Эта милая Людмила

— Кстати, Герман, ты можешь идти с нами… Кстати! Ты можешь идти! С нами! — уже вслух и возмущённо, и беспомощно бормотал он, чувствуя, что вместе с обидой им овладевает обыкновенная злость и ощущение полнейшей беспомощности. Он не знал, никак не мог придумать, просто был не в состоянии догадаться, чего бы такое сотворить, чтобы эта милая Людмила больше здесь не командовала. «Кстати, Герман, ты можешь идти с нами!» — чуть не выкрикнул Герка и едва не захохотал во всё горло: придумал всё ж таки, сообразил, чего ему сотворить надо! Ура! Привет-приветик! Не получится у них никакой рыбалки! Это им только для начала сюрпризик, а потом он им ещё чего-нибудь преподнесёт, более…

Он бросился к сараю. На длинных, с большими шляпками гвоздях, вбитых в стену, здесь покоились удочки. Герка схватил их, забросил одну за другой на сеновал и, почти дрожа от сладкого и злого предвкушения, уселся на крыльцо, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.

— Главное, ребята, червей запас иметь! — громко и весело напевая, во двор из огорода вышел дед Игнатий Савельевич, направился к сараю, протянул руку к стене, замер, пожал плечами, обернулся и недоуменно уставился на внука. — А удочки-то где? Удочки-то куда подевались?

— А я откуда знаю? — с очень невинным видом отозвался Герка. — Ты ведь рыбачишь, а я рыбку только есть умею.

— Утром они здесь были! — разволновался дед Игнатий Савельевич. — И днём были! Недавно вроде бы тут я их видел! Своими собственными глазами видел! Ещё у одной поплавок сменить собирался. Неужто украли? Не бывало у нас ещё такого!.. Удочки пропали куда-то! Срывается рыбалка! — пожаловался он вошедшей во двор этой милой Людмиле, а она его — Герка чуть не взвыл от возмущения — успокоила:

— Я захватила свои. У меня две складные и набор крючков, поплавков. Герман, ты идёшь с нами или нет?

— А чего ему там делать? — проворчал этот вреднющий дед, с недоумением ощупывая гвозди, на которых хранились удочки. — Он червей боится в руки брать.

— Просто так с нами посидит, — не унималась эта милая Людмила. — А червей я сначала и сама боялась. Чего же ему здесь одному делать? Опять бездельничать?

Тут уж Герка не выдержал, вскочил, вернее, не вскочил, а с места высоко подпрыгнул, встал на ноги, сжал кулаки, заговорил, стараясь не закричать:

— Какое твое дело, чего я делать буду?! Когда ты тут распоряжаться прекратишь? Что хочу, то и делаю! Сейчас, между прочим, каникулы! Отдыхать надо людям!

Никто ему ничего не ответил, уважаемые читатели, и Герка напряжённо соображал, почему его справедливые слова ни на кого не подействовали, ещё более напряжённо он продолжал думать, а что бы ещё такое сказать, чтобы… чтобы… чтобы… Но какая-то отчаянная мысль, появившаяся у него в голове, словно забуксовала… чтобы… чтобы… чтобы… Герка до боли сжимал кулаки, но не мог вспомнить даже ни одного обидного слова. От тщетных усилий злость его как бы устала, и он проговорил почти равнодушно:

— Идите, идите, никто вас не держит.

— Но тебе же без нас скучно будет! — воскликнула эта милая Людмила. — Почему ты такой упрямый, Герман? Почему ты не хочешь идти с нами?

В том-то и дело, что Герке очень хотелось пойти с ними, но признаться в таком желании он боялся даже самому себе. Ведь тогда получалось, что какая-то посторонняя девчонка, хвастунья, зазнайка и командирша, считающая свою особу маленького роста перевоспитательницей, разрешает ему, видите ли, пойти на рыбалку с его собственным, хотя и вреднющим дедом! Получается сплошное нахальство с её стороны!

А этот вреднющий дед помалкивает, как будто ничего его и не касается, на внука — даже не взглянет. Хоть бы слово сказал в защиту! И он сказал:

— Пошли-ко, Людмилушка. Рыбка нас ждет не дождется. А ему не привыкать баклуши бить.

И они — ушли!

Ушли они…

Герка готов был броситься следом, встать между ними и теперь уже не сдерживаться, закричать:

«А ну, топай отсюда, Людмилушка, туда, откуда к нам заявилась! Никто тебя сюда не звал! И нечего тебе здесь, командовать! Иди, иди, с тётечкой рыбу лови! А ты, дед? Тебе-то как не стыдно? Единственного внука бросаешь ради какой-то хвастливой подлизы! Пошли-ка лучше обедать, а она пусть идёт куда хочет и больше нам на глаза не показывается!»

