Уроки без правил

Так сказала мать. А Женька ответила, что пусть другие прощаются. Она же запросто выдержит и то и другое. Словом, воскресенье в нашей семье все-таки кончилось вполне мирно. Это была, так сказать, трагедия со счастливым концом.

На следующее утро я столкнулся у входа на школьный двор с сияющим Будкой.

— Круглый, ты представляешь, кого я вчера видел? — с таким видом произнес он, будто ему, по меньшей мере, встретился инопланетянин.

— И кого же? — поинтересовался я.

— Василия! — выдохнул Будка. — У него пес такой классный.

— A-а, у него пес есть.

Мне про Василия слушать было совершенно неинтересно, однако Митька этого не замечал.

— Ну да, — с телячьим восторгом продолжил он. — Они с собаками на бульваре гуляли, а я подошел.

— Кто — они? — спросил я, хотя в общем-то мне было совершенно плевать, с кем там гулял Василий.

— Ну, как кто, — откликнулся Будка. — Естественно, Агата с Бесиком и Василий со своим Тинде. Он у него редчайшей породы. Южноафриканский бурбуль.

На бурбуля мне было плевать с такого же высокого этажа, как на Василия, но Агата… Неужели у них это и впрямь серьезно? Теперь мне стоило очень больших усилий казаться спокойным, а Будка в полном раже вещал:

— Понимаешь, Клим, этот Тинде такой здоровый и сильный, и грудь широкая, а Бесик, сам знаешь… Но дружба у них…

Бесика я, естественно, хорошо знал. С ним была связана целая история. Порода у Бесика — левретка. Наверное, сами таких видели. Это нервные, спортивно подтянутые собачки на тонких ножках. И спина у них выгнутая. Когда Агате подарили Бесика, она была еще маленькой. И он был маленький, к тому же без имени. В общем, когда его подарили, Агатина бабушка глянула, поморщилась и воскликнула:

— Ну, гадость! Какая же это собака? Это ведь чистый бес!

А Агата ей ответила:

— Ничего ты, бабушка, не понимаешь. Никакой он не бес, а бесик. Потому что он еще щенок.

Так он и остался Бесиком. Бабушка постепенно к нему привыкла и стала очень жалеть. По ее мнению, Бесик был слишком худым, а потому несчастным. Тщетно Агатины родители запрещали бабушке его закармливать. Она все равно это делала. В результате ее стараний Бесик превратился в шарик на тонких ножках, которые уже почти не выдерживали его веса. Пришлось принимать срочные меры. Бесика посадили на строжайшую диету. Пес часами сидел возле своей пустой миски и плакал. И Агатина бабушка тоже плакала. Она-то первая и сломалась. И заявила, что больше такого не выдержит.

Однако Бесику было жизненно необходимо еще похудеть. Поэтому Агатины предки определили его на постой к каким-то собачникам с более крепкими нервами, чем у Агатиной бабки. Правда, Бесик их тоже достал. Он выл и плакал сутками напролет. Эти героические люди выдержали неделю. Зато Бесик похудел. Правда, вернувшись домой, он снова немного прибавил в весе. Потому что у бабушки сердце все-таки было не камень. Но теперь Бесик хотя бы напоминал нормальную левретку, а не ливерную колбасу на ножках. Мы с Агатой иногда вместе выгуливали его. Но, похоже, теперь мне подыскали замену.

— Ты, Клим, чего, не слушаешь? — вывел меня из задумчивости обиженный окрик Будки.

— Да слушаю, слушаю, — отмахнулся я.

— Тогда почему не реагируешь? — удивился Будка.

— На что? — естественно, не понял я.

— Значит, все же не слушаешь, — продолжал Митька. — Ладно, повторяю для тупых. Василий вчера на бульваре сказал очень важную вещь.

Нет, Будка меня положительно достал со своим Василием. На фига мне знать, какие он там, на бульваре, говорил важные вещи. Но Митьку, когда он раздухарится, заткнуть невозможно.

— Понимаешь, мальчиков записалось очень мало. Поэтому у нас с тобой есть все шансы попасть не в какие-нибудь осветители, а в актеры.

— Ну, и отлично, — вяло откликнулся я. Мне было полностью плевать, попаду или нет в эту студию.

