Космонавт Сергеев

— Из пушки?

— Именно!

— Ракетным залпом могу, а из пушки…

— Из пушки!

— Не-ет, — спокойно протянул Ропаев. — Не мо-огу. И никто не может. Они прочнее любой брони.

— Ага, — Санька сверкнул глазами. — Струсил! Чего же тогда стоят все твои рассуждения?

— При чем тут пирамиды?

— Как при чем? Я хочу доказать: новая машина, которую нам доверили, — грозное оружие. Согласен?

— Очень грозное.

— И мы должны научиться владеть им настоящим образом.

— Ладно-о, — вздохнул невозмутимый Ропаев. — Давай считать. Начальная скорость снаряда известна… Вес снаряда известен… Приплюсуем сюда скорость полета самолета… Получается: запас прочности новых мишеней примерно в сто раз превышает разрушительную силу снаряда. Так и должно быть. Конструкторы ведь не дураки.

— Конструкторы считают эти мишени вечными. Ну и что?

— Как что? — изумился капитан. — А то, что из пушки их невозможно разрушить. Все равно что стрелять в медведя из пневматического ружья.

— Печально. — Саню покоробила математическая расчетливость товарища. — Печально, — повторил он. — Ты не пойдешь на медведя с пневматическим ружьем.

— Конечно не пойду.

— А я бы придал пневматическому ружью некую начальную скорость и целил бы в глаз.

— Скорость известна? — ничуть не обидевшись, деловито осведомился Ропаев.

— Ну, скажем, тысяча метров в секунду.

— Так, посчитаем… Действительно, при такой скорости маленькая пулька обладает гигантской энергией. Ею можно уложить медведя. Теоретически, — добавила живая ЭВМ, увидев, как расплывается в победной улыбке Санькино лицо. — Теоретически. На практике, для реализации этой идеи, придется строить сложную установку-ускоритель, автоматический прицел, рубить просеки для движения вашей адской машины. Это несерьезно-о.

— Значит, ты считаешь, что пирамиды из пушки разрушить невозможно?

— Убежден!

— А я думаю, мы не используем всех возможностей новой машины.

— Знаешь, — нахмурившись, сказал Ропаев. — Давай играть в шахматы.

— Не-ет, — Саньке стало весело. — Давай спорить! Держу пари: на очередных стрельбах разнесу эти пирамиды, которые нельзя разрушить, в щепки!

— Из пушки?

— Из пушки!

— Не выйдет.

— Спорим на мешок трюфелей!

Ропаев ухмыльнулся:

— Моей Аленке хватит на год.

— Аленке я куплю трюфели отдельно. А тебя — на глазах всего полка — заставлю тащить мешок к клубу. Буду угощать конфетами всех желающих и рассказывать о твоем позоре.

— Я ухожу.

— А как же партия в шахматы?

— Ну, если одну…

Нахохлившиеся, как воробьи, они сидели друг против друга и ожесточенно двигали шахматными фигурами. Их давний спор зашел в тупик и зашел как-то нехорошо — Ропаев знал, что старлей доблестных ВВС никогда не сможет выиграть пари. Не потому, что это выше человеческих возможностей, а потому, что противоречит элементарным законам физики. Он уже жалел отчаянного храбреца и, мучаясь, проклинал тот день, когда притащил на предполетную подготовку книжку американского пилота, участника разбойничьей войны во Вьетнаме Эдварда Т. Сизма. Санька с любопытством повертел тогда книжку, открыл наугад какую-то страницу, прочел: «Командование ВВС США было обеспокоено исходом боев, мастерством северовьетнамских летчиков. Их самолеты МиГ-21 легко обгоняли новейшие истребители США, быстрее набирали высоту, имели хороший разгон».

— А что? — сказал Санька. — Американец не врет. Видно, здорово ему вьетнамцы всыпали!

Из той же книжки они узнали, что несколько военных ведомств Пентагона общими усилиями разработали для американских асов необычный маневр — скрытное преодоление системы ПВО — противовоздушной обороны — противника. Маневр считался абсолютно надежным, гарантировал захватчикам полную безопасность. Его суть. Радиолокационный комплекс обнаруживает цель только в зоне круга своего действия. Если лететь на высоте 50–70 метров со скоростью 1000 километров в час вдоль линии этого круга — счетные машины радарных устройств не успеют сделать пересчет траектории полета, как бы «заглохнут», и самолет станет «призраком». Его можно обстреливать ракетами, но ни одна не достигнет цели — слишком велики ошибки наведения.

