Эта милая Людмила

Кот у самых дверей остановился, а ни ласковый, ни виноватый, ни умоляющий голос его не останавливал!

Тётя Ариадна Аркадьевна смотрела прямо перед собой невидящим взглядом, губы её беззвучно шевелились, будто она что-то подсчитывала в уме. Выражение лица было растерянное, недоуменное и обиженное.

Кошмар призадумался, озабоченно почесал правой передней лапой за правым ухом, ещё немного призадумался и почесал задней левой лапой за левым ухом; прилег в ожидании, зорко наблюдая полузакрытыми глазами за благодетельницей.

Она по-прежнему неподвижно сидела в плетеном кресле, и выражение лица у неё было по-прежнему растерянное, недоуменное и обиженное. Вот она очень медленно поднялась, но на кухоньку вдруг прошла быстро, суетливо открыла коробку, выложила торт на блюдо, подумала немного, а потом решительно убрала торт обратно в коробку, опустилась на стул медленно и устало, опершись руками о стол. Выражение лица её стало страдальческим и даже чуть-чуть не очень добрым.

Кошмар наблюдал за благодетельницей с откровенным презрением и таким же негодованием.

Вошла эта милая Людмила, спросила испуганно:

— Что с вами, тётечка?

— Ты, ты со мной, — еле слышно отозвалась тётя Ариадна Аркадьевна. — Вот что со мной.

— Но ведь я — кто, а не — что!

— Какая разница… Ты уже спутала всю мою жизнь. Совершенно расстроила нервную систему Кошмарчика… Дело дошло до того, что бедный котик давно уже просит добавки, а я… а я… — Тётя Ариадна Аркадьевна буквально сорвалась с места, дергающимися движениями достала из холодильника бутылку молока, налила его в кастрюльку и поставила на газ.

Эта милая Людмила убрала бутылку в холодильник.

— Спасибо, но я не просила те-бя, — весьма возмущённо проговорила тётя Ариадна Аркадьевна. — Может быть, моя дорогая племянница, ты уже убедилась, что у твоей тётечки сверхнепереносимый характер? Ведь ты не могла не заметить, что тётечка твоя груба, придирчива, несправедлива и действительно не переваривает детей. Ты ведь уже убедилась, что те-бе с твоей те-теч-кой будет тяжело, неудобно и скучно… Понимаешь… — В её голосе появились умоляющие нотки. — Мы с Кошмарчиком привыкли жить одни, мы привыкли, чтобы нам никто не мешал. Зачем тянуть? Ещё никто из детей-родственников не выносил моего невозможного характера более двух-трёх суток.

— А я вынесу, — беспечно пообещала эта милая Людмила, подумала и поправилась: — Я попробую вынести. Приложу все усилия. Разрешите, я вскипячу чайник. Очень хочется есть.

Тётя Ариадна Аркадьевна подала подогретое молоко Кошмару, долго уговаривала его, чтобы он соизволил простить её и подняться на лапы, а он ещё, прежде чем начать лакомиться, потянулся семь раз.

— Чай — не еда, — сказала тётя Ариадна Аркадьевна, — я разогрею те-бе, дорогая племянница, вчерашней ка-ши.

— Благодарю, тётечка. Я так голодна, что с удовольствием поем вчерашней ка-ши. А вы, тётечка, попробуйте, пожалуйста, мой большой торт и немаленький сладкий пирог.

— Огромное те-бе спасибо, моя дорогая племянница, но, к счастью, я ни тортов, ни сладких пирогов в пищу не употребляю. Питаюсь я в основном ка-ша-ми. А то-бой мне заниматься вообще некогда. У меня уйма дел, от которых ты меня оторвала. Вот сейчас я ухожу рыбачить и вернусь домой лишь довольно поздно вечером. Кошмарик привык на ужин лакомиться свежей рыбкой.

Если бы знала тётя Ариадна Аркадьевна, чем окончится данная рыбалка, она бы осталась дома!

— Я тоже постараюсь сходить на рыбалку, — сказала эта милая Людмила. — Тётечка, а чего же вы всё-таки любите?

— О! О! О! — насмешливо воскликнула тётя Ариадна Аркадьевна. — О-пята! Я обожаю маринованные опята, но в наших окрестностях они почти не встречаются. Я их обожаю, ну и что?

— А вот что! — Добродушно усмехнувшись, эта милая Людмила порылась в рюкзаке, достала оттуда двухлитровую банку, поставила на стол со словами: — Маринованные о-о-опята моего собственного приготовления. Кушайте на здоровье!

