Пионерский характер

Ещё говорили, что из милиции специально зайдут к ним в класс поговорить о Лётчике.

— Ой, а что говорить-то? Я совершенно не знаю!

— Вызовут, сразу вспомнишь!

— Возьми да, например, расскажи, как он воробья в школу принёс!

— Ну и подумаешь… Принёс и унёс.

— А если б выпустил? Урок, считай, сорван. Понятно?

— Кончайте вы, ребята! Я, например, скажу, что у него по физике «четыре». Значит, он умный!

— Он-то, может, и умный, а ты, видать, не очень! Следствию такой материал на фиг не нужен!

— Следствию?!

— А вы что думали? Раз преступление совершил, значит, идёт следствие! Милиция работает будь здоров. У меня один раз дядька…

— Да иди ты со своим дядькой! Говорить-то что будем, ребята?

— Я, например, девочки, буду всю правду говорить: что ехидничает, что дразнится и что мне муху один раз в винегрет посадил! А такая дорожка до добра не доведёт…

Валя Некрасова слушала эти разговоры низко опустив голову. Она делала вид, что читает. Но читать не могла… Наконец не выдержала:

— Да вы что! Может, ему помочь надо. А вы каких-то мух вспоминаете!

Синие Валины глаза смотрели сердито и необычно строго. Класс приутих: ну и Некрасова!

— А как помогать-то?.. Чего ты взъерепенилась?

— Не знаю я, как помогать. Но если надо — помогать буду. И по крайней мере, разберусь, прежде чем мух и воробьёв припоминать! — И Валя вышла из класса, хлопнув дверью.

— Во даёт! — сказал кто-то.

— Влюбилась, что ли?..

— Девочка… Можно тебя на минуту?

В школьном коридоре пусто. Только у окна, как раз напротив двери в их класс, стоит мужчина — невысокий, в обычном сером костюме, плотный, глаза внимательные.

— Прости, не знаю, как тебя зовут.

— Некрасова… Валя. А что?

— Я тут невольно… ну почти невольно услышал ваш спор… Я, видишь ли, из милиции. Зовут меня Быков Николай Иванович.

Валя покраснела. Удивлённо посмотрела на Быкова. Он улыбнулся. Потом сказал серьёзно:

— Пойдём куда-нибудь. А то сейчас ваши ребята выйдут… Мне интересно, почему ты его защищаешь? Да ещё почти перед всем классом.

— А потому что…

Это произошло месяца полтора назад. Валя тогда болела. Её болезнь называлась ревмокардит. Это значит, у тебя болит сердце… На самом деле оно не болит. Просто тебя заставляют целыми неделями лежать, не вставая. Ты думаешь: «Да зачем всё это нужно?» А температуру померяешь — опять повышенная!

Так лежала Валя. Сперва к ней ребята ходили, слали приветы. Но в палату никого не пускали, а прыгать каждый раз у окна не очень-то интересно… Постепенно Валя осталась одна. Лежала, читала книжки. На ребят она даже не очень и обижалась. Ну и что? У всех свои дела…

И вот настал её день рождения. Валя проснулась рано и почти сразу решила: никому говорить не буду. Уж какие в больнице праздники! Только вечером она ждала папу с мамой да бабушку. А целый день предстояло ей провести обычно, буднично: градусник, завтрак, обход врача… Так грустно стало от этого!

Вдруг — только унесли после завтрака посуду — в палату пришла нянечка, тётя Вера.

— Что ж, милая, молчала? — громко спросила тётя Вера. — Ты ведь у нас сегодня новорождённая!

Все сразу заулыбались, заговорили — даже и те, кто не очень хорошо себя чувствовал. «Мы-то лежим — ничего не знаем!..»

— Хорошо, братишка её подсказал, — кивнула тётя Вера.

— Братишка?! — удивилась Валя.

— Ах, не брат! Ну тогда тем более пропущу!

Тотчас ей сунули расчёску, зеркальце. Валя стала торопливо причёсываться, встретилась глазами со своим отражением: «Что-то бледная я, неудобно… Кто же это всё-таки?..»

Но додумать не успела. Раздался стук. Сразу несколько голосов крикнуло: «Войдите!» Валя сунула зеркальце с расчёской под подушку. Вошёл… Лёшка-Лётчик, её сосед по парте. Вот так брат!

