Хорьки-детективы: Дело о Благородном Поступке

Клиенты молча обдумывают ответ, затем, посоветовавшись друг с другом взглядами, кивают, и чей-то голос с общего согласия произносит:

— Каждая ночь перед появлением изображения была ясной.

Трилистник кивнула в знак благодарности за помощь.

— Был ли последний сезон особенно урожайным? Или этот год был трудным для фермеров?

В толпе заискрились смешки. Никоим образом нельзя назвать прошедший год трудным для сельского хозяйства. Они, конечно, от рассвета до сумерек трудились на своих ухоженных полях, но этот год был особенно урожайным.

— Кто-нибудь узнает это? — Сыщица показала фетровый диск, похожий на берет, размером с пол-лапы.

Удивленный возглас из четвертого ряда:

— О, я нашел такой же! На моем поле, расположенном на вершине холма, около апрельского рисунка!

— Ясно, — подтвердила сыщица. — Благодарю вас, джентльфериты, это была замечательная загадка. Польщена тем, что вы пригласили именно меня, чтобы разгадать ее. Ваши таинственные узоры, ваши рисунки из кукурузных стеблей — работа прибывших сюда парижских художников-мышей.

В толпе молчание. Лапы поглаживают усы, точно так же как это делает сыщица.

Если есть в расследовании самый счастливый момент, то он наступил сейчас, когда решение объявлено клиентам и можно наблюдать, как в лучах очевидности тает их недоверие.

— В стеблях кукурузы имеются соединения железа. Когда стебли попадают в магнитное поле, — объяснила Хорьчиха Трилистник, — они прочно связываются с тем покрытием, которым пользуются художники, — льняным маслом. А те привыкли работать на левом берегу реки их любимого города — Парижа. Ясное небо и свет полной луны необходимы, чтобы внедрить в творческие головы сумасбродную идею, иначе они до нее не додумаются. Конечно, следовало ожидать, что кто-то из множества путешественников обязательно потеряет шляпу.

— Но, мисс Трилистник, чем привлекли их наши поля и кукурузные стебли? Если образы приходят к ним при полнолунии, то у них дома что ли полнолуния не бывает?»

Сыщица кивнула:

— Это хороший вопрос. Однако не образы приходят к художникам, а наоборот: художники — к образам. Ваша кукуруза — это их холст. Ваша богатая, плодородная земля видоизменялась в течение многих столетий. Окислы железа разлагались в интенсивных магнитных полях.

Мыши не создавали рисунков, но угадали их чутьем. При помощи своего масла они освободили кукурузные стебли, и те образовали рисунок, повинуясь электрическим разрядам далекого прошлого.

Снова вопрос из аудитории:

— Как мыши могли узнать о существовании рисунков, мисс Трилистник, если мы никогда не догадывались, что они у нас есть?

— Но это мыши-художники, — ответила сыщица. — Они чувствуют малейшие токи, чего мы, остальные, чувствовать не можем. Посмотрите на бабочек, которые перелетают с места на место; их побуждения неведомы им самим. Но эти чуткие создания приземляются на ваших полях, потому что здесь — произведения искусства.

— Но постойте, ведь там могут быть и другие рисунки, еще не найденные!

— Да, весьма возможно.

— Мисс Трилистник, а что они означают? Юная сыщица нахмурилась:

— Вы попросили меня разгадать тайну появления рисунков на ваших полях, — возразила она. — Сказать, что заставляет стебли ложиться определенным образом, кто побывал на полях и почему. Значение рисунков — это совсем другая тайна, и я ее еще не раскрыла. Но клянусь кончиком хвоста, кое-какие соображения у меня есть. Подозреваю, что рисунки — это послания древних с целью напомнить нам о чем-то крайне важном.

— Напомнить нам?

— Что говорят хорьки-философы? Мы знаем лишь то, что уже известно. Ничто не узнается вновь, все только вспоминается.

Из середины толпы спросили:

— Есть ли доказательства правильности вашей гипотезы о том, что мыши-художники — из Парижа? Допустим, вы правы насчет левого берега, но почему именно Сены? Ваши аргументы несколько притянуты за уши...

