Сказки о цветах

— Чтобы впредь в наших отношениях все было ясно, я хотел бы записать в брачном договоре, сколько яблок ты обязуешься дать этой осенью и в ближайшие десять лет.

Яблоня лишилась дара речи.

— Но… но, помилуй, откуда мне это знать, — запиналась она, немного опомнившись. — Бывает, ударят заморозки, или насекомые уничтожат цветы, или же черви попортят их.

— Если в договоре все будет точно записано, то мне наплевать на какие-то заморозки и на каких-то насекомых или червей. Где хочешь бери, а что обещано, отдай.

— Ну, знаешь! — возмутилась Яблоня. — Сухоцветом ты был, Сухоцветом и останешься. Лучше старой девой вековать, чем за этакого замуж выходить. Прощай!

Она отвернулась и увидела, как у Абрикоса на щеках проступил первый багрянец. И бывший жених вместе с остальными обитателями сада звонко зааплодировал Яблоне.

Карнавал продолжался, словно Сухоцвета вовсе и не было в саду.

КУКУШКИНЫ СЛЕЗКИ

Поселковая красотка Кукушка — необычное имя для девушки, не правда ли? — заигрывала с каждым парнем, целовалась с кем попало. Другие девушки и женщины стыдили ее, а красотка, щелкая пальцами, только посмеивалась:

— Вам завидно, что парни ко мне льнут. Недаром я лучше вас всех.

Она хихикала и напевала до самой Яновой ночи, когда первый парень поселка увел ее в лес искать цветок папоротника. Нашли они его или не нашли — этого никто не знает, только после той ночи Кукушка присмирела, с парнями больше не заигрывала, да и сами они стали обходить ее дом. Кукушка на какое-то время исчезла из поселка. Хотела она этого или не хотела, но весною на свет явился ребеночек. В поселке гадали, кого Кукушка принесет домой — мальчика или девочку, а красотка вернулась одна.

— Куда ты ребенка подевала? — спрашивали женщины.

— Трясогузке отдала, пускай воспитывает, — шепнула красотка.

— А почему сама не воспитываешь?

— Не такая я дура, как вы, — посмеялась Кукушка. — И днем и ночью к колыбели привязаны, о песнях и танцах и думать позабыли. Хочу свою молодость пропеть, чтобы на старости о чем вспомнить было. Тра-ля-ля, ку-ку! — Она трижды повернулась на каблуке и показала женщинам длинный нос.

— Теперь ты поешь, а на старости будешь одна, как пень без побегов.

— Ха-ха-ха! А вы всю свою молодость с колыбельками да пеленками провозитесь.

— Зато вокруг нас детишки лопотать будут, на старости внуки, как пташки, щебетать.

— На старости я разыщу своих детей и заставлю кормить меня. Закон есть закон, — самоуверенно сказала Кукушка.

Так она прожила свою жизнь — каждый год по ребенку, но кто растил их, не знала ни она сама, ни люди.

Судьба зло шутит с теми, кто надеется в беспечной жизни сохранить молодость. У Кукушки, не успела она состариться, поседели волосы, лицо изрезали морщины, спина сгорбилась. Теперь она вспомнила о своих детях и захотела их помощи.

Кукушка пошла к Трясогузке и пожаловалась ей на свое горе. Отдала, мол, по легкомыслию молодости своего ребенка, а теперь хочет его обратно взять.

Трясогузка, не будь дурой, спрашивает, кого она оставляла: мальчишку или девчонку? Но где уж ветрогонке помнить, кому отдала мальчишку, кому — девчонку. Мнется, мнется Кукушка, а Трясогузка, посмеиваясь, говорит ей:

— Вот тебе и тра-ля-ля, тра-ля-ля…

— Ку-ку! — Кукушка, рассердившись, показала Трясогузке длинный нос. — Оставь себе ребенка, которого я в грехе прижила. Разве мало у меня детей и без него. Пойду к Синичке, может, та не будет такой мстительной.

Синичке в самом деле было очень жаль Кукушку, но еще больше она жалела кукушонка, которого нянчила и лелеяла, как родного. Синичка попросила Кукушку подождать, а сама обежала все дома, где, как она знала, жили кукушкины дети. Она собрала всех кукушат в роще — пускай Кукушка сама спросит, кто из них согласен ее своей матерью назвать.

Спрашивает Кукушка одного, а тот отвечает:

— Ку-ку!

Спршивает другого, и тот:

— Ку-ку!

