О вас, ребята

— Отря-ад! Стой! Ать-два! Смирно!

Вскинув руку над головой, он отрапортовал, обращаясь к Савке:

— Товарищ председатель совета отряда! За время твоего отсутствия разоблачение кулаков завершено! Преступники пойманы и понесли наказание! Могила Анны Ивановны каждый день навещается первым пионерским отрядом! Разреши передать командование? Команду сдал член совета отряда Павел Соколов!

— Команду принял! — смущенно ответил Савка и, подпрыгнув от избытка чувств, бросился к ребятам.

Строй смешался. Савку окружили со всех сторон, и он пропал в толпе мальчишек и девчонок.

Митькин ликбез

В конце пионерского сбора Митька Круглов — председатель совета отряда — постучал стеклянной пробкой по графину с водой, выждал, когда утихнет гомон, и сказал, для важности растягивая слова:

— Последний вопрос… Кто хочет записаться в ячейку друзей ОДН?

Пионеры хорошо знали десятки обществ и организаций, носивших разные названия, составленные из начальных букв нескольких слов, но об ОДН никто еще не слышал.

— Это что? — крикнул чей-то голос. — Организация для несовершеннолетних?

— Нет! — ответил Митька и, сделав паузу, расшифровал новое название: — Это общество «Долой неграмотность». В городе открываются ликпункты, то есть пункты по ликвидации неграмотных.

— Там что, их будут, тово, ликвидировать как класс?

Вслед за шутливым вопросом по комнате пронесся хрип, будто кого-то душили в задних рядах.

Ребята рассмеялись. Но Митька не любил такие шутки.

— Эй, хрипун! — крикнул он. — Ты тоже был неграмотный, а жив остался! Ликвидировать, то есть научить читать и писать. Сейчас это самое главное!.. Даю подумать до завтра, а завтра чтоб было ясно, кто друг ОДН, а кто против!

— А бабушку учить можно? — спросил тоненький голосок.

— Хоть прабабушку! — отозвался Митька. — Условия такие: либо приходить на ликпункт и там помогать учителям проводить занятия, либо найти неграмотного и учить его на дому. К десятой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции каждый пионер должен ликвидировать хотя бы одного неграмотного!

После этой убедительной речи все оказались в числе друзей ОДН. Одни предоставили себя в распоряжение ликпунктов, другие сообщили фамилии неграмотных, с которыми будут проводить индивидуальные занятия.

— Учтите! — предупредил Митька. — Проверка — в октябре. И если ваши ученики не смогут прочитать передовицу «Правды»… — Чувствуя, что малость перехватил, он закруглился: — В общем, головой отвечаете!

Сам Митька вначале решил пойти в ликпункт, но все сложилось совсем по-другому.

Вечером, когда он изучал по школьному учебнику походы Александра Македонского, пришла соседка Акулина Степановна Голосова, а попросту — Акуля-судомойка. Митька краем уха услышал ее разговор с матерью.

— Марьюшка, — робким, извиняющимся голосом спросила Акулина Степановна, — Митрий-то твой дома?

— Дома, дома! — добродушно ответила мать.

— Покличь-ка его, милушка! Письмо вот пришло… Прочитать бы надо… А может, ты сама?

Наступила пауза. Вероятно, мать взяла письмо и рассматривала его. А Митька в это время раздумывал, нельзя ли использовать подвернувшийся случай.

— Больно почерк мудреный, — донеслось до него из кухни. — По-печатному я бы тебе прочла, а тут сплошные кривулины — без Митьки не обойтись!

В словах матери звучала скрытая гордость за сына. Митька почувствовал прилив сил и, не дожидаясь, когда его позовут, вышел на кухню.

— А как же ты раньше письма читала, тетя Акуля? — спросил он.

— А писем-то, сынок, и не было ни одного. Писать некому… Первое вот пришло. А от кого — ума не приложу.

И Акулина Степановна вдруг прослезилась. Так плачут, когда вспоминают давно пережитое горе, с которым уже успел смириться.

— Жили бы сынки — писали бы… А так… Мир велик, народу много, а до нас никому дела нет…

Митька знал, что сыновья Акулины Степановны пропали в гражданскую войну. У него мелькнула мысль: что, если письмо от одного из них! Митька порывисто протянул руку к распечатанному конверту.

Акулина Степановна догадалась, чем вызвано это нетерпеливое движение.

