Красные следопыты (Повести и рассказы)

Вовка-большой зятю — полешко.

Степа Варенец зятю — полешко.

Феликс Кудрявцев зятю — полешко.

Митя Удальцов зятю — полешко.

Вовка-маленький (по дороге прибился) зятю — коры березовой.

А зять? Нахмурился. Ушел, рта не раскрыв.

Здравствуйте, бабушка!

...Жаль, что скоро сказывается сказка. Жаль, что еще скорее догорают в печурке полешки.

Раньше не они приходили в гости к сказке. Раньше сказка сама приходила к ним в гости.

И Вера Дюжева, и Вовка-большой, и все другие помнят: мама с папой в кино, а в дом сказка — жданая и званая — бабушка Кисловская.

Теперь бабушка Кисловская «посидеть с детьми» не ходит. Да что по гостям! По дому и то бабушка Кисловская больше не ходит. Отказали сказке ноги. Жаль, что, как в сказке, нельзя побрызгать на них живой водой...

— До свидания, бабушка Кисловская!..

«Здравствуйте»... «До свидания»... Так, воскресенье за воскресеньем. Всю зиму. С полешками под пальтецами. А Митя Удальцов с магнитофоном. Придумал бабушкины сказки записывать. Пусть записывает. Что-то услышит... Он хоть и мастер, но больше с приставкой «ло». И сколько пока ни записывал, никто этих записанных сказок не слышал.

Зима кончалась, и это огорчало. Зато сказкам, казалось, конца не будет, и это радовало.

В воскресенье, как всегда, собрались в гости к сказке. Вот и дом бабушки Кисловской. Возле дома народ толпится. Толпится, толпится и ни о чем не говорит. Разве что шушукнется кто друг с другом и — снова молчок. Галка крикнула. Может, спросить хотела, почему все молчат? В доме окна затянуты. Утро вовсю, а они затянуты. Дверь в дом настежь. Зятя не видно. Где-то кто-то плачет...

В комнате у бабушки полумрак. Но если приглядеться — все, как всегда: кровать, стол... Только люди чужие. Толпятся, как на улице, и молчат. На кровати никого. А на столе? А на столе — гроб. В гробу — между двух медных пятаков острый, как шило, нос. Острый нос между двух пятаков на месте глаз. Бабушка Кисловская, Мария Спиридоновна...

Умерла сказка.

Даже не обиделись, когда вытурили. Впрочем, и обижаться было не на что. Вытурили вежливо. Зять сказал:

— Все!

Да, все. Не вернешь сказку. И не будет в Равелатсе сказкиных дней. Потому что нет бабушки Кисловской. Ужасно и удивительно: была и нет.

Расходятся, забыв договориться о встрече. Вечерняя поверка, по молчаливому согласию, отменяется. В Равелатсе траур.

Утром встречаются возле школы. В руках у Мити Удальцова магнитофон. Под мышкой у Мити Удальцова лист бумаги, скатанный в трубку.

Степа Варенец любопытней всех:

— Что это?

Митя Удальцов краснеет. Он всегда краснеет перед тем, как сказать что-то. Но Митя Удальцов молчит. Вместо него печатными буквами говорит плакат: «Сегодня вечером в школьном кафе «Лунник» сказки бабушки Кисловской»... Пока остальные рассматривают плакат, Митя включает магнитофон. Что это? Магнитофон рассказывает сказку. Рассказывает сказку голосом бабушки Кисловской. Все замерли и слушают. Значит, не умерла сказка, жива!

Звенит звонок. Митя выключает магнитофон. Остальное дослушают вечером, в школьном кафе «Лунник».

Соль

В милицейском протоколе об этом было сказано скупо: такого-то числа в таком-то магазине при попытке купить семь килограммов соли был задержан дошкольник Владимир Удальцов. На допросе задержанный показал...

За этот протокол кое-кто потом получил по шапке. Но факт остался фактом. Вовка-маленький, действительно, пытался купить семь килограммов соли.

Он пришел в магазин и, выстояв огромную очередь, протянул кассирше горсть денег.

— Тебе чего, мальчик? — спросила кассирша, выглядывая из своего окошечка, как скворчиха из скворечни.

— Соли, — сказал Вовка-маленький.

— На сколько? — спросила кассирша, пересчитывая деньги.

— На все, — сказал Вовка-маленький.

Кассирша чему-то ужаснулась. Закрыла окошечко и убежала. Пришел заведующий и увел Вовку-маленького. По магазину пронесся слух: мальчонка — от горшка два вершка — пытался купить семь килограммов соли!

— Семь килограммов!

