С тобой товарищи

Саша решил не обижаться: не хотелось кончать разговор.

— Юля, что ты сейчас собираешься делать?

— Ничего особенного. Слушай, хочешь, приведу к тебе Джека? Думаешь, боюсь, что отвыкнет?

Такого великодушия даже от Юльки Саша не ожидал.

— А я сию минуту разыщу «Современные дебюты», — предложил он.

— Ладно. Ну, жди нас с Джеком.

Саша открыл книжный шкаф. Как плохо, что он до сих пор не нашел «Современные дебюты», хотя Юлька давно просила!

В женской школе шахматный турнир.

Семиклассники болеют за Юлию Гладкову: девяносто против десяти за то, что она выйдет в чемпионки.

В дверь постучали, едва Саша успел найти книгу.

Шапка-ушанка каким-то чудом держалась у Юльки на самой макушке, шуба распахнулась: не стоило застегиваться, чтобы перебежать через двор.

— Зимовато! — сказала Юлька, потирая щеку и сбивая снег с валенок. — Джек! К ноге!

Джек, шестимесячный песик, коричневый, с крошечным светлым пятком между базами, натянув поводок, бросился под ноги Саше, засуетился, залаял, сел, постучал хвостом об пол и снова вскочил.

— Джек, к ноге! — повторила холодно Юлька.

Видимо, она уже раскаивалась, что привела собаку, и сейчас выдерживала внутреннюю борьбу. Джек сел и склонил голову набок, умильно заглядывая в лицо девочки.

— Ты приманиваешь его всегда, — заявила Юлька, — оттого он к тебе и привык.

— Чем же я его приманиваю? — виновато оправдывался Саша.

— Носишь сахар в кармане. Ты любишь Джека. Он чувствует.

— Ну и что же? Разве нельзя?

— Сторожевой пес должен знать только хозяина, — строго разъяснила Юлька. — Прочитай «Служебное собаководство».

Саша подумал, едва ли Юлька решится оставить ему Джека на ночь.

Она молчала. Джек тихонько постукивал об пол хвостом.

— Агафья Матвеевна пришла?

— Нет еще.

— Ну, так и быть. Пусть остается.

Она расстегнула поводок. Джек радостно тявкнул и побежал обнюхивать вещи.

Приняв окончательное решение, Юлька перестала мучиться.

— Хочешь, сыграем? — предложил Саша, стараясь всячески ей угодить.

— Давай.

В своей школе Юлька почти не знала соперниц, однако всякий раз, начиная играть, особенно с мальчиками, она волновалась. Она играла, не сняв шубки, стоя, молча. Крутой завиток темных волос упал ей на щеку. Юлька нетерпеливо запрятала волосы за ухо.

Саша получил мат на двенадцатом ходу.

— Неинтересно играть, — разочарованно, но вместе с тем облегченно сказала Юлька. — Ты не играешь — ты просто передвигаешь фигуры.

— А ты повторяешь чужие партии. Настоящие мастера создают свои варианты. Ты создала?

Юлька молча убирала шахматы.

— Что? — подзадоривал Саша. — Только гениальный человек может стать гроссмейстером.

— Гениальному легче. Мне будет труднее. Вот и вся разница.

— Значит, будешь?

— Обязательно.

Редко случалось ее переспорить.

— А почему все-таки ты хочешь? — допытывался Саша.

— Так просто. Джек, не хулигань! Но главным образом потому, что советская шахматистка должна взять мировое первенство.

— Ты хочешь добиться в женском турнире?

— И в мужском.

Она говорила спокойно о своих будущих победах, как о деле решенном. Вполне возможно, что так и будет. В глубине души Саша ее уважал.

— Расскажи-ка, страшно вам было с Костей сегодня? — спросила Юлька, разглядывая потрепанную обложку «Современных дебютов».

Вопрос Юльки вернул Саше то особенное, тревожное и в то же время радостное настроение, в каком он прожил все сегодняшнее утро. И хотя страшно ему было только до начала собрания, а потом, напротив, легко и свободно, он все же сказал:

— Знаешь, как трудно было! У нас строго принимают. Не каждый пройдет. По всем вопросам проверка! По дисциплине, учебе, а особенно по политике. У нас секретарь очень требовательный. А принципиальный какой!

