Без пяти минут взрослые

— Разве мы тебя чем-нибудь обидели? — спросила со слезами в голосе матушка Ирбе, узнав о решении девушки.

— Мне у вас было так хорошо, как нигде, но мать одна не справляется с хозяйством и Роландом.

Это была чистая правда. Когда жена работала во вторую смену, Найковскому самому приходилось ходить в детский сад за сыном. Комнаты оставались неприбранными, на кухне скапливались горы грязной посуды.

— Дом, как свинарник, — ворчал Найковский.

— У меня не сто рук. Возьми и хоть раз прибери сам, — рассердилась однажды мать Байбы. Найковский с удивлением посмотрел на жену. Такое он слышал впервые.

— Другие мужья ходят за хлебом, за продуктами, — не могла успокоиться жена.

— На это ты не надейся. Бабьи дела не для меня.

Семье Найковских очень не хватало трудолюбивых рук Байбы.

— Байба дома! Байба вернулась! — радостно сообщил отцу Роланд. — Она больше не уйдёт.

Найковский остановился в изумлении. Вместо бледного существа, дрожащего от одного строгого взгляда, перед ним стояла красивая девушка. Большие глаза её с достоинством смотрели прямо на него.

— Ну, хватит сердиться. Я тогда немного погорячился, — смущенно оправдывался Найковский.

Мать принесла торт. Возвращение дочери отметили как небольшой семейный праздник. Найковский в прекрасном настроении шутил с женой и детьми.

— В воскресенье приглашаю всех в Сигулду.

— Велика радость толкаться с маленьким ребенком в переполненном поезде, — мать была не в восторге от предложения мужа.

— Не будем толкаться.

— Как же мы туда попадём? Пешком, что ли?

— Это моя забота, — таинственно произнёс Найковский. — А вы приготовьте что-нибудь съестное с собой.

— Где папа? — спросил, проснувшись воскресным утром, Роланд.

Мать недовольно повела плечами. Обычно по выходным дням муж любил поваляться в постели и полистать газеты, а на сей раз улизнул тайком куда-то.

— Когда поедем в Сигулду? — не умолкал мальчик. — Папа обещал.

— Это ты у него спроси!

— Прошу, карета подана, — возвестил появившийся в дверях Найковский.

— Где же она, твоя карета? — мать не могла скрыть раздражения.

— Посмотрите в окно.

На другой стороне улицы стояла оранжевая автомашина.

— Лада. Экспортный вариант. — Лицо Найковского сияло, как у мальчишки, впервые получившего в подарок настоящий футбольный мяч.

— Мужчины как маленькие дети, — рассуждала мать Байбы, усаживаясь сзади на мягком сидении. — Было бы где время убить: одни на рыбалке, другие на футболе, многие с автомашиной возятся. Ну и пусть: глядишь, и семье польза.

Байба тоже думала о новой автомашине. Сколько тайных слёз пролито из-за неё! Годами Найковский считал каждую копейку, устраивал скандал, если мать иногда покупала для детей лакомства. Байба вспомнила своё заштопанное школьное платье, из которого она давно выросла, и старые стоптанные туфли. Нет, ей новая покупка не доставила никакой радости.

Зато маленький Роланд был в восторге.

— Для чего нужна эта педаль? Что будет, если я её нажму? Машина остановится, да? Дай мне подержать руль. Я умею.

Эта возня сына мешала Найковскому, у которого умение водить машину было в основном теоретическим. Но ему не хотелось огорчать ребёнка.

— Следи за светофором. Когда красный свет, скажи, — отвлёк он внимание мальчика.

— Я знаю, тогда нам надо остановиться, чтобы пешеходы перешли через улицу, — похвастался малыш. — Нас в садике учили. Стоп! Красный свет! Раз, два, три… семнадцать, — Роланд считал пешеходов, — желтый, зелёный. Поехали.

За городом Найковский увеличил скорость.

— Вот так! — ликовал Роланд, когда они обгоняли какую-нибудь машину. — Чего тащится, как черепаха.

— Роланд! — окликнула мать.

— Папа, эта педаль, чтобы прибавить скорость?

— Нет, она, чтобы тормозить.

— Не мешай отцу, а то съедет с дороги, — одёрнула мать сына. — Смотри, сейчас будет ущелье Лорупе.