— Подумать страшно!

— Вот где собака зарыта!

Так осуждала очередь поступок мальчонки.

Она имела на это право. Дело в том, что в Равелатсе вдруг исчезла соль. Хозяйки заметались по магазинам. Из магазина в магазин, как галки с дерева на дерево. Но в магазинах соли не было. К слову сказать, и магазинов-то в Равелатсе было раз, два и обчелся. Всего два: один побольше, другой поменьше. Но соли там всегда было вдоволь. Бери сколько хочешь. Хоть мешок. Но никто не брал. Зачем?

И вдруг соль исчезла. Поползли слухи: война! Слухи — как грипп. То его нигде нет, прячется. И вдруг здрасте: вот он. Один заболел, другой...

Так и слухи. Прячутся, прячутся, потом выползают, и люди заболевают ими, как гриппом. И разносят слухи, как грипп.

Ладно, слухи слухами, но куда делась соль? Может, милиция знала? Не знала. Пыталась узнать и не могла. Председатель поселкового Совета выходил из себя. Милиционеру Еремину было поручено выследить и задержать злостных скупщиков соли. Так в поле зрения милиции попал Вовка-маленький.

— Зачем тебе столько соли? — спросил у него милиционер Еремин.

Вовка-маленький покрутил головой:

— Не мне.

— А кому?

— Сэпэгэрэ, — сказал Вовка-маленький.

Усы у милиционера Еремина стали злыми, ершистыми. Ему не нравилось, когда над ним подшучивали. Особенно дети.

— Что значит сэпэгэрэ? — строго спросил он.

Вовка-маленький посмотрел за окно. На стеклянные тротуары, по которым скользили прохожие. На заснеженную мостовую, которую месили резиновые ноги машин. Сэпэгэрэ? Ну, как скажешь, что такое сэпэгэрэ. Сепэгэрэ — это чтобы не скользили и не падали прохожие. Чтобы не месили снег машины... Понимать понимаешь, сказать — слов не хватает.

А милиционер торопит.

— Что значит сэпэгэрэ?

— Не знаю.

— А кто знает?

— Они.

— Кто они?

— Там. — Вовка-маленький машет рукой за окно. Он сказал все. Пусть милиционер Еремин поступает как знает.

И милиционер Еремин поступает как знает: берет Вовку-маленького и ведет туда, к ним.

Вот и они: Вовка-большой, Митя Удальцов, Феликс Кудрявцев, Вера Дюжева, Степа Варенец. Весь гарнизон в сборе. А-а, дядя милиционер Еремин! Добро пожаловать. Бывшие «трубочисты» рады тебя приветствовать. Что? Дядя милиционер Еремин тоже рад их приветствовать? Очень хорошо. Но неужели ради этого он и пришел сюда? Нет? Тогда ради чего же?

— Что значит сэпэгэрэ? — спросил милиционер Еремин.

Ах, вон оно что! Вовка-большой кольнул взглядом Вовку-маленького (выдал-таки!) и сказал:

— Сэпэгэрэ? Служба погоды города Равелатса.

Название города милиционер Еремин пропустил мимо ушей: все равно не понять что. Службой погоды заинтересовался:

— Для чего службе погоды семь килограммов соли?

Вовка-большой оживился:

— Семь что! Нам больше надо.

— Значительно больше, — сказал Митя Удальцов.

— Больше, чем вы думаете, — сострил Феликс Кудрявцев.

— А у вас есть? — спросила Вера Дюжева, покусав косичку.

Милиционер Еремин смотрел на них как на ненормальных. Вовка-маленький счел нужным вмешаться:

— Я хотел купить, а он не дал.

Гарнизон возмутился: «Что?»

Милиционер Еремин подтвердил: Вовка-маленький пытался купить семь килограммов соли и был задержан.

Гарнизон еще больше возмутился: задерживать за соль? Где это видано? Да знает ли он, дядя милиционер Еремин, сколько им соли нужно?

— Нет, милиционер Еремин этого не знает. Но очень хочет узнать: сколько и зачем?

Хочет — пожалуйста.

И тут милиционер Еремин услышал такое, отчего глаза у него полезли на лоб.

...Все случилось из-за весны. Ее не ждали, а она пришла. Может, спросонок, может, из озорства, влезла в дом, где еще квартировала зима, и стала наводить свои порядки: протерла окна луж, побрызгала на тротуар водичкой-дождиком... Но тут явилась зима. И так турнула непрошеную гостью, что та едва убежала, скользя и падая. Вслед за весной заскользили и стали падать прохожие. В гарнизоне города Равелатса была объявлена тревога.