Картина, которая пронеслась в сознании, пока Трилистник, закрыв глаза, держала в лапах беретик, была свежа в памяти. Будто она очутилась в другом месте — в доме, который был студией мышей-художников, а его хозяин во французском кепи — их лидером.

«Мы ничего не придумываем, — объяснял он художникам, пока они складывали свои кисти и банки с льняным маслом в потрепанные ранцы. — Мы открываем! Освобождаем спрятанные от глаз произведения искусства!»

В своем воображении Трилистник прибыла вместе с художниками на поля, раскинувшиеся за спящей хоречьей деревней, и видела, как искусно мыши орудуют кистями и как падают в изнеможении кукурузные стебли под лунным светом, чтобы зарядиться энергией, освобожденной после многих веков покоя.

Но хорьки-фермеры ждали доказательств.

— Вы правы, — произнесла сыщица. — Как можем мы быть уверены, что мыши прибыли из Парижа? Если обследовать берега речушек слева от рисунков, появившихся на полях, можно найти подземные входы, ведущие в помещения для художников. Там осталось множество отпечатков лап и кое-что еще, например, это...

Она взяла в лапы клочок цветной бумаги и прочла по-французски:

— Chemin de fer de Paris à Londres, tout ensemble.

Сыщица разъяснила:

— Это, джентльфериты, групповой экскурсионный железнодорожный билет на вечерний поезд Париж—Лондон. Дата соответствует дню появления последнего рисунка.

— А это не совпадение? — спросил кто-то. — Можно ли быть уверенным?

— Какое отношение имеют рисунки к нашему урожаю? — спросил другой. — Как вы догадались, что этот год был для нас благоприятен?

— Позвольте ответить на оба вопроса сразу, — сказала мисс Трилистник. — Совпадение? Но разве причина вашего благополучия — не тайна для вас?

Она легонько постучала по крышке плетеного ящика, стоявшего посередине сцены, потом сняла ее и положила рядом.

Щурясь от света, с крошечного шезлонга, стоящего рядом со столиком, на котором лежали куски свежеиспеченного хлеба и сыра камамбер, поднялся представитель вида европейская мышь-полевка. У него были коричневые усы, одет он был в щегольской шейный платок из воздушного шелка и черный фетровый беретик, о котором уже шла речь. Трилистник протянула малютке микрофон.

— Bonjour mes amis  [1]— пропищал крохотный художник. — Это хороший вопрос — насчет вашего урожая.

Аудитория замерла. Трилистник могла просто объяснить разгадку. Никто от нее и не требовал представлять главное действующее лицо.

— Мы... как это сказать по вашему... lа lипе... мы становимся... лунатиками, одержимыми в некоторые ночи, когда луна полная. Не бойтесь — совсем не злыми.

Ни звука из словно громом пораженной аудитории, только глазищи перебегали с мисс Трилистник на мышь и обратно.

Представитель грызунов посмотрел на сыщицу, потом — на хорьков-фермеров:

— Мы никогда бы не приехали и не стали здесь работать, — произнес он, — если бы рисунки из кукурузы не просто удивили вас, но принесли бы вам хоть малейший вред.

Снова стало тихо. Не услышав больше вопросов, зверек протянул лапу к сыру и отщипнул кусочек.

— Ура мышам! — крикнул один из фермеров. — Давайте пригласим их теперь в гости, купим билеты в вагон первого класса и устроим выставку их полотен на площади!

При этих словах мышь положила еду на столик, сдернула беретик и отвесила присутствующим изысканный поклон, почти коснувшись носом дна коробки.

Собрание закончилось громкими аплодисментами и возгласами одобрения в адрес художников и, конечно, сыщицы, мисс Трилистник, которая полностью выполнила контракт и раскрыла тайну.

Но по пути домой, когда хоречий поезд вынырнул из темноты туннеля на дневной свет, Трилистник вновь охватило неутоленное любопытство:

«Что означали рисунки?»