— Ха, — сказал Санька, отложив книгу. — Каменный век.

Он сказал это не беззаботно, не с профессиональным превосходством и гордостью, хотя такое превосходство и гордость у него были, а как-то задумчиво. И Ропаев сразу понял эту задумчивость. В ту зеленую весну с запада подули холодные ветры и международные отношения необычайно обострились. Обезумевшая администрация американского президента бряцала атомным и нейтронным оружием. Обезумевшая администрация пыталась сорвать и опорочить Олимпиаду-80 — самое мирное соревнование. Обезумевшая администрация установила эмбарго на продажу зерна нашей стране, отказывалась вести мирные переговоры, наращивала военную мощь. Вопросы войны и мира стояли для человечества так остро, как не стояли еще никогда. Временами даже казалось, будто война уже рядом, будто ее обжигающее пламя уже слизывает детские сады, школы, леса, поля, заливает кровью прозрачные озера и реки. Бомбы с системой лазерного наведения, взятые на вооружение в США, ракеты «Мартель» класса «воздух — земля», израильские истребители-бомбардировщики «Барак», созданные на основе французской машины «Мираж-5», новейшие итальянские вертолеты Л-212 для борьбы с подводными лодками — все это было вчерашним днем. Сегодняшний мир стоял перед реальной угрозой ядерной войны. И на них, молодых офицеров, ложилась ответственность за небо Отчизны. Под их стремительными реактивными крыльями была огромная мирная страна, спокойно и планомерно запускающая космические корабли и спутники, вспахивающая поля, возводящая заводы. Под их стремительными крыльями была Родина, которую, если потребуется, они должны уметь защитить настоящим образом.

Всегда.

В любую минуту.

Вот тогда, собственно, и начался этот негласный спор, молчаливое соревнование. Не сговариваясь, приятели почти одновременно написали рапорты с просьбой разрешить сдавать экзамены в Военно-воздушную академию. И вечерами стали изучать иностранный. Хотя и без академии, и без иностранного все равно считались отличными летчиками и им нужны были не вторые дипломы, а особая подготовка в вопросах стратегии и тактики военного искусства, такое знание языка, которое бы позволяло сразу, из первоисточника, черпать сведения о развитии военной техники за рубежом. Экзамены они сдали отлично и учились уже на первом курсе, когда в полк начали поступать новые машины. Саньке всепогодный истребитель-бомбардировщик поначалу «не показался».

— Утюг, — сказал он, все оглядев и ощупав. — И как такое бревно летает?

Но оказалось, «утюг» за считанные секунды преодолевает десятки километров, уничтожает любую цель: на земле, под землей, на воде, в воздухе. Летает в стратосфере и над верхушками деревьев. На максимальной скорости его просто не увидишь — земле остается реактивный гром да что-то похожее на отблеск молнии. На самой маленькой скорости, выпрямив стреловидные крылья, ползет чуть быстрее небесного тихохода. И вообще — машина что надо.

— Недостаток один, — сказал щупленький белобрысый лейтенант, пригнавший самолет с завода. — Посредственному летчику дается туго.

— Как это? — с места в карьер полез в спор Санька.

— Нужны глубокие инженерные знания.

— Академия Генерального штаба? Философский факультет МГУ? Кембридж? — Санька упорно хотел ясности. — Да я на любой машине взлечу самостоятельно!

— На этой — не сможете, — улыбнулся белобрысый.

— Я? Не смогу? Пошли на тренажер!

Вместе с новыми истребителями-бомбардировщиками в полк поступил и сложный тренажерный комплекс — несколько металлических шкафов с электронным оборудованием и вычислительными машинами, пульт инструктора и обычная самолетная кабина. Внешне тренажерный комплекс не смотрелся. Зато, не поднимаясь в воздух, на нем можно было летать! Совершать любой пилотаж, отрабатывать действия в аварийных ситуациях, полеты в зону, на полигон, по маршруту — все имитировали на земле хитрые электронные устройства, видеоэкраны и призмы. В кабине тренажера — точь-в-точь как в реальном полете — дрожали стрелки приборов, отсчитывая высоту, скорость, давление масла, температуру истечения газов, обороты турбины, курс… Вспыхивали и гасли сигнальные табло. Уходил на виражах куда-то в сторону горизонт, ревел двигатель, поддерживалась связь с землей. Не хватало лишь перегрузок. Натянув шлемофон, приладив ларингофоны, Санька проиграл в уме все этапы полета по кругу и, пристегнувшись ремнями, бодро нажал кнопку передатчика.