Командир особого отряда. Повести и рассказы

Шофер затормозил и высунулся из кабины:

— В чем дело?

— Подождите минутку! — взмолился Шурка. — Минуточку только!

— Да что такое?

— Черепаха у нас ползет!

— Опыт проводим… — объяснил Калиныч, а Шурка вкратце рассказал шоферу, в чем заключается их опыт. Шофер оказался умный, не дуралей какой-нибудь, и отнесся к проводимому опыту с пониманием: даже сам вылез из кабины и вместе с ребятами наблюдал за черепахой. А когда подъехала другая машина, он ее остановил:

— Погоди немного… Тут ребятишки опыт проводят…

Другой шофер тоже был хорошим человеком и тоже вылез, чтобы посмотреть, как ползет черепаха…

Потом они, улыбаясь, разошлись по машинам и, помахав ребятам, уехали.

А черепаха, не обращая ни на кого внимания, все ползла и ползла!.. Чем ближе к пруду, тем она сильнее шевелила ногами, хоть не заметно было, чтобы от этого скорость сильно прибавлялась…

— Будем до конца прослеживать! — распорядился Шурка, хотя сопровождать такого пешехода, как черепаха, было очень нудно и, главное, нельзя подогнать, чтоб двигалась побыстрее…

Когда до берега осталось метров двадцать, Калиныч вздохнул:

— Как она стремится… жалко ее!.. Она старалась, ползла, а ее обратно в кадушку…

— Почему в кадушку? — неожиданно для себя решил вдруг Шурка. — Пускай ползет домой!

И всем отчего-то сделалось радостно! И стало еще интереснее наблюдать за черепахой!..

А она доползла до берега, без малейшей остановки вошла в воду и скрылась с глаз…

Ребята посидели у пруда, дожидаясь, не всплывет ли хоть разок черепаха, чтобы оглянуться на своих мучителей, но она так и не всплыла… Наверное, отдыхала на дне после тяжелой и опасной дороги, все еще не веря, что опять очутилась на своей родине.

— У меня тоже такой характер… — сказал Шурка. — Если меня утащить даже в Африку, я назавтра уже дома очутюсь! Не люблю жить в чужом месте!

— А я аж с Северного полюса прибегу! — хвалился Калиныч. — По льдинам!

— И я! — сказал Дед.

— И мы! — воскликнули Зубан и Голован.

Когда шли назад, рассуждая, что сейчас делает черепаха, навстречу из-за угла вдруг появился мальчишка в белой панамке с удочкой в руке. Очутившись нос к носу с Шуркой, он встал на месте и замер от страха. Но на душе у Шурки было приятно, и он сказал:

— Не бойся, не тронем…

Белая панамка моргал и не двигался.

— Ты на пруд? — спросил Шурка самым добрым голосом.

Белая панамка испуганно кивнул.

— Можешь ловить! — разрешил Шурка. — Но смотри! У меня там черепаха посажена… Запустили в пруд, пускай разводится… Ее ты не лови!

Мальчишка опять кивнул и заспешил к пруду, то и дело оглядываясь.

Пройдя еще немного, Шурка сказал ребятам:

— Интересно, как там у Егор Ефимыча? Айда к нему? Раз с черепахой теперь все закончилось, нужно будет помочь поросят до ума довести…

ПЛЕННАЯ НАТАШКА

Атака должна была начаться ровно через полминуты.

Командующий Шурка Сурков оторвался от бинокля, в последний раз взглянул на ручной компас, заменявший часы, досчитал в уме до тридцати и выпрыгнул из окопа.

За ним с криком «ура» бросился в атаку личный состав, швыряя на бегу ручные гранаты из земляных комков, разрывавшихся при, ударе о землю почти как настоящие.

Не выдержав такого мощного натиска, противник бросил свои позиции и обратился в паническое бегство по всему фронту.

Разбитых противников преследовали по пятам до самых дворов, куда они попрятались в полнейшем беспорядке. Потом из одного двора выскочил дядька с хворостиной и всех воюющих разогнал.

С жителями улицы Кирпичной — «кирпичами» — Луговая воевала всегда, но ожесточенные бои начались сразу после прокопки между этими улицами траншей для водопровода, когда в распоряжении обеих сторон оказались удобные окопы и неисчерпаемые запасы земляных бомб.