Тётя Ариадна Аркадьевна схватилась за сердце, покачнулась, тяжело опустилась на стул и прерывистым голосом выговорила:

— Ты нарочно… нарочно… чтоб доказать… чтоб доконать меня… дескать, я злая… а ты… ты будто бы добрая… те-бя научили… твои родители те-бя научили… они знают, что я… обожаю мари… нованные опя…та…

— Да, да, совершенно верно, — подтвердила эта милая Людмила, — мне подсказала мама. Но ведь грибы-то я заготовила раньше, ещё прошлой осенью, когда к вам и не собиралась.

— Всё равно… нечестно… всё равно нарочно… да, обожаю мари… нованные опя… та, но детей я… не обожаю и ни… когда не бу… ду обо… жать.

Эта милая Людмила в задумчивости помолчала и заговорила с сожалением:

— Простите, тётечка, но я вам не верю нисколечко. Мне кажется, что вы сами на себя чуть ли не клевещете или возводите напраслину. Может быть, вы и не любите торты и сладкие пироги. Хотя вряд ли. Но если вы не пе-ре-ва-ри-ва-ете детей, то, значит, тут есть какая-то ваша ошибка. И я уверена, что вы жалеете об этом. По-моему, вы и детей обожаете, и маринованные опята тоже.

— Я не жалею о том, что обожаю маринованные опята и не обожаю детей, — сверхнасмешливо произнесла тётя Ариадна Аркадьевна и попыталась рассмеяться.

— Вы ведете себя, тётечка, простите, неестественно, — четко констатировала эта милая Людмила. — Значит, вы неискренни. Позвольте, я выскажусь до конца, — остановила тетю Ариадну Аркадьевну эта милая Людмила. — Мне будет очень жаль и даже очень больно, если мы с вами не подружимся. Но что бы ни случилось, я приложу максимум усилий, чтобы прожить у вас всё лето и многому у вас научиться. И я постараюсь вам помочь кое в чем разобраться.

Тётя Ариадна Аркадьевна резко поднялась, почти вскочила, но сдержала негодование, спросила дрожащим голосом:

— В чем, в чем, скажи на милость, в чем ты собираешься помочь мне разобраться?

— Пока не знаю в точности, но…

— Она не знает! В точности! Не знает, а… а… а собирается! Собирается, а … а … а не знает!.. Ешь ка-шу!

— С большим удовольствием, тётечка!.. Прекрасная ка-ша!

И действительно, эта милая Людмила ела кашу с неподдельным аппетитом, что и поразило, и в какой-то степени удовлетворило тетю Ариадну Аркадьевну.

Даже Кошмар приподнял голову и, презрительно сощурив глаза, смотрел на странную маленькую особку, которая прямо-таки уплетала кашу. Если бы ему, коту, осмелились предложить в качестве пищи кашу, он, кот, счел бы такое преднамеренным оскорблением кошачьей личности и тут же бы покинул дом, где столь грубо измываются над живыми существами.

— Кстати, моя дорогая племянница, — заметно виноватым голосом сказала тётя Ариадна Аркадьевна, — каша, конечно, не вчерашняя. Я приготовила её сегодня утром. Те-бе к чаю отрезать торта или пирога?

— Честно говоря, и того и другого. Признаться, я очень люблю сладкое, хотя и знаю, что быть сладкоежкой вредно. Особенно для нас, женщин.

Когда эта милая Людмила напилась чаю и вымыла посуду, тётя Ариадна Аркадьевна, недоверчиво и подозрительно проследив за ней, спросила:

— Итак, чем ты намерена заниматься без меня?

— Сначала посмотрю ваш посёлок. Узнаю, где у вас тут рыбачат. Может быть, на рыбалку пойду… А кот у вас, я вижу, ревнивый.

— О, ещё какой ревнивый! Он кошмарно ревнив! — мгновенно обрадовалась тётя Ариадна Аркадьевна. — Он просто страдает, когда ко мне кто-нибудь даже ненадолго заходит. А уж если кто-то живёт у меня, смотреть на котика — сердце кровью обливается. Кошмарик никого, кроме меня, не признает… Что ж, моя дорогая племянница, иди осматривай посёлок. Ключ под ковриком на крылечке. Обедай без меня и ужинай без меня. На обед и ужин у нас, конечно, ка-ша. Кстати, не общайся, пожалуйста, с соседями слева. Мальчишка там — невероятно избалованный тунеядец. А дед ему во всём потакает. Как говорится, он находится под каблуком у внука… Я остаюсь при своём мнении: у меня те-бе долго не выдержать.

— А я, наоборот, всё больше убеждаюсь в том, что мне и выдерживать нечего. Вы меня, тётечка, всё пугаете и пугаете своим характером, а вы мне всё нравитесь и нравитесь.