Но увы и увы, и ещё тринадцать раз увы, Герка остро чувствовал свою наиполнейшую беспомощность перед этой милой Людмилой, которая недавно скромно стояла вот здесь перед ним и смотрела на него большими чёрными печальными глазами… И чего ей печалиться-то?.. Ана… лизировать ещё его выдумала и деда уговорила такой ерундистикой заниматься… Неужели месяца два из-за неё страдать? Неужели тётечка Ариадна Аркадьевна не выживет её раньше?!

Незаметно для себя Герка медленно брел к реке, уже миновал огород, перелез через изгородь и, только сейчас сообразив, куда идет, остановился. Вот они — впереди! Рыбаки вреднющие! Рыболовы ехидные! Чтоб у вас только лягушки клевали! Наверняка и сейчас разговоры разговаривают. И все они, разговоры-то, о нём, о Герке, как бы ему получше жизнь испортить…

Он сел на траву, обхватив колени руками. Устал он. Вымотался он… Ведь как раньше-то, до сегодняшнего-то дня, замечательно они с дедом жили!.. Ну, поворчит дед иногда, ну, пригрозит изредка… Но всё ведь получалось так, как хотел единственный внук… А теперь-то что будет?! Дед вреднющий его абсолютно слушаться перестал!.. Нет, нет, одна надежда на тётечку Ариадну Аркадьевну. У неё ещё ни один родственник больше двух-трёх суток не выдерживал.

Стало чуть прохладно и сыровато. Герка немного продрог, но сидел не двигаясь в прежней, давней позе. Он уже довольно вяло размышлял о том, что бы такое предпринять, чтобы избавиться от этой милой Людмилы, чтобы исчезла она отсюда, чтобы дед и близко её не подпускал… Можно, к примеру, будто бы серьёзно заболеть… Но ведь этот вреднющий дед врача вызовет!.. Или ещё хуже: ОНА врача вызовет, никого не спросясь! И окажется бывший кандидат в экспонаты обыкновенным симулянтом!.. Или испугать этого вреднющего деда: спрятаться куда-нибудь, пусть поищет!.. Но нельзя же прятаться около двух месяцев! Тем более, что и ОНА искать будет, и — найдёт ведь!.. Нет, нет, одна теперь надежда на тётечку Ариадну Аркадьевну!

Встал Герка, попрыгал немного, чтобы согреться и размять затекшие ноги, и побрел обратно домой, понятия не имея, чего он там делать будет, если ему делать ничегошеньки не хочется. Он и шёл-то как можно медленнее, чтобы время убить.

Видите, уважаемые читатели, иногда и бездельникам нелегко приходится.

Войдя во двор, Герка постоял, подумал немного, слазил на сеновал, взял удочки и отнёс их на место.

…Конечно, конечно, этой милой Людмиле просто дико повезло. Мало ли на свете отличниц и отличников, но кому из них удалось познакомиться с Гагариным?.. Ну, а если бы ему, Герке Архипову, повезло?.. И спросил бы его первый в мире космонавт, а как он учится… Герке стало до того не по себе, что он тут же замёрз, не успел подивиться этому, как его мгновенно бросило в жар… Было чему поразиться! Ведь никогда он летом об учебе не думал, не вспоминал о ней даже, да и в другие времена года учеба не очень его занимала, а тут… И всё из-за неё, из-за этой милой Людмилы, которая надеется мучить здесь людей два месяца!

«Значит, так! — очень решительно подумал Герка. — Хватит! Дос-та-точ-но! Жили мы без этой будущей женщины, подлизы хвастливой, командирши, перевоспитательницы и анализаторши, хорошо жили и теперь проживём! Пусть она кого-нибудь другого ана… лизирует! Я лично в ерундистике такой не нуждаюсь!.. Просто я больше с ней даже разговаривать не буду. Не буду, и всё! А ещё лучше: как только она сюда заявится, я шагом марш куда-нибудь!»

А как быть с этим вреднющим дедом, спрашивается? Он единственного внука даже кормить перестал! Герка отлично знал его характер, вернее, Герке казалось, что он знает его характер до конца. Но в одном Герка не ошибался: дед был необыкновенно упрям. И это означало, что если он согласился ана… лизировать внука, не беспокойтесь, пожалуйста, не волнуйтесь, не передумает дед, не отступит!