Тоби Лолнесс. Глаза Элизы

Нильс зажег лампу. В кресле перед большой картой с зелеными лесами сидел гость. Сидел спиной к хозяину.

— Где был? — поинтересовался гость.

— Праздновал Новый год, — ответил Нильс.

— Сегодня Новый год?

— Да, сегодня.

— Вот оно что…

— Праздновал с друзьями, — добавил Нильс.

— Моя тетя не любила этот праздник. Я жил у тети, когда был маленьким, и Новый год мы никогда не праздновали. Но я знаю, что дровосеки верны традициям.

Гость повернулся к Нильсу. Это был Лео Блю.

— Проходил тут неподалеку и решил зайти.

Нильс смотрел на него, не шевелясь. Лео был с головы до ног одет в черную кожу — зимний костюм ему сшили из хитиновой шкуры шершня. За порогом выл ветер, швыряя в окно снегом. Казалось, это дети громко кричат и кидаются снежками.

— Я просил тебя не приходить сюда, — тихо сказал Нильс Амен. — Нас не должны увидеть вместе.

И они крепко пожали друг другу руки.

10

Гость

Элиза с наслаждением вдыхала запах блинчиков. Любовалась разноцветными ширмами и матрасами своего круглого дома на Нижних Ветвях. В доме она была одна. Дверь была открыта, и на землю за порогом ложилось яркое пятно света.

Вдруг в луче света заплясали, крутясь, золотые пылинки. С улицы влетел золотистый вихрь и закружился вдоль стен. Ветер дышал теплом. «Это Тоби», — подумала Элиза. Она хотела подойти к двери, но ветер ей мешал.

И тут кто-то взял ее за руку…

Элиза мгновенно проснулась. Не открывая глаз, подобралась, как паук, который ощутил опасность, — присела на корточки, мгновенно выпрямилась и, подпрыгнув вверх, обрушилась на нападавшего и заломила ему руки за спину.

— Только не зубы, барышня. Не сломайте мне зубы!

Элиза открыла глаза.

— Это я, Пюрейчик. Не сломайте мне зубы. Они у меня совсем новенькие.

— Пюрейчик?

— Я принес вам блинчиков.

Запах блинчиков! Вот откуда пришел ее сон.

— Извини, Пюре. Спасибо за блинчики.

— Не беспокойтесь, барышня, я маслю вас от души!

От избытка вежливости Пюре иной раз говорил всякие несуразности.

— Ох, а мне-то показалось!.. Который час?

— Полночь, если позволите быть точным.

— И морозно.

— Не соизволите ли вы оказать мне любезность и отпустить мои руки, если только вас не затруднит.

Элиза рассмеялась и отпустила беднягу Пюре.

Она не сообразила, что на протяжении их разговора Пюре лежал, уткнувшись носом в пол. Зато теперь он стоял и смотрел на нее. Элиза взяла блинчик и сложила его вчетверо. Блинчик был сухим и толстым, как дешевая бумага, но Элизе не хотелось расстраивать заботливого охранника.

Пюре с умилением наблюдал, с каким аппетитом Элиза уминает блинчик.

Снова встретившись с чудаковатым охранником после своего неожиданного пленения в Гнезде, Элиза отнеслась к нему с большой симпатией. Пюре сразу же узнал девочку, которая доставила ему столько хлопот в тюрьме Гнобль. Но он так любил хорошее воспитание! И поэтому никому не рассказал, что они уже знакомы.

А Элиза потребовала, чтобы еду ей приносил и вообще занимался ею Пюре и только Пюре. Выдумки чудака смешили ее до слез.

По неосторожности она сообщила бедняге, что к дамам не поворачиваются спиной, и с этих пор, выходя, он всегда пятился, то и дело спотыкаясь и едва не падая. Он пытался нащупать дверь, шаря рукой позади себя, а Элиза ему помогала: «Правее! А теперь левее!» И смеялась, когда он все-таки стукался головой о скорлупу.

Еще ей нравилось знакомить Пюре с новыми выражениями, например: «умывать руки», «витать в облаках», «шито белыми нитками». Смысл их оставался для Пюре туманным, но он старательно повторял все, что говорила Элиза. Время от времени она получала от него такие признания: «Вы же меня знаете, барышня. Я немного мечтатель, поэтому часто умываю руки, когда шью белыми нитками…»

При этом Пюре запрокидывал голову и хлопал ресницами. Невероятно трогательное зрелище!

