Весёлая дорога

Она протянула нам маленький французский ключик, а потом достала записную книжку и, пока мы говорили «неудобно», «как же это получается» и прочее, нарисовала нам план.

— Располагайтесь как дома, — говорила Наташа. — Мойтесь в ванне. В холодильнике найдёте еду. А вечером мы навестим вас с моим мужем Лёшей. Договорились?

Не успели мы сказать спасибо, как она исчезла. Мы ещё долго рассматривали ключ и листок, на котором было изображено, как нам ехать.

Через двадцать минут мы прибыли в новый район Ташкента, который называется Высоковольтный массив. Мы на цыпочках поднялись на верхний этаж нового кирпичного дома и бесшумно открыли квартиру номер двенадцать. Мы боялись, чтобы соседи не заподозрили что-нибудь худое, потому что чувствовали себя в этом доме лишними людьми.

В квартире было много книг, красивой керамической посуды и различных засушенных растений.

Мы сделали всё, как велела хозяйка: умылись, поели и уселись ждать. Вечером появились Наташа с Лёшей, а с ними ещё несколько человек. Квартира наполнилась голосами. Хозяева торопились.

— Вы извините, мы на минуточку, — сказали они нам. — Мы здесь сейчас не живём, а живём вместе с мамой, в палатке. Она боится землетрясения, и мы не хотим её оставлять одну.

— Да, но позвольте… — сказал я.

— Нет, нет! — перебила Наташа. — Пусть вас ничто не смущает! Вот здесь маринованные грибы, а здесь консервированные фрукты. Это мы сами делали.

— Но, может быть, мы…

Нам не давали и слова вставить.

— Всё в порядке! — сказал Лёша. — Мы уже уходим, не станем вам больше мешать. Возьмём только гитару. А вот вам на всякий случай наши рабочие телефоны, если что-нибудь будет нужно — звоните.

Я не выдержал:

— Слушайте, может быть, всё-таки мы уйдём?

— Нет, нет и нет! Не скучайте. Мы пошли. Только одна просьба: на первом этаже живёт хорошая женщина Наталья Ивановна. Знаете, она очень боится толчков. Так вот если она постучит по трубам парового отопления, сбегайте вниз, побудьте с ней.

— Понимаем, понимаем! — сказал я. — Непременно! Всё сделаем.

Через минуту шумной компании как не бывало. Откровенно говоря, нам стало грустно, что они ушли. Мы сидели одни в полном молчании, листая самые интересные журналы и книги. Даже не хотелось ни о чём говорить. Идти куда-нибудь было уже поздно.

Через некоторое время раздался звонок.

Мы помчались бегом к входной двери. На пороге стояли совсем молодой мужчина и совсем молодая женщина.

— Здравствуйте, — сказали они. — Мы живём ниже этажом, в квартире девять. Нас зовут Эля и Глеб. Мы слышали, что вы из Ленинграда. Пойдёмте к нам?

— Да, но мы… — начали было мы.

— Пойдёмте, пойдёмте! К нам пришли гости, у нас есть музыка и много вкусных вещей.

Отказываться было бесполезно. Я закрыл дверь, а ключик положил себе в карман.

Через полчаса мы со всеми перезнакомились, стали разговаривать и петь. Глеб оказался геологом и альпинистом. Он очень интересно рассказывал о восхождениях и даже показал нам золотую медаль. Мы и не заметили, как наступила ночь. Гости стали понемногу расходиться. Мы тоже встали, но Эля с Глебом воскликнули:

— А вы куда?

— Мы к себе… то есть наверх… мы в квартиру двенадцать.

— Нет уж, — сказал Глеб, — оставайтесь у нас.

— А как же мы… — сказал я.

— Нет, нет, — перебила Эля. — Я вам уже и постелила. Что же это вы будете там одни…

Наутро я вскочил с постели и понял, что хозяев нет дома.

— Эй, подъём! — закричал я. — Нас опять бросили!

На столе лежала записка, а на записке — французский ключ.

«Ребята, — писали нам Эля и Глеб, — еда в холодильнике. Мы ушли на работу. Если что-нибудь понадобится, вот наши рабочие телефоны. Итак, до вечера! Да, одна просьба: в квартире номер три живёт хорошая женщина Наталья Ивановна. Она очень боится даже слабых толчков…».

Дальше шла просьба не оставлять одну Наталью Ивановну, если она постучит по трубе.

