Узнаёте? Алик Деткин<br />Повести

Итак, я начал анализировать в одиночку…

Мне было известно, что знаменитые сыщики и следователи, раскрывая преступления, прежде всего хотят выяснить: кому оно выгодно!

«Так, так, так… Я не пойду обычным путём! Буду действовать своим методом, — решил я. — Пойду от обратного, как иногда доказываются теоремы. Да, сделаю наоборот: продумаю сначала, кому невыгодно, чтоб мы сидели запертые в подвале».

Наверно, всем нам невыгодно. А больше всех? Наташе! У неё тяжело больна мама. И она обязательно должна сесть на электричку в семнадцать ноль-ноль! Так, так, так… Теперь надо выяснить, кому выгодно, чтобы Наташе было невыгодно. Сбиваюсь на чужой метод… Но ничего не попишешь! Кто же может Наташе мстить? И за что? Разберёмся! Вернее всего, кто-то был отвергнут ею — и вот решил… Любовь часто толкает людей на преступления! Об этом и в пьесах говорят, и в кинокартинах… Но кто же ей мстит? Племянник Григорий? Он мог быть только оружием мести! Так, так… Это ясно. Он не подходит: по возрасту и вообще… Вряд ли он способен на глубокое чувство. Но кто его сделал своим оружием? Кто?! Покойник? Он любит вымышленные образы. И вообще умирает от страха. Но прежде чем вынести окончательное решение, я должен во всём сомневаться. А если Покойник притворяется? Если на самом деле он ничего не боится? Да нет! Достаточно взглянуть на него… Принц Датский? Он благороден. Физическая сила сочетается в нём с детской застенчивостью. Но я должен во всём сомневаться! А вдруг он притворяется добрым?

Как-то противно всех подозревать! Но всё-таки… Я должен провести подробнейшее расследование! Значит, надо проверить всех. Кроме Наташи… Может, Миронова? Допустим, она завидует Наташе. Нет, ерунда. Исключается! Она завидует только тем, кого учителя ценят больше, чем её. А больше, чем её, они никого не ценят! Значит, методом исключения, который иногда применяется при расследованиях… Опять пойду старым путём. Говорят, «старый друг стоит новых двух». Может, это относится не только к друзьям? О, как мудры народные поговорки!

Итак, я добрался до Глеба… Он опять запинается на каждом втором слове. А больше — молчит. Но дело не в этом. Не поэтому он вызывает у меня наибольшие подозрения. Так, так, так… А почему? Во-первых, он единственный из нас всех был раньше знаком с Племянником. Улика номер один! А во-вторых и в-третьих… Мои наблюдения, о которых никто не знает! Те две догадки… В них — ключ! Я уверен… Но я должен во всём сомневаться. Так, так, так… Надо всё доказать! Доказать! Доказать!..

Я обернулся. Все тихо сидели на ящиках. И ждали… А Миронова задремала. У неё был железный характер! Я всех обвёл взглядом и остановился на Глебе.

Настала пора допроса! Поведу его осторожно, чтобы предполагаемый виновник ни о чём не догадался. И чтобы не обидеть его раньше времени подозрением. Прежде всего, соблюдение законности! Об этом часто пишут. Я не должен её нарушать. Должен во всём сомневаться, пока не будет доказано… И никакого насилия! Никакой грубости! Так, так, так…

— Глеб, не хочется ли тебе подойти ко мне? Если тебе не хочется, не подходи. Я тебя не принуждаю. Я сам могу подойти. Но если ты хочешь…

— Я что же… — сразу откликнулся Глеб. — Я пожалуйста…

Он не договаривал фразы. Но это не было уликой: он и раньше не дотягивал их до конца. Да, это и прежде было его яркой особенностью.

Однако острая наблюдательность подсказала мне, что он слишком уж быстро откликнулся, словно ждал, что я к нему обращусь. И слишком уж стремительно подбежал, будто боялся, что я спрошу его о чём-нибудь громко и услышат все остальные.

— Что?.. А?.. — сказал он совсем шёпотом, словно предлагая и мне вести разговор так, чтоб о нём знали только мы двое. Моя острая наблюдательность стала ещё острее, будто её только что наточили.