— Коля Богатов?

— Да. Он на вид только обыкновенный. Верно, не обратишь никакого внимания? Высоченный разве уж очень, а больше ничем не выделяется, верно? Но деловой. А главное — справедливый.

— Вот это хорошо, — сказала задумчиво Юлька.

— У нас вообще мало несправедливых ребят, — продолжал Саша. — Им у нас плохое житье.

— «У нас, у нас»! — вдруг рассердилась Юлька. — А в нашей школе им рай?

— Ты своих тоже хвали, если есть за что, — обиделся Саша. — Никто не запрещает.

Юлька слегка качнула головой, отчего кудрявая прядка снова выскочила из-за уха.

— Я думаю не о том. Я думаю, если человек вступил в комсомол, он должен измениться, стать каким-то другим: серьезным, умным. Да?

— В один день не изменишься, — возразил Саша, чувствуя себя все же немного смущенным.

— Конечно, — согласилась Юлька. — Саша, зачем твоя мама улетела?

— На операцию.

— Ну, хорошо. Пусть Джек ночует у тебя, пока она не вернется. Он замечательный сторож, увидишь!

Юлька присела на корточки.

Джек радостно взвизгнул, ткнулся мордой в ее колени. Она потрепала его между ушами.

— Не корми Джека, — распорядилась она. — Он должен есть дома, чтобы не отвыкнуть от хозяина.

Юлька ушла. Джек заскулил, царапая лапами в дверь. Саша усадил его с собой рядом в кресло. Упрямец спрыгнул и ушел снова к двери.

Саша бился с ним целый час.

Наконец Джек задремал. Саша долго сидел за уроками.

Тишина в комнате. Саша вспомнил о маме. Отчего-то грустно немного.

Засыпая, он представил, как в большом холодном небе растаяла черная точка, и стало совсем уже грустно. Саша свесился и нащупал Джека рукой. Щенок спал, свернувшись клубком. Саша погладил его мерно вздымающийся теплый живот и тоже заснул.

Глава III. Вожатый в раздумье

В то время как Юлька разыгрывала шахматную партию с Сашей Емельяновым, ее брат, Костя Гладков, сидя в пионерской комнате, обдумывал план работы двадцать первого отряда.

Несколько дней тому назад его назначили вожатым 3-го класса «Б».

— А что-то с нашим Костей случилось, — сказала Юлька, понаблюдав в этот день во время обеда за братом: он машинально жевал, не замечая, видимо, что лежит перед ним на тарелке.

Костя промолчал.

После обеда он невероятно долго без всякого дела стоял у окна. Уроки не шли на ум Юльке, она ломала голову: из-за чего он повесил нос?

— С ребятами ты поссорился или еще что-нибудь произошло?

Костя рассказал, что произошло.

— Ну, им повезло, твоим третьеклассникам, что у них будет такой вожатый! — не задумываясь, решила Юлька.

Костя недоверчиво взглянул на сестру: он не был о себе столь высокого мнения.

— Трудно: не знаю, с чего начинать.

Юля готова была притти брату на помощь в любое мгновение.

Она стала рядом с ним у окна и молча смотрела, как из заводской трубы густыми клубами валит дым. Над домами бледное зимнее небо.

— Не единственный же ты на всем свете вожатый! — сказала наконец Юлька, и это значило, что ничего интересного не возникло у нее в голове.

— Не единственный, но, должно быть, все другие умнее меня, — ответил Костя сердито.

— Вот уж не люблю, когда на себя напускают!

— Что напускают? — спросил Костя.

— Ра-зо-чарование! — протянула она.

— Если что-то у тебя не получается. Юлька, ты всегда нападаешь на других.

— Это у тебя не получается. Ведь не меня назначили вожатым.

Так они стояли у окна и тихонько ссорились, пока в комнату не вошла мать. Мать была пожилой женщиной, вырастившей семерых детей. Трое погибли на фронте, двое жили своими домами, с ней оставались последние, близнецы Костя и Юля.

— Ребята, — сказала мать, — вы болтаете, а уроки стоят!

— Уроки да уроки! — заворчала Юлька.

Тетради и книги полетели из сумки на стол, пришлось приводить их в порядок. Не очень-то Юльке хотелось приниматься за работу.

В этот вечер они ничего не придумали.