Бананы и Лимоны

Он сошел бы на берег, взял бы у Алисы портфель и спокойно пошел бы рядом с нею. «Зачем ты это сделал?» — спросила бы она. «Понимаешь, Алиса, — ответил бы он, — есть человек (да-да, именно человек, а не просто „ты“, есть, мол, где-то человек, может быть, это ты, а может, и кто другой — ты уж сама думай), так вот, есть человек, для которого я могу сделать все». — «Даже глупость?» — спросила бы Алиса. Фу ты, нет, она так не спросит. Она спросит: «Кто этот человек?» Нет, она, конечно, спросит: «Даже глупость?» — «Ну, — скажу я, — если ты риск и отвагу называешь глупостью…» Нет, отвагу не надо, ну, как это про себя… Нет, не так я отвечу. Алиса скажет: «Даже глупость? Так ты их уже немало сделал. Мне это совсем не нужно». Вот, вот, вот! Именно так она скажет. А я отвечу: «Я хотел бы, Алиса, чтобы ты поверила, что я умные поступки тоже делать умею. Не такой уж я неверный товарищ. Вот погоди, только настанет день…» — «Какой день?» — спросит Алиса. «Такой день, в который все самое важное произойдет, и вот тогда мы увидим… А сейчас это только проба, тренировка, легкая репетиция…»

Он бы еще долго мысленно разговаривал с Алисой, и неизвестно, помирились бы они или нет, но тут в углу комнаты, за письменным столом, кто-то шумно вздохнул.

Петя приподнял голову.

— Кто здесь?

— А-а, вы уже разговариваете!..

Петя даже вскрикнул от радости:

— Мишель!

Петя никогда не видел его в белом халате. Он очень шел к его черной коже, к горящим его глазам. Мишель был таким красавцем, таким настоящим доктором — в белом халате и с блестящим стетоскопом на груди, — что у Пети от гордости за него даже перехватило дыхание.

— Мишель! — воскликнул он во второй раз.

Тут появилась мама.

— Лежи спокойно, Петя.

Мишель счастливо улыбался, но голос его был спокоен и строг, как у всякого доктора. Он присел на край Петиной постели и вытер ему лоб полотенцем.

— Ну, вам теперь будет полегче.

— Мишель, а вы откуда? Вы зашли меня проведать?

— Да, мы заходим вас проведать вместе с Андерсом.

— Как, — обрадовался Петя, — и он здесь?

— Нет, мы по очереди. Мы у вас… как это называется… дежурим.

— От тебя не отходят, — сказала мама, — сутки Андерс, сутки Мишель.

— А что, я разве так тяжело болен?

— Нет, не очень тяжело. У вас воспаление легких.

— Так зачем же вы сутками-то? — почти горестно воскликнул Петя.

— Ну… как вам сказать… вы же наш друг.

«Ну да, я же друг…» — растерянно подумал Петя, и мысли его поскакали, запрыгали куда-то, как прыгают плоские камни, пущенные по воде.

— Вы во сне много разговаривали, у вас был сильный жар. Дайте-ка я вас выслушаю.

И он стал прикладывать к Петиной груди холодный стальной стетоскоп.

Кого там только не было!

В это время в прихожей позвонили. Мама пошла открывать.

К великой Петиной радости это был шестой врач республики — Андерс. И тоже в белом халате! А уж Андерс в белом халате был и вовсе красавчик. Рукава ему были только по локоть, полы — по колено, да и весь-то халат, по правде сказать, трещал по швам.

«Ах, — подумал Петя, — не выучиться ли мне на врача! Тоже халат надену».

— Сдал? — спросил Мишель.

— Сдал! — воскликнул Андерс и прищелкнул пальцами.

— Что ты сдал? — спросил Петя.

— Ах, Петя, — сказала мама, — да у них же зачеты.

«У них зачеты, — подумал Петя. — У них республика, а тут еще я».

После радостных, почти бурных приветствий Андерс потрогал Петин лоб и посмотрел график. На этом графике красными, синими и другими разноцветными линиями были запечатлены температура, частота пульса и прочие Петины показатели. Друзья посмотрели градусник, который недавно вынул Петя, о чем-то тихонько посовещались на французском языке и нанесли на график новый красный штрих. Потом Андерс надел на голову обруч с зеркалом, сел на постель и сказал:

— Ну, Петя, скажите: а-а.

— А-а-а… — сказал Петя.

— Еще.

— А-а!

Они опять о чем-то посовещались.

— Петя, — торжественно сказал Андерс. — Теперь дело пойдет на поправку. Кризис миновал. Но вам нужно лежать, вы уж потерпите.

