Разноцветная история
Разноцветная история читать книгу онлайн
Автор сборника «Разноцветная история», свежо и проникновенно воспроизвел в своих рассказах пережитое и узнанное лично им, повел с читателем смелый и откровенный разговор об идейно-нравственном становлении личности ребенка, об умении в любых условиях отстаивать честь и справедливость, ощущать не только свою, но и чужую боль.
СОДЕРЖАНИЕ:
Улица Белого Лося
Ослик и пятый океан
Дневник «П. М. М.»
Самостоятельные люди
Из биографии Вовки Курочкина
Разноцветная история
Сенька
Птица перелётная
Клинок красного командира
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
«Он, наверное, ни разу не был в настоящем лесу, - размышлял Николай Фёдорович про Серёжу. - Жил только на пригородных дачах. Это же смех! Надо его приучить к лесной работе». …Шли дни. Николай Фёдорович подолгу копался в небольшом садике при доме, стараясь, правда без всякого пока успеха, приучить к этому делу и внука. Мальчик уже совсем освоился здесь и не отличался ничем от местных ребят.
Серёжка знал удачливые места для рыбалки, умел нырять до самого дна и ловко управлять лодкой-плоскодонкой. Уступал он только маленькому чернявому парнишке со смешным именем Дормидонт.
Дормидонт был отчаянная голова, человек вредный и коварный. Как-то, обогнав Серёжку в лодочном состязании, сказал ему небрежно:
- Весло у тебя не то…
- А какое же надо?
- Полегче, чтобы руку не оттягивало. Из молодого деревца…
После этого Серёжка подрубил у деда в саду молодое грушевое дерево.
«Всё равно не привилось, - подумал Серёжка. - На всех деревьях скоро будут яблоки и груши, а это стоит без единого листика. Наверное, плохое».
Николай Фёдорович чуть было не отодрал Серёжку за уши, когда увидел, что он сделал. Но сдержался, резко толкнул его и ушёл в дом.
- Кто же это из сырого дерева весло скоблит? - распекала его Наталья Семёновна.
- Оно же в три раза тяжелее. И деда, дурачок, обидел, и дерево погубил. Догадки в тебе - как в петушином хвосте.
И Серёжка сильно расстроился. Он горевал не о срубленном дереве и не о том, что обидел стариков, - он не мог простить коварства Дормидонта.
«Теперь уж, видно, все ребята смеются». Серёжка стал думать, чем бы удивить ребят, чтобы у них пропала всякая охота смеяться над ним. А не появиться ли перед ними с дедовым клинком? Пожалуй, сам Дормидонт позавидует ему.
Серёжка тут же решил осуществить свой план. Он выбрал момент, когда бабка вышла из дому, и прокрался в комнату Николая Фёдоровича. Прямо в ботинках он прыгнул на кровать, снял клинок со стены и радостно почувствовал его солидный вес в руке.
- Не трожь, - послышался голос в дверях. - Повесь на место!
Серёжка обернулся. Перед ним стоял дед и смотрел на него посветлевшими, острыми глазами. Серёжка ощетинился, но клинок повесил.
- Подумаешь, даже потрогать нельзя!
Николай Фёдорович подошёл к постели и поправил сбившееся одеяло.
- Этот клинок не про таких, как ты. А ну, прыг-скок с кровати. Бабка моет-стирает, а ты грязными ботинками! А ещё клинок захотел.
Серёжка ошарашенный выскочил на улицу и долго бродил по переулкам. А когда совсем стемнело, пришёл к выводу, что надо ему бежать от деда. Вспомнит и пожалеет, да поздно будет.
Бежать решил поутру, чтобы как раз к поезду. И только после этого он наконец откликнулся на неоднократный зов бабки.
Утром Серёжка сбежал. Сложил свой чемоданчик и сбежал.
Станционная кассирша посмотрела на Серёжку круглыми глазами и позвонила куда надо по телефону. После этого Серёжку задержали, как подозрительную личность, и отвели в железнодорожное отделение милиции. Там старый милиционер сел писать протокол, но без привычки делал это с большим трудом. Он часто отрывался, с горькой обидой рассматривал руки в чернильных пятнах и говорил:
- Протокольный документ пришлось составлять. Беглец, чёрт возьми! Сколько беспокойства людям причинил. Уши драть надо таким беглецам!
На станцию за Серёжкой пришёл сам дед. В комнате дежурного милиционера он расписался в какой-то бумажке, кивнул Серёжке и сказал:
- Домой пора, бабка ждёт.
Всю дорогу Серёжка молчал. Молчал и дед. Он думал о своей жизни, и она напоминала ему бушующее море. А для Серёжки он хотел жизни спокойной. По сегодня понял, что и его жизнь будет бушующим морем. Ну и пусть, лишь бы бушевала по делу. А пока вот надо переломить его характер, на правильную дорогу вывести.