И так все:

— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

Кукушка рассердилась и пригрозила кукушатам:

— Не хотите добром своих обязанностей перед матерью выполнить, так я добьюсь через суд.

— Какие могут быть обязанности у детей перед матерью, которая не признавала своих обязанностей перед детьми? — посмеялся ей в глаза молодцеватый Кукушонок.

У Кукушки не хватило смелости судиться. И она, немощная и больная, тихо поплелась в лес и легла на мох, чтобы дожидаться своего конца.

Вдруг хрустнула ветка, и Кукушка подняла голову. Приближалась хромая девочка.

Девочка подала Кукушке кувшин.

— Выпей, мамочка, березового сока.

Удивленная Кукушка подумала, что ослышалась.

— Как ты меня назвала, повтори-ка еще разок, — попросила она.

— Мамочка. Ты ведь моя мама, — ответила девочка, тепло заглянув Кукушке в глаза.

— Какое чудесное слово — мама! Скажи его еще раз, скажи!

— Мама!

— Но откуда ты знаешь, что я твоя мама? — засомневалась вдруг Кукушка.

— Я росла у Сорокопутки. Моя приемная мать была добра ко мне, но отчим ненавидел меня, ругал кукушонком. Однажды он пришел домой пьяный и выкинул меня за дверь. С тех пор я и хромаю. Давно уже скитаюсь по белу свету и ищу тебя, мама. — Девочка прижалась к Кукушке и напоила березовым соком.

— Ах, какой же я была глупой, — застонала Кукушка. — Не знала, какое это счастье, когда тебя называют самым чудесным словом — «мама».

Крупные прозрачные слезы покатились из глаз Кукушки — первые слезы в ее жизни. И на том месте, куда они упали, расцвели белые цветы, которые так и называются — «Кукушкины слезки».

ВОДЯНАЯ ЛИЛИЯ

Вся волость в то лето готовилась к свадьбе. И не удивительно — Юкум, самый видный и веселый парень на всю округу, обручился с Лилией, самой пригожей и славной девушкой в той стороне. Ничего не скажешь: более подходящей пары и не придумать.

Но в те времена по белу свету еще шатался черт, который был готов продрать семь пар лаптей, лишь бы разбить счастье жениха и невесты.

Как-то вечером Юкум сидел на берегу озера и ждал свою Лилию, которая должна была переправиться сюда с другого берега на лодке. Юкум пришел пораньше на озеро, сел на пень и замечтался о своем большом счастье. Тут к Юкуму бесшумно приблизился какой-то мужик и, опустившись подле него на травку, завел разговор. То да се, стало быть, Юкум жениться собрался. «Да, ждать осталось совсем недолго», — радостно ответил Юкум. «Не охота ли тебе как бы с молодостью проститься?» — словно мимоходом обронил незнакомец. Нет, об этом Юкум и не помышлял, и разговор оборвался.

А Лилия все не шла и не шла. При мысли о том, что невеста, может, забыла о свидании, у Юкума задрожали руки. Незнакомец, видимо, оказался наблюдательным, с чутким сердцем, и тут же предложил Юкуму прекрасное средство от тоски, достав из кармана бутылку.

— Выпьешь глоток, и на душе станет радостно, — нахваливал он свое зелье, и Юкум выпил.

И в самом деле, печаль словно рукой сняло. Хотелось смеяться, озорничать. Подумаешь, опаздывает Лилия, да разве у женщин мало по вечерам всякой домашней работы.

Немного погодя незнакомец заметил, что его зелье следует выпить еще раз, и Юкум снова пропустил изрядный глоток.

Вот так лекарство — теперь уже хотелось петь и плясать. И Лилия, переправляясь через озеро на лодке, еще издали услышала пение Юкума:

— Что с тобой, белены объелся? — озабоченно спросила Лилия, но так и не узнала, откуда Юкум взял веселящий напиток, потому что незнакомец незаметно исчез.

Спустя неделю Юкум, возвращаясь от невесты, снова встретил незнакомца. У Юкума был пристыженный и озабоченный вид: будущая теща отчитала его за галдеж в тот вечер — на озере ведь далеко слышно. Незнакомец опять участливо спросил, чем так опечален его друг, и Юкум доверчиво излил ему свою душу. Ах, нечего огорчаться, кто же не знает, что ведьма и теща — одно и то же, пускай только пропустит малость целебного зелья — и все неприятности развеются. Юкум пил, и чем больше пил, тем веселее становился и все просил еще и еще. Утром домашние нашли его возле колоды, где поят лошадей, и долго не могли растолкать.