— Я потерплю, — пообещал Петя. — Мне не трудно. Только вы, пожалуйста… не очень на меня обращайте внимание…

Все трое заулыбались, очень довольные друг другом, может быть, в этот момент они вспомнили, как дружно танцевали бабамуку в первую свою встречу в общежитии, и надеялись вскоре еще точно так же потанцевать.

Когда мама вышла на кухню, Андерс вдруг сделался серьезным и сказал:

— Петя, а на лестнице сидит человек.

— Какой человек? — спросил Петя.

— Тот же самый человек? — спросил Мишель.

— Да, тот же самый. Петя, он уже третий день там сидит. То уйдет, то снова приходит.

— Как третий день?… А почему же он не зайдет?

— Он не хочет, Петя. Он говорит: и здесь хорошо. Мы ему докладываем бюллетень.

— О состоянии вашего здоровья.

— Ну вот еще!.. — фыркнул Петя. — Что я, премьер-министр, что ли? Кто же это там такой?

— У него, Петя, на голове шапка-ушанка, а из-под нее торчит такой белый хохолок.

— Не хохолок, а чуб! Чуб, понимаете? Зовите его сюда, это же наш Василий!

— Тише, Петя, — сказал Мишель. — Ложитесь. Вам вредно волноваться. Сейчас позовем.

Андерс вышел, чтобы позвать Василия, но через минуту вернулся один.

— Он все равно не идет.

Петя попросил бумагу и карандаш и стал писать Василию записку.

«Василий, что же ты сидишь там? — писал Петя. — Мы тут все тебя ждем. Ты обязательно должен зайти…»

Но тут зазвонил телефон.

— Алло! — сказал Мишель. — Вам кого? Да, уже полегчало. Одну минуту. Петя, это вас.

«Подожди, — Написал Петя, — кто-то звонит».

Он взял трубку и услышал голос Акима Макарыча.

— Здравствуй, Петя, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, Аким Макарыч, я уже почти выздоровел!

— Это заблуждение, Петя, — вставил Мишель.

— Это заблуждение, Аким Макарыч!.. Слабый я еще, голова кружится.

— А врач приходит к тебе?

— Ой, да что вы, Аким Макарыч, у меня здесь целый консилиум! Мишель, Андерс! Вот они вам передают привет. Знаете, как они меня здорово лечат! Графики составляют, вон какой красивый график висит.

— И ты им передай привет! Петя, только ты, пожалуйста, не волнуйся, что отстанешь. Мы тебе поможем, я тебе всю алгебру объясню…

— Спасибо, Аким Макарыч!

— И географию объясню.

— Спасибо, Аким Макарыч, спасибо!

— И историю объясню!

Но тут раздался такой громкий крик, что Петя даже удивился. Кричали, наверное, голосов двадцать:

— Пе-етя-я!..

Петя понял, что это кричат за окнами, во дворе.

— Подождите, Аким Макарыч, я сейчас посмотрю, кто это там кричит.

— Петя, вам нельзя вставать, — сказал Мишель. — Я сам посмотрю.

Мишель подошел к окну и заглянул вниз.

— Там стоят дети.

— Какие дети? Такие, как я?

— Ну, Петя, вы уже не ребенок. Маленькие дети.

— Это Мышки, Мышки! — взвизгнул Петя. — Аким Макарыч, это Мышки кричат!

— О каких мышках идет речь, Петя, я не очень понял.

— Это мои октябрята из второго «а», ну, помните — Бесценный? Он еще на крышу залез. Подождите, Аким Макарыч, я сейчас Мишеля спрошу, может быть, можно им хотя бы рукой махнуть, очень хочется!

— Только один раз, Петя, — улыбаясь, сказал Мишель.

Он подвел его к окну и слегка приподнял.

— Вон, видишь?

— Мышки! — закричал Петя. — Привет! Эй, Бесценный!..

Мышки, конечно, ничего не услышали, но, увидев Петю, закричали так истошно и радостно, что многие жильцы отдернули занавески, чтобы поглядеть, кто же это так сильно кричит.

Но в это время в дверь позвонили.

— Это Василий, Василий! — закричал Петя. — Откройте ему!

Но это оказался вовсе и не Василий, а Савва и Леша Копейкин.

— Подождите, Мышки!.. — крикнул Петя и схватил телефонную трубку. — Аким Макарыч! Это Савва и Леша Копейкин! Савва, Леша, это Аким Макарыч! Аким Макарыч! Аким Макарыч, там еще Василий сидит! Савва, Леша, там сидит Василий?…