— Нет, сынок! Я хоть и не могу читать, а чую сердцем — не от них. Восемь лет минуло — косточки и те погнили…

Митька взял конверт, вытащил перегнутый пополам листок, прочитал про себя верхнюю строку: «Почтеннейший Карп Федотович и уважаемая Акулина Степановна…» Так сын не напишет. Письмо больше не интересовало Митьку.

— От знакомых, — определил он. — Можно не торопиться. Хочешь, тетя Акуля, я так сделаю, что ты сама письмо прочитаешь?

— Это как же? — удивилась женщина.

— А так! Сейчас всех неграмотных будут ликвидировать. Каждый пионер обязан кого-нибудь ликвиднуть! Вот я, например, возьму и научу тебя! С азбуки начнем: а, бэ, вэ… Слыхала?

Акулина Степановна улыбнулась и пошутила:

— Почему на меня на одну такая напасть? Ты уж и моего Карпа Федотыча не забудь — он грамотей великий: расписывается крестами.

— Могу и его! — обрадовался Митька. — Это даже лучше — сразу двоих ликвидирую!

— Ты не глумись над старшими! — строго сказала мать. — Читай письмо!

— А я ничего! — ответил Митька. — Я серьезно! Им же польза: лезут в письма всякие чужие, а там секрет какой-нибудь! А я месяц похожу к ним — и научу читать!

— Приходи, приходи, сынок! — примирительно произнесла Акулина Степановна тоном, которым успокаивают капризного ребенка. — А секрет… Какие у нас секреты! Давай-ка прочитай письмецо-то!

И Митька начал читать: «Почтеннейший Карп Федотович и уважаемая Акулина Степановна. Пишет вам Лука Самохин. Извещаю, что сижу в местах весьма отдаленных — замаливаю грехи. Половину отмолил. Еще пять лет осталось, а там выйду подчистую. Но не о себе пишу — пишу о сынах ваших. Хочу прояснить вам их судьбу. Как ни прискорбно, но вынужден сказать правду. Убегали они от деникинцев, а попали под копыта красных конников. Те и порубали их. А я тогда уцелел, зато сейчас маюсь. И все потому, что в смутное время жизнь свою спасал, как умел.

Помнится мне, что остался у вас сундучок со старыми, ненужными бумагами. Так выкиньте их в печку. Ни мне, ни вам они не пригодятся. А бывшему хозяину нашему — Сахарову — по земле русской больше не хаживать. Так что и ему они не потребуются. К сему Самохин».

Письмо растревожило материнское сердце. Всхлипывая и причитая, Акулина Степановна ушла.

— Кто это Самохин? — спросил Митька у матери.

— Приказчик был такой… Зверюга! Правая рука заводчика Сахарова.

— А откуда же он тетку Акулю знает?

— Она посуду на кухне у Сахарова мыла, а Карп Федотыч в кухонных мужиках ходил. Потому и знает их Самохин. Но они люди порядочные — не чета этому прохвосту…

Акулина Степановна и Карп Федотович Голосовы жили на первом этаже в отдельной комнате с темной прихожей. По старинке эту квартиренку называли дворницкой. Ее когда-то занимал дворник.

Карп Федотович работал извозчиком в конторе Гужтранс. Акулина Степановна и после революции не сменила свою немудреную профессию — мыла посуду в столовой.

Детство и молодые годы прошли у них на задворках богатого особняка заводчика Сахарова. Их родители — бывшие крепостные — тоже жили, как говорилось, «в услужении» у Сахарова, но не у того, которого вышвырнула из России революция, а у старика, умершего в 1905 году. Богатое наследство досталось молодому хозяину. Вместе с наследством получил он целый штат слуг. Были среди них Акулина Степановна и Карп Федотович с двумя сыновьями. Молодой заводчик не стал ломать порядки, заведенные отцом. Все слуги остались на прежних местах, а подростков Сахаров послал работать на завод.

Акулина Степановна и Карп Федотович по своему положению подчинялись и повару, и горничным, и дворецкому. Но были они людьми какого-то особого характера — прямые и честные, без того подлого угоднического душка, которым обычно пропитываются многие слуги. Одни ненавидели их за это и боялись, другие, наоборот, уважали. Сам Сахаров выделял их, называл потомственными слугами и по большим праздникам им первым вручал подарки.