— Слушай, Клим, какой-то ты сегодня небодрый, — покачал головой Митька. — Я тебя прямо не узнаю.

— Пошли в школу. — Я опасался, что он снова начнет распространяться про Василия, от которого меня лично просто тошнило. — Звонок скоро.

— Нет, Круглый, ты все-таки врубись, — словно назло мне завел свое Будка. — У нас с тобой появились реальные шансы. Понимаешь, Василий сказал: мы идем как бы вне конкуренции.

Я немедленно про себя отметил, что в отличие от Будки у меня как раз имелся конкурент. И очень даже серьезный. Однако, понятное дело, растолковывать Митьке этого не стал. Лишь снова вяло кивнул.

Тут, на мое счастье, к нам подошел Сережка Винокуров. Его широкую грудь обтягивала алая гайка с белой надписью: «Я люблю баскетбол». Мне сразу стало ясно: в баскетбольную секцию Винокур уже записался.

— Серега, где майку такую чумовую оторвал? — немедленно полюбопытствовал Будка.

«Чем бы дитя ни тешилось, — пронеслось у меня в голове. — По крайней мере, о Василии своем забыл».

— В магазине одном, — охотно поделился информацией Серега. — Там прямо при тебе какую хочешь надпись сделают.

У Будки загорелись глаза:

— А про театр там что-нибудь заказать можно?

— Да хоть про космос, — хохотнул Винокур. — А тебя что, уже приняли в театральную студию?

— Пока еще не совсем, — внес ясность Будка. — Только записали. Но говорят, у меня фактура. — И он гордо поднял голову.

— А меня в баскетбол сразу приняли, — похвастался Винокур. — Сказали, я по всем данным подхожу. Потому что даже сейчас выше многих десятиклассников.

— Это у вас все просто, — свысока откликнулся Будка. — А у нас в театре большие сложности.

Кажется, Митька и впрямь уже вообразил себя звездой школьной сцены. Мне это надоело, и я с наигранной серьезностью произнес:

— Да, да, Серега, у нас там такие интриги.

— Че-его? — вылупился на меня Винокур.

— Шутка, — поторопился внести ясность я.

— Правда шутка? — заботливо осведомился Винокур.

— Ну, естественно, — улыбнулся я и вдруг сообразил, что Тимки так еще и нет. — Слушайте, Сидорова никто не видел? — осведомился я у своих собеседников.

— Ни фига, — покачал головой Серега.

Тут как раз к нам пулей подлетел Тимка.

— Фу, черт! Будильник! — задыхаясь после стремительного бега, начал объяснять он. — Вечно я ставлю его, он звонит, я выключаю, а после как-то совсем незаметно снова засыпаю. Ну и вот.

Он развел руками. Мы услышали первый звонок.

— Во всяком случае, Тимка, на этот раз ты успел, — сказал я, и мы всей компанией двинулись в школу.

Этот учебный день не ознаменовался ничем примечательным. Мы, что называется, постепенно входили в рабочий ритм после летних каникул. Зато когда я вернулся после уроков домой, меня уже в передней оглушил дружный рев близнецов.

Выяснилось, что Женька сегодня вернулась домой гораздо раньше меня, и бабушка, оставив на нее близнецов, упилила по каким-то своим делам. Женька же решила сочетать приятное с полезным. Моя мудрая сестрица принялась оттачивать на Мишке и Гришке свой актерский талант.

Для выступления на просмотре Женька разучила финальный диалог Отелло и Дездемоны. Сестрица моя, натянув на голову черный чулок, изображала Отелло. А в Дездемону превратила свою старую большую куклу, за которую тоненьким голосом произносила ее слова.

Все шло просто отлично до того самого момента, когда Женька, а вернее Отелло, осведомилась у куклы Дездемоны, молилась ли она на ночь. Близнецы наши хотя и не знали трагедию Шекспира, однако, по-видимому, что-то просекли и принялись тихо всхлипывать. Когда же обтянутые черными мамиными перчатками кисти Женьки-Отелло яростно сомкнулись на шее куклы Дездемоны, Мишка с Гришкой подняли ужасающий рев.

Когда же обтянутые черными мамиными перчатками кисти Женьки-Отелло яростно сомкнулись на шее куклы Дездемоны, Мишка с Гришкой подняли ужасающий рев.

Его-то я и услышал, едва переступив порог родного дома.