Лисья нора

— Нет! — орала и орала она.

Хью застал отца по пояс в ежевике. Дядя Боб покачивался, как человек, который стоит в стремнине. По обе стороны от него висела ежевика, поэтому казалось, будто он стоит в дверном проеме. На нем не было живого места: всюду торчали колючки, у него был вид дикаря, пронзённого стрелами в отместку за какое-то прегрешение. Он был уже на полпути к тому месту, где разверзлась земля, поглотившая Кена. Лицо у него было каким-то отчужденным. А когда Хью взглянул на маму, стоящую на краю кустарника — волосы падали ей на глаза, а руки были судорожно сцеплены, — ее лицо тоже было каким-то отчужденным.

— Кен вправду погиб? — спросила спустившаяся вниз Джоан.

Но взрослые, казалось, ее не услышали.

— Может, сбегать за помощью? — спросил Хью. — Подняться к Бэйрдам?

Но и вопрос Хью остался без ответа.

— Не знаешь, чего и ждать, — сказал дядя Боб. Он говорил с трудом, каким-то высоким, неестественным голосом.

— Продолжай искать, — отозвалась тетя Кэт, — Не бросай. Ты так никогда не поступал. Может, он лежит там раненый, — Она тоже говорила каким-то неестественным голосом.

— Он не отвечает. И не зовет.

— Может, он потерял сознание.

— Или умер, — задохнулся дядя Боб.

Может, позвонить в полицию? — спросил Хью, — Пригласить доктора? Позвать на помощь? Может, сходить к Бэйрдам?

— Продолжай искать, — повторила тетя Кэт. — Ты никогда не бросал начатое дело.

— Я принесла тебе трубку, папа, — сказала Джоан.

С поляны донеслись всхлипывания Фрэнси:

— Я не хочу, чтобы Кен умер, как цветок.

— Только действуй спокойней, — говорила тетя Кэт, — не то отрежешь себе ногу или еще кусок земли провалится. Ноги у тебя все время должны быть свободны, чтобы в случае опасности прыгнуть в сторону. Ради меня будь осторожен.

— Тебе нужна трубка, папа? Тебе сразу станет легче. По словам мамы, ты приходишь в себя только после того, как утром выкуришь трубку.

— Позвать мистера Бэйрда? — настаивал Хью. — Привести кого-нибудь на помощь?

— Нет. Твоя мать не одета.

— Какое это имеет сейчас значение, папа?

— Имеет. Тебе не понять. Вы все в пижамах.

— Не пойдем же мы переодеваться в такую минуту, — рассердилась тетя Кэт. — Ну и что с того, что мы в пижамах?

— Я не хочу, чтобы сюда набежали Бэйрды, — по-прежнему каким-то писклявым голосом возразил дядя Боб. — Они всегда нравы, а я всегда не прав. С этим делом мы должны справиться сами. Бэйрды мне не нужны. Не хочу их видеть. Элен убьет меня. Что я ей скажу?

— Папа, полиция…

— Нет! — завопил он и сразу сник. — Как мне выбраться из этой ежевики?

— Успокойся и как следует подумай, — посоветовала тетя Кэт, — а мы все постараемся тебе помочь. Дети здесь. Они тоже способны оказать помощь. Если ты будешь стоять неподвижно, мы попробуем отодвинуть от тебя кусты. И ты сумеешь начать все заново. Порой спешка только вредит. Ты должен быть осторожен, Боб. Теперь понятно, от кого Хью унаследовал свою манеру пороть горячку. Если быку вовремя не открыть ворота, он превращает их в щепки.

— Что я скажу Элен? Она убьет меня.

— Чем ты виноват перед Элен? Если уж говорить о том, кто виноват, то виновата я, разрешив им спать здесь. Но никак не ты.

— Это шурф китайцев. Теперь я не сомневаюсь.

— Не может быть. Управление горнорудных дел…

— Глубиной в шестьдесят футов. И вполне возможно, на пятьдесят футов там воды. Он, наверное, утонул. А на дне похоронены китайцы. На нашей земле. И мы все время живем бок о бок с этими мертвецами. Это — шурф, он на нашем участке и только и ждал возможности нам отомстить.

— Какая глупость! Я была вместе с тобой в управлении, где сказали…

— Вот почему нам удалось так дешево купить эту землю. Мы ведь приобрели ее за гроши, ты же знаешь. Но местные дети знали, в чем дело. Они говорили: эта земля вас проглотит. Если хочешь знать правду, всегда сначала расспроси детей. Дети были правы. Это место заколдовано. Будь честной, признайся, что это так. Мы никогда не чувствовали себя здесь как дома.

— Ребята называют это Лисьей норой. Про китайцев ничего нё говорили, — возразил Хью.

— Вытащи Кена, папочка, — простонала Джоан. — Не оставляй его там. Пожалуйста, вытащи Кена.

Он огляделся в поисках секача и с прежним упорством и яростью принялся атаковать стону из кустов ежевики.

Над долиной, должно быть, всходило солнце. Оно уже, наверное, поднялось над вершинами деревьев. Интересно, подумал Кен, что он бы увидел, если бы луч солнца проник в дыру. Нот, ему туда не проникнуть, ни за что. Тьма его не впустит.

В шурфе обитала тьма. Отсюда вылезала ночь. Вечером, как только садилось солнце, из шурфа вылезала тьма, она спешила, с гулом и грохотом мчалась во весь опор, заполняя собою весь мир. А затем, когда наступал день, тьма залезала обратно в шурф