В одной руке Лёшка держал огромную ветку мимозы, в другой — пакет с апельсинами и ещё что-то. Мимоза и апельсины сразу запахли на всю палату — стало в этом скучно-белом больничном мире до того хорошо, до того празднично… Кто-то из ходячих пододвинул Лёшке стул. Лётчик сел и… растерялся.

— Как же ты узнал? — тихо спросила Валя.

— Просто… узнал, и всё. — Потом, видимо, вспомнив, что он всё-таки знаменитый Лёшка-Лётчик, добавил независимо: — Секрет фирмы!

Он посидел у Вали не больше двадцати минут. Обоим было неловко. Казалось, все на тебя смотрят… Но вот странно — хотя, может, это и совпадение! — Валя с того дня стала поправляться. Сперва ей лекарства перестали давать, один витамин С. А потом вообще выписали!

Когда Валя пришла наконец в класс, все, конечно, обрадовались — затормошили её, завалили новостями. Подружки не отходили ни на шаг.

Лёшка-Лётчик в тот день опоздал — это с ним время от времени случалось… Увидел Валю, покраснел. А физичка, наверно, решила, что он очень раскаивается, и отпустила, как говорится, с миром. Даже в дневник не записала.

— Привет! — улыбаясь, шепнула Валя.

Лёшка сел за парту и, глядя в учебник, прошипел:

— Протрепешься, что я у тебя был, пожалеешь!

— Ты что? — Валя невольно отодвинулась. — Не стыдно?

— Помираю, как стыдно!

Больше они не разговаривали, даже не переглядывались — как незнакомые. Хотя и продолжали сидеть за одной партой…

Всё это, конечно, не так подробно и не так складно Валя рассказала Быкову. Тот слушал её, кивал. Но под конец спросил совсем не то, что Валя ожидала:

— Апельсинов, ты прости меня, много там было?

— К-килограмма два… а зачем это?

— Погоди. Ещё что-нибудь было?

— Конфеты… коробка. — Валя была даже не удивлена, а скорее обижена: зачем он спрашивает?

Быков вынул блокнот, быстро написал что-то, показал Вале:

— Апельсинов два килограмма, конфеты, цветы — это всё рублей десять. Понимаешь ты?

Валя поняла… Но тотчас замотала головой:

— У него честные деньги были!

Быков кивнул ей, словно соглашаясь. Однако сказал он совсем другое:

— У него вещи изъяли, понимаешь?

— Какие вещи?!

— Магнитофон со стереоколонками, приёмник дорогой. Краденые это вещи, из машины.

Валя медленно покачала головой: вот и всё!

— Но есть тут одна загвоздочка! — вдруг, будто споря сам с собой, сказал Быков. — Многовато это для парня.

— Как многовато?

— Трудно тебе объяснить. Мальчишка, когда собирается что-нибудь стащить, он глазами бы, кажется, всё забрал. А залезет — схватил одну вещь и бежать. Другое дело — повзрослей кто, поопытней… Этот уж всё приберёт!

— Ну, тогда… — обрадовалась Валя.

— В том-то и дело, что не «тогда». Он собственноручное признание написал, Лёшка твой.

— Значит, всё, да?

— Опять торопишься!.. Думаешь, получили признание и с плеч долой? Нет, Валя. Так в милиции не делают. Мы должны задержать и изобличить преступника, понимаешь ты — преступника! Но кто он? Кто Лёшку втянул в это?

Незаметно они подошли к отделению милиции. Быков остановился:

— Ну вот, видишь ты, как вышло… Будто меня проводила…

Он хотел ещё что-то сказать, но тут из дверей вышел человек с большой картонной коробкой в руках. Лицо его было Вале удивительно знакомо.

— Здравствуйте! Уже полчаса вас жду, товарищ Быков! Большое вам спасибо!

— Это работа наша, — спокойно сказал Быков, но было видно, что он доволен. — У меня, раз уж такое дело, к вам тоже просьба небольшая…

Валя всё думала, кто же этот человек, так странно ей знакомый? Между тем Быков вынул из кармана уже известный Вале блокнотик:

— Сынишка у меня заядлый болельщик…

— Автограф? — улыбнулся человек с коробкой. — С большим удовольствием! Да я вашему сыну клюшку подарю!

И тут Валя наконец вспомнила: да это же Алексей Малышев, лучший нападающий, звезда!