Теперь у нас было два ключа. Один я положил в левый карман, другой — в правый, чтобы не перепутать. Мы приняли душ, потому что в Ташкенте уже с утра жарко. Потом мы сели пить чай. Едва мы сели пить чай, как вдруг в углу комнаты раздались три звонких удара.

Мы вздрогнули, нам показалось, что дом покачнулся, и в чём были мы ринулись к входной двери, а потом — через десять ступенек — вниз!

Нам открыла приятная пожилая женщина, она улыбалась как ни в чём не бывало и всё повторяла:

— Прошу, прошу…

— А что, разве тряхнуло? — спросил я с тревогой.

— Да не-ет, голубчики, — рассмеялась Наталья Ивановна. — Сегодня, слава богу, спокойно. Я постучала потому, что у меня уже завтрак готов.

И она вынесла из кухни целое блюдо горячих лепёшек.

— Ну, как вам Ташкент? — спрашивала Наталья Ивановна, когда мы сидели и пили чай с душистыми лепёшками. — Не страшно?

— Да что вы! — сказали мы. — Совсем нет!

— Ну-с, так, — сказала Наталья Ивановна, когда мы позавтракали. — Я сейчас ухожу, а вы, значит… Только замок у меня капризный, к нему надо привыкнуть…

И протянула нам… понимаете что? Ну вот.

Через несколько дней нам предложили номер в гостинице, но мы остались жить в доме на Высоковольтной.

…Все, кому я потом рассказывал об этой истории, махали на меня руками и говорили некрасивое слово «врёшь». А чего мне врать-то, с какой стати, у меня нет даже желания преувеличивать. Если я чуть-чуть и сократил происшедшие с нами события, то это лишь для того, чтобы не показаться болтливым.

Самые весёлые люди на земле

Я — весёлый человек. Товарищ мой — весёлый человек. Но по сравнению с этими стариками мы просто рыбы. Кролики. Даже ящерицы. С нами умереть можно от скуки, оказывается. Мы даже от щекотки не можем так рассмеяться, как смеются от одного слова эти старики.

У каждого из них свой способ смеяться. Зато можно каждого отличить в толпе смеющихся людей. Гаиб Ташматов смеётся мелкими и чёткими смешками. У него в горле, возможно, есть какой-то шарик, как в милицейском свистке.

Мирза Ахмет-Насреддин растягивает каждый свой смешок в длинный, чуть хрипловатый на конце период. При этом он чётко выговаривает: «Ха-а! Ха-а! Ха-а!»

За то время, в которое Гаиб-ака уронит пять — шесть смешков, Мирза-ака успеет вытянуть одну, но зато большую смешину.

Житель Коканда без труда узнаёт и других весельчаков своего города по их смеху.

— Конечно, — скажет он, — о чём тут спорить! Это смеётся Обл-ака Норматов. А это Ергаш-турдали.

Старики сидят кружком в чайхане на ковре.

Смех — их профессия. Они называются аскиябазы, или просто аскиячи.

Гаиб Ташматов смеётся уже полсотни лет. Он начал смеяться ещё во время первой мировой войны и ко второй добился высокой квалификации. Сейчас, в годы разрядки международной напряжённости, Гаиб-ака достиг совершенства. Его смехом заинтересовался государственный университет. Доктор филологии, профессор Расул Мухамедов, написал несколько научных статей. Московская фирма «Мелодия» была потрясена его смехом и записала на пластинку все до последнего смешка.

Однажды Гаибу Ташматову и его коллегам предложили смеяться подряд 53 дня, переезжая из города в город.

Их было восемь человек. Смеялись, сменяя друг друга. Вместе с ними хохотала вся республика.

Хохотали рабочие и знатные хлопкоробы, студенты и преподаватели, милиция и врачи. Президиум Верховного Совета и команда «Пахтакор». Так заразительно смеялись восемь аскиябазов, восемь хитрых аскиячей.

Об этом даже сохранился соответствующий документ:

«Выдана настоящая справка тов. Ташматову Гаибу в том, что он активно участвует в работе научных экспедиций Ташкентского государственного университета по сбору и изучению узбекского устного народного творчества «Аския». Тов. Ташматов Гаиб неоднократно выступал перед народом со своим репертуаром, дал богатый репертуарный материал, нужный для научной экспедиции. Показал себя как профессиональный мастер художественного слова. Ректор проф. Садыков А. С.».