Они возвращались полем, широкой просёлочной дорогой, мимо ещё неспелой ржи. Дед шёл впереди, а Серёжка пылил сзади. В одной руке у него были сандалии, в другой - чемоданчик. Он раздумывал, как бы снова улизнуть.
- Убежать хотел? - сказал дед. - А бегать-то надо с толком. Я вот тоже из дому бегал.
Дорога была пыльная, скучная, и Серёжка не прочь был поговорить.
- А это давно было? - спросил он.
- Давно. В гражданскую ещё. Я тогда малец был, немного постарше тебя. Отец на царской войне погиб, мать батрачила у деревенского богатея, рыжего Дениса Гордеева.
Мать - тебе она, значит, прабабка, - работа и горе крепко её измучили, а всё же красивая была. Косу как распустит, так до самых колен. Приглянулась она Гордееву, и решил он жениться на ней.
Каждое утро приходил, оглядывал нашу худую избёнку и спрашивал:
«Решилась? Всё равно твой не воротится».
А мать ему отвечала:
«Нет, не решилась».
Скоро мать заболела от тяжёлой работы и от голода. Гордеев прогнал её. Я тогда всё бегал к нему, просил хлеба.
«Мамка от голода пухнет, - говорил я. - Дай хлеба».
Но он каждый раз выгонял меня.
А когда мать умерла, поджёг я амбары у Гордеева и убежал из деревни…
Николай Фёдорович замолчал, будто потерял всякий интерес к рассказу.
Дорога зашла в небольшой перелесок. Там было прохладно и пахло свежей травой, сыростью и берёзовым соком.
- Хороши! - Дед гладил шершавую кору деревьев. - Сам сажал. Им теперь стоять сто, а может, и все двести лет.
Серёжка стал смотреть на деревья. Смотрел и старался представить, какие они будут через двести лет. Потом он спросил:
- Ну, а дальше что-нибудь было?
- Дальше многое было. Пришёл я к красным в небольшой городишко Петровск. Вижу - дом с красным флагом, решил - штаб, значит. Я прямо туда. А часовой дорогу перегородил мне, не пускает.
Но я стоял, потому что некуда мне было уходить.
«Ну, чего стоишь, ровно столб какой! - закричал он. - Разум имеешь, а того не понимаешь, что в штаб не положено пускать посторонних».
Тут как раз всадник подъехал. На всём скаку вздыбил коня у крыльца и соскочил на землю. Высокий такой и могучий, поперёк лица шрам, и чёрная повязка на глазу.
Сверкнул он на меня одним глазом и спросил:
«Ты кто такой и куда идёшь?»
«Из деревни я, дядечка, в штаб мне надо, в Красную Армию записаться».
«В кавалеристы желаешь или в пехоту?»
«Нет, мне бы лучше в пулемётчики».
«У-у, - протянул всадник. Ты, видать, парень серьёзный. Пропусти-ка его в штаб».
«Раз в пулемётчики, то отказу, конечно, дать нельзя», - подмигнул мне часовой и пропустил.
Николай Фёдорович свернул с утрамбованной тропинки и присел на траву. Серёжка опустился рядом. Дед молчал, и было видно, что он думал о прошлом. Он вспомнил всё с такой ясностью, словно случилось это только вчера…
- В небольшой штабной комнате стояли стол и две табуретки. На одну сел я, на другую опустился всадник.
«Ну, хлопчик, - строго сказал он, - выкладывай юз неё как есть. Откудова путь держишь, где мамка и батька проживают. Только без утайки».
И я сказал ему, что батьку на фронте убили, а мамка умерла. Про Гордеева я не стал говорить - боялся, что меня за это отправят в тюрьму.
«Значит, сиротка ты. И я сироткой рос. Тяжёлое, я тебе скажу, это дело. - Всадник даже головой покрутил. - Ну ладно, слезами горю помощи мало. Надо ворочаться тебе домой».
«Никуда я не пойду», - ответил я.
«Это почему же не пойдёшь? Ты дурака не валяй. Живи себе поживай в своей деревне, а после войны мы сирот обеспечим. Это перво-наперво. Истина!»
Вижу, плохо моё дело, и, как только всадник отвернулся, шмыгнул в дверь. Но он догнал меня, приподнял одной рукой и тряхнул.
«Ты не таё, парень, не шали!»
«Не пойду я в деревню, не пойду!. - закричал я. - Меня «рыжий» убьёт».
«Это какой ещё «рыжий»?»
И я выложил всю историю до конца. Всадник не ругал меня, не хвалил, но оставил при себе. Я попал в красную кавалерию, и был зачислен бойцом эскадрона разведчиков, которым командовал Степан Кожухов, а для меня просто дядя Степан.