— У-ух, как глубоко! От деревьев одни верхушки торчат.

Машину оставили на стоянке рядом с пещерой Гутмана.

В толпе туристов они излазили Чёртову пещеру, карабкались по склонам гор. Мать с непривычки запыхалась, а Байба с Роландом были неутомимы.

В Турайде возле огромной липы с раздвоенным стволом находится могила легендарной Турайдской Розы. Один ствол липы засох, а другой вовсю зеленеет.

К могиле подъехала украшенная лентами свадебная машина. Невеста, в белом платье и с фатой до земли, положила на могилу свой букет.

— Какие глупости! — громко сказал какой-то мужчина. — Сейчас другие времена и другие обычаи. Ещё неизвестно, жила ли эта Роза когда-нибудь.

— Известно, — запротестовал жених. — Я читал в газете.

Байба вообразила себя на месте Розы. А смогла бы она пойти на смерть ради своей любви к Тагилу? Что за глупые фантазии! Тагил давно уже забыл её.

В витринах Рижского Дома Моделей господствовала новая мода: узкие брюки и юбки, платья, костюмы, пальто с расширенными плечами. Байба в выцветшем ситцевом платьишке с полной авоськой в руках разглядывала выставленные модели, мысленно примеряя их на себя.

— Дешево, удобно, элегантно, не так ли? — произнес знакомый голосок.

Это была одноклассница Даце Эргле.

— Как хорошо, что я тебя встретила, — щебетала она. — Разрываюсь на части. До обеда работаю здесь, у мамы в цехе, а после обеда помогаю бабушке. Ты же знаешь, как нас много. Пока всё купишь, приготовишь — столько возни! Ты встречаешься с кем-нибудь из класса?

— Только с Даумантом, — покраснев, ответила Байба. — Мы с ним занимаемся латышским. Сама знаешь, какой он лентяй. О школе Розенталя нечего и думать. Там в девятом классе осталось два места, и на них есть желающие. И в прикладном училище каждый год страшный конкурс. Послушай, сшить такой сарафан очень трудно? — вдруг переменила она тему разговора.

— Чтоб заказать, дикая очередь. Ты хочешь себе, да? Доставай ткань, смастерим, — предложила Даце.

— Я умею строчить только по прямой.

— Ничего, я научу.

Могла ли знать Байба, что эта случайная встреча определит её будущую жизнь?

Мать Даце внимательно следила за работой девушек, но не вмешивалась. Пусть сами справляются. Даце сначала сделала выкройку из бумаги, по ней раскроила ткань, сметала, и Байба примерила.

— Ну как, всё в порядке? — обратилась Даце к матери.

— Каждый человек самобытен, — подкалывая тут и там, говорила мать. — И в одежде, особенно у женщин, должно быть что-то своё, особенное: какая-то деталь, платочек, украшение. Ты, Байба, вышей на кармашке монограмму, и твоё платье не спутаешь ни с каким другим.

— Боковые швы прострочи сама, — приказала Даце.

— А если не получится?

— Распорешь и прострочишь снова.

Волнуясь, Байба села за швейную машину.

— Для первого раза отлично, — похвалила Даце. — У тебя есть хватка.

Байба радостно улыбнулась.

— Мне очень нравится шить, — призналась Даце. — Я поступаю в ПТУ швейников, а потом буду работать вместе с мамой.

— Да ты что?! В профтех идут те, кого в школе не держат, кто учится плохо, ну, всякие непутёвые.

— Кто тебе внушил такую чушь? Да у швейников конкурс больше, чем в медицинском училище.

Какое-то время обе молча усердно работали.

— А если ты вдруг почувствуешь, что шитьё не твое призвание?

— Дурочка, после ПТУ можно поступить в любой институт.

Целый месяц Байба мучилась сомнениями, думала, что делать: продолжать учёбу в школе или идти в ПТУ. Не было покоя ни днём, ни ночью. Не хотелось ни есть, ни спать. Всё валилось из рук.

— Что с тобой? — встревожилась мать. — Уж не заболела ли?

— Смотри, жена, как бы нам не стать преждевременно дедом и бабкой, — ухмыльнулся отчим, подозрительно взглянув на Байбу. Байба выскочила из комнаты.