— Хочешь знать, как я догадался насчёт скелета? Очень просто. Когда ты перевернул «мемориальную крышку» и прочитал, что именно здесь была написана вся повесть от начала и до конца, догадка сразу озарила меня: не только подвал, но и скелет был нужен твоему дедушке для вдохновения! Чтобы нагонять на себя страх… Я бросился в темноту, чтобы проверить свою догадку. Бирка и планка её подтвердили. Но это не всё…

— А что же ещё?..

— Глеб, если тебе не трудно, переверни снова крышку и прочти, пожалуйста, ещё раз, что там написано, — сказал я с плохо скрываемой вежливостью.

Мне хотелось, чтобы Наташа видела, как умно и тонко я веду дело, как с каждой минутой всё больше оттачивается моя наблюдательность. Но нельзя было сделать так, чтоб Наташа слышала наш разговор, а все остальные не слышали. А если бы услышали все остальные, у них бы раньше времени возникли подозрения против Глеба. «Если же он не виновен? — рассуждал я. — Если мои предположения — всего только предположения? Нет, законность прежде всего!» И продолжал вести расследование шёпотом:

— Там, при всех, не надо переворачивать крышку. Принеси стол сюда, если тебе не трудно. Здесь переверни и тихо мне прочитай. А то у меня что-то рябит в глазах. Наверное, от окружающего нас мрака! Помоги мне, Глеб, если можешь.

— Я, конечно… переверну. Мне не трудно…

Он подтащил стол к ящику, сидя на котором я анализировал события. Перевернул крышку и прочитал: «Здесь в течение одного года трёх месяцев и семи дней была написана повесть „Тайна старой дачи“».

«Так, так, так… — сказал я себе. — Он прочитал так же, как в первый раз. Значит, это уже не случайность».

— Глеб, почему же ты пропустил одно слово? — прошептал я. — Объясни, пожалуйста, если тебе не трудно. Подумай хорошенько, не торопись.

— Я?.. Слово?.. Какое?

— Всего только одно. Но очень существенное!

Я взял «мемориальную крышку» в руки.

— Написано так: «Здесь в течение одного года трех месяцев и семи дней была придумана и написана повесть „Тайна старой дачи“». А ты слово «придумана» пропустил. Почему? Соберись с мыслями. Не торопись.

— Я не заметил… Не обратил…

— Оба раза? Одно и то же слово? Согласись, дорогой: странное совпадение!

— Не обратил…

— Два раза?

— Два…

— А может быть, целых три?

— Нет… Только два…

— Прости, дорогой: тебе изменяет память. Первый раз ты не заметил это слово ещё гам, в городе. Когда говорил мне, что всё было на самом деле: вся история с Дачником. А оказывается, Гл. Бородаев её придумал. Зачем же ты мне сказал, что Дачник здесь действительно жил и пропал в новогоднюю ночь? Не тот, придуманный твоим дедушкой, а какой-то настоящий, живой, так сказать, человек? Взял и исчез… Зачем ты это сказал? И Племянника подучил сказать то же самое? Подумай хорошенько, не торопись.

Глеб не торопился. Он молчал.

— Так, так, так… — сказал я уже с плохо скрываемой угрозой.

— Хорошо… Я тебе… Всю правду…

— Вот именно: правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!

— Иначе бы ты сюда… А так тебе сразу стало… И другие поехали…

— Подведём некоторые итоги, — сказал я. — Значит, ты очень хотел, чтобы мы сюда приехали. И чтоб заинтересовать нас, сказал, будто всё произошло здесь, на этой даче, в самом деле, а не было придумано дедушкой.

— Ну да…

— А почему ты так уж сильно хотел, чтобы мы приехали?

В это время подошла Наташа Кулагина. И тихо сказала:

— Алик, осталось совсем мало времени.

— Считай, что ты уже на пути к своей маме! — воскликнул я. — Скоро она обнимет тебя…

Покойник услышал мои слова. И не то с надеждой, не то с сомнением произнёс:

— «Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…»

Страх, значит, ещё не отшиб ему память: он помнил стихи Пушкина. Не совсем точно, но помнил.

— Да, встретит! — подтвердил я. — Ещё несколько минут — и я выведу вас отсюда…

— Как Данко? — спросил Покойник.

Острая наблюдательность подсказала мне, что он сомневается. Захотелось поскорее поразить всех своими находками и открытиями.

— Ты помнишь фразу из «зарисовки» Мироновой? — спросил я у Глеба.

— Какую?..