Элиза съела еще один картонный блинчик.

— А вы? — предложила она следующий Пюре.

— Нет, спасибо, — отказался он.

— По-прежнему на диете? — поинтересовалась Элиза с улыбкой.

Пюре давно уже был недоволен своими пухлыми коленками.

И признался Элизе, что соблюдает особую диету.

— Нет, на этот раз дело в зубах.

— В зубах?

— У меня новые зубы.

— Из чего?

— Из хлебных крошек.

— Вот оно что! Недаром я заметила, что вы сегодня особенно красноречивы. Браво!

Скромный Пюре зарделся.

— Вы слишком снисходительны к моим криворечивостям, — поблагодарил он. — Еще я хотел вас предупредить: он вернулся.

Элиза расправилась с третьим блинчиком, словно ничего не слышала. Но Пюре повторил:

— Хозяин вернулся. С ним молодой незнакомец, который приезжал летом. Я не настаиваю на своей проницательности, но мне кажется, что-то готовится.

— Мне до этого дела нет, — заявила Элиза. — А до хозяина тем более.

— Такое напечатление, что вы его недолюбливаете.

— Ваша наблюдательность выше всяких похвал, дорогой Пюре.

Пюре скромно потупился.

— Посплю, пожалуй, — сказала Элиза.

Она снова растянулась на кровати. Пюре не двинулся с места. Элиза привстала.

— Что-то еще? — спросила она.

Пюре явно испытывал величайшую неловкость. Стоял и постукивал ногтем по своим новым зубам из хлебных крошек.

— Я… Я бы хотел получить тарелку…

Элиза бросила на него сердитый взгляд и вытащила тарелку, которую успела припрятать.

— У вас глаза даже на пятках, солдат Пюре?

— У меня не глаза, у меня маленькие стрелы, — откликнулся он, на радостях согнувшись в низком поклоне.

Пюре быстренько забрал тарелку, которую Элиза собиралась разбить на острые осколки: не будет теперь стрижки на зиму и нового побега. Огорченная, она вытянулась на матрасе.

Пюре слегка наклонился над ней.

— Не шевелитесь, — произнес он, — я заберу свой ключ, который вы засунули под матрас.

Элиза про себя рассмеялась. Цирк да и только! Это представление они разыгрывали каждый вечер. Но вопрос задала суровым тоном:

— Чего еще не хватает? Может, и шнурки вам отдать?

— Именно, именно. Буду весьма благодарен. Я их где-то вчера потерял.

Элиза вытащила два черных шнурка. Она вплела их в коротенькие косички, которые уже получались из отросших волос. Изысканная вежливость не мешала Пюре быть крайне добросовестным в исполнении служебных обязанностей.

— Было бы куда лучше, если бы вы ходили в домашних тапочках, — посоветовала Элиза, снова ложась. — У вас не было бы проблем со шнурками.

К домашним тапочкам Пюре приобщила Элиза, подарив ему пару, которую сделала своими руками. Пюре называл их «тюфельки» и обожал без меры. С недавних пор он стал надевать их реже, опасаясь воров.

— У меня есть завистники, — повторял он с удовлетворением.

Пюре спрятал шнурки в карман.

— Чудесно. Все на месте. Полный комплект. Спокойной ночи, барышня.

Пюре попятился к двери, ударился, споткнулся и вышел, хромая.

В двух шагах от Западного Яйца, по другую сторону воздушного моста, находилось Восточное Яйцо, и сейчас оно было освещено. Лео Блю принимал ванну. Белый пар вырывался из комнаты и стелился по полу. В воздухе витал сладкий запах масла из весенних почек. Арбайенн стоял неподалеку от ванны. Пар подползал к его ногам. Лицо Арбайенна было суровым.

— Вы знаете, как я доверяю вашей интуиции.

— Знаю, Арбайенн, — отозвался Лео, погрузившись в воду по подбородок.

— Я прошу вас соблюдать крайнюю осторожность. Этот юноша полгода тому назад пришел к вам и предложил помощь. Мне бы хотелось назвать вашу встречу счастливым случаем. Но я ему не доверяю. Столько лет он вами пренебрегал — и вдруг, пожалуйста!