий решил во что бы то ни стало выбраться на Большую землю. Только не в Архангельск, где его всё ещё могли помнить. Лучше в Мурманск, а оттуда через границу в Финляндию или морем на каком-нибудь иностранном лесовозе.

«Пока зима и нет пароходов, нужно избавиться от Хатанзея, чтобы он и не помышлял о списках, — решил Лебяжий. — Для такого дела Теняко подходящий человек…»

В предвыборные дни Хатанзей часто выезжал в другие становища. На этот раз он поехал на восточную сторону, к метеорологической станции, где поблизости расположились стойбищем несколько ненецких семей.

Хатанзей провёл собрание ненцев вместе с русскими метеорологами, собрал наказы островному Совету и возвращался на упряжке домой, в Медвежье.

Едва он отъехал километров пять-шесть, как услышал позади чуть уловимый шум нартовых полозьев, потом крики.

«Должно, из стойбища или со станции догоняют, — подумал председатель и попридержал оленей. — Видно, забыли что-то сказать».