До сих пор бои шли с переменным успехом.

Когда «кирпичи» со страшным криком начинали атаку, то в окопах как-то не сиделось и приходилось поспешно отступать. В родных местах храбрость Шуркиных бойцов необыкновенно усиливалась, а у противника, оказавшегося на чужой территории, вдали от своих домов, наоборот, ослабевала. Тогда, сконцентрировав силы, командующий Шурка бросал свой личный состав в новое наступление, и противник в панике удирал к себе. Так повторялось несколько раз. Поэтому после окончания сегодняшней войны Шуркин отряд торжественно прошел парадным строем на виду у «кирпичей», трусливо наблюдавших парад из укрытий, — чтобы всем было ясно, на чьей стороне победа.

Затем Шурка отвел армию на отдых и переформирование в глубокий тыл, расположенный в Перфишкином саду, в беседке, оборудованной под штаб, где имелись стол со стулом для самого командующего, а длинная скамейка — для рядового состава.

Это место было выбрано потому, что вокруг Перфишкиного сада от сгнившего забора остались одни кособокие столбы и вход был свободный с любой стороны.

Подсчитав потери, командир нашел их незначительными.

Сражаясь в первых рядах, сам он получил небольшую контузию прямым попаданием тяжелого снаряда в голову, отчего земля набилась в волосы и просыпалась за шиворот. У остальных ранения были и вовсе мелкие: царапины, шишки и множество мелких заноз от каких-то неизвестных колючек, по которым в горячке боя ползали и не замечали.

Если среди живой силы потерь не имелось, то в боевой технике насчитывалась одна серьезная потеря: потеряли заслонку, временно изъятую Шуркой из своей печки для использования в качестве щита, так как она имела скобу, куда просовывать руку. Во время одного особо быстрого отступления Шурка забыл ее в окопе, а «кирпичи» унесли к себе как трофей.

— А почему рядовой Марчуков сегодня не присутствовал? — спросил командующий у своего начштаба Калиныча.

— Он дядину книжку читает! — доложил начштаба. — К ним приехал на один день дядя с книжкой, а он хочет всю ее у него прочитать, пока уедет…

— А где наша разведка? — спохватился Шурка, заметив, что только сейчас куда-то девались оба малолетних разведчика, Зубан и Голован, которые активно участвовали в бою, поднося снаряды и устраивая дымовую завесу путем подбрасывания вверх пригоршней пыли для пущего устрашения противника.

В это время из вишенника донеслись их истошные крики:

— Сюда! Сюда! Поймали! Скорей!

Весь отряд поспешил на выручку. В зарослях вишни разведка геройски сражалась с незнакомой девчонкой, неведомо как попавшей в Перфишкин сад. Сильная девчонка уже свалила разведчиков на землю, но они крепко держались за ее руки с обеих сторон и не отцеплялись, как два муравья, поймавших большую муху.

Тут подоспели главные силы, и девчонка очутилась в плену.

Она была худая и увертливая, с круглыми серыми глазами, большим ртом и вздернутым носом.

— Шпионка «кирпичей»! — обрадовался Шурка. — Повели ее в плен!

— Балда! — отчаянно отбивалась и дралась девчонка, метко пинаясь длинными ногами. — Пусти! Пусти, тебе говорят! Я посторонняя!

— Врешь! Повели ее на допрос!

— Пусти, говорю, зараза!

— Она кусается! — взвыл рядовой Перфишка. — За руку меня укусила, дура!

— Не пускай! — командовал Шурка, и пленную, таща за руки и подталкивая в спину, провели в штаб.

— Да она уже и не сильно сопротивлялась, видя, что окружена и схвачена со всех сторон, что даже самому командующему не удалось найти местечка, где прицепиться, чтобы хоть немного участвовать в поимке.

В штабе пленная уселась прямо за стол на командирское место, огляделась по сторонам и фыркнула:

— Ну и штаб! Избушка на курьих ножках! — Потом с интересом спросила: — А что вы теперь будете со мной делать?

Шурка и сам не знал, что теперь делать с пленной, и потому ответил туманно:

— Увидим… Разберемся…