Дневник Толи Скворцова, путешественника и рыболова

Положение наше осложнялось еще и тем, что продуктов становилось все меньше. То ли мы ошиблись в расчетах и взяли с собой слишком мало еды, то ли аппетит у всех был слишком хороший, но факт оставался фактом: продуктов у нас осталось лишь на два дня. А продуктового магазина в Никулкине нет. Нужно продолжать путешествие. Но как?

Капитан, я и Татьяна уже было собрались идти к тетке Ульяне, чтобы снова попытаться уговорить ее отдать нам лодку, не дожидаясь хозяина, как из деревни примчались Женька и Юрка. Они так запыхались от быстрого бега, что даже толком говорить не могли. Светлые стриженые Женькины волосы взмокли от пота, он спешил, захлебывался и кричал так, словно все мы были глухие.

— Она говорит, ладно, берите чолон! Только, говорит, пускай Витька, то есть Виктор Корнев, расписку напишет. Я говорю, теть Ульяна, он, говорю, обязательно напишет! Пусть, говорит, напишет! А то, говорит, не дам. Виктор, пиши скорее, пока она не передумала!

И в самом деле, размышлять было некогда. Я вырвал из дневника чистую страницу, дал Виктору карандаш, и он принялся составлять расписку в получении лодки.

Капитан для солидности хотел сам отнести и вручить расписку тетке Ульяне, но Женька выхватил бумагу у него из рук, и они вместе с Юркой снова умчались в деревню.

Обрадованные таким поворотом событий, мы быстро принялись сворачивать лагерь.

Каким все-таки молодцом оказался наш Женька! Сначала с сыном хозяйки подружился, а потом с его помощью сумел уговорить и тетку Ульяну. Дипломат! А я-то считал его ни на что не способным, чуть ли не обузой в нашем походе.

Через полчаса мы со всеми вещами, прихватив и рюкзак Виктора, подошли к сараю, в котором хранилась лодка. Никакого замка на двери действительно не было. Юрка выдернул из щеколды деревянную затычку, распахнул ворота, и мы гурьбой ввалились в сарай. У стены на круглых чурбачках лежал опрокинутый кверху днищем черный, хорошо просмоленный челн. Мы тут же его перевернули. В долбленом, с широко разведеннными бортами, челне были устроены три поперечные скамьи, одна в центре, а две других поближе к корме и носу. С боков челн был обшит двумя широкими тесинами, на которых имелись гнезда для металлических вставных уключин. Рядом с челном лежали новенькие, свежевыстроганные весла. Словом, это была мечта, а не челн! Он мог поднять до восьми, а то и десяти человек, если, конечно, плыть осторожно и соблюдать равновесие. Дело в том, что эти долбленные из осины, с закругленным днищем лодки очень легко опрокидываются. Но зато на них можно плавать даже по сильно заросшим травой и камышом речкам, протокам и озеркам. Они легкие и прочные, эти челны-долбленки. Их можно без особого труда перетаскивать волоком по земле из одного водоема в другой. У моего дедушки тоже был такой челн, и мы с Виктором часто плавали на нем на рыбалку.

От сарая до реки было метров сто. Мы легко с помощью катков дотащили челн до воды и под крики «ура» спустили его с берега на заросшую кувшинками воду. Как раз к этому времени приковылял к нам Виктор. Мы быстренько бросили в челн наши рюкзаки, посадили на самое удобное место раненого, принесли из сарая весла.

Юрка и Женька суетились перед отплытием больше всех. Уж очень им было невтерпеж начать водное путешествие.

— Ну, чего вы копаетесь? — возмущался Женька, с опаской оглядываясь на деревню.

Я уже тогда заподозрил что-то неладное, но меня отвлек возглас нашего капитана.

— А где же Кучум? — воскликнул он, строго оглядывая нас.

И в самом деле, наш верный страж куда-то исчез. Мы начали вспоминать, когда видели его в последний раз. Я точно помнил, что рано утром, когда шел проверять жерлицы, около палатки его не было. Тогда я подумал, что он, наверное, убежал знакомиться с деревенскими коллегами и скоро вернется. Но он что-то загостился у них… Не могли же мы тронуться в путь без Кучума! К тому же, плывя на лодке, мы не оставили бы следов, по которым собака могла бы нас отыскать.

— Ничего! — сказал Виктор. — Найдется. Скорее всего, он просто вернулся домой. Видит, что мы не охотимся, делать ему нечего, вот и ушел. Он только за моим отцом хоть на край света пойдет…

Итак, все было готово к отплытию. Но я должен был сделать еще одно важное дело, прежде чем покинуть эти места. Ко всеобщему удивлению, на берегу реки среди низких кустов я начал собирать самые красивые, самые лучшие цветы. Здесь, в тени, у воды росли крупные синие незабудки. Чуть выше, на более сухих местах берега стояли желтые, в белых воротничках ромашки. Еще дальше по лугу — синие и лиловые колокольчики и другие полевые цветы.

Ребята молча следили за мной. Все знали, что я не из тех, кто любит цветочки, веночки и прочие девчоночьи глупости, и наверняка подумали: «Уж если Толька принялся собирать цветы, значит, что-то будет».

А я, собрав большущий букет, понес его к памятнику погибшим воинам. Когда я оглянулся назад, то увидел, что не только Татьяна и Оля тоже собирают цветы, но и капитан, и Женька, и Юрка. Даже раненый Виктор вылез на берег и, ковыляя, рвал незабудки… Один за другим мы подходили к памятнику и клали к его подножию свои букеты рядом с другими, уже кем-то положенными.

Вернувшись к реке, мы разместились в челне, и он заметно осел в воду, демонстрируя нам знаменитый закон Архимеда. Я и капитан сели за весла, Виктор и девочки — на корму, а Юрка и Женька устроились на самом носу челна.

— Ну же, поплыли скорее! — стонал Женька. Его новый приятель тоже проявлял беспокойство. Наконец Виктор оттолкнулся веслом от берега и мы продолжили наше путешествие уже по воде.

…Оредеж течет здесь по довольно широкой луговой долине, на высоких берегах ее стоят густые леса. Река подходит то к одному, то к другому из них. На излучинах вздымаются почти отвесные крутые обрывы с соснами наверху. На таких обрывах, или, по-местному, слудах, четко, как на разрезе, видны слои грунта с остатками доисторических раковин, голышей и «чертовых пальцев».

— Не «чертовы пальцы», а доломиты! — поправила меня Татьяна.

До чего же она, в самом деле, любит всех учить и поправлять! Не зря, видно, собирается в педагогический институт. Ох и не завидую я тем ребятам, у которых она будет учительницей!

На обрывах-слудах в самом низу, у воды, проходят различной толщины горизонтальные слои цветной глины: синей, коричневой, белой. По цвету глины их так и называют — Красная слуда, Белая слуда.

Первой нам встретилась Белая слуда. Течение здесь било прямо в обрыв, и вода кружилась небольшими воронками. В таких местах, на быстрине, любят держаться жерехи. Но ловить рыбу у нас не было времени.

Чем дальше мы плыли, тем грустнее становился наш гость Юрка, сын тетки Ульяны. Наконец он жалобным голосом попросил пристать к берегу и выпустить его. Он чуть не ревел. Татьяна и Ольга принялись проявлять участие и заботу, и парень не выдержал: в самом деле слезу пустил.

— Ты чего? — удивился капитан. — Мужчинам плакать не полагается.

— Домой хочу! Мамка заругается…

— Не заругается. Она же знает, что ты с нами поехал?

— Не знает. Она со вчерашнего дня в Выселках с бригадой работает.

— Постой, постой! — перестав грести, сказал капитан. — Значит, ты ее со вчерашнего дня не видел?

— Ага…

— С кем же вы тогда насчет челна договаривались? Кому расписку относили?

Юрка растерянно замолчал. Капитан грозно повернулся к Женьке:

— Ну, дипломат, признавайся, чего вы там натворили?!

Женька отпирался долго и упорно.

— Мы к тетке Ульяне в Выселки бегали! — бесстрашно начал он врать. Но тут же выяснилось, что до Выселок было не менее семи километров. Будь Женька и Юрка чемпионами по бегу, все равно не успели бы они сбегать туда и обратно за те полчаса, что мы их на берегу ждали.

Когда этот вариант не прошел, Женька стал нести околесицу насчет того, что они с теткой Ульяной еще вчера вечером, до того как она ушла в Выселки, обо всем договорились, но нарочно никому об этом не стали рассказывать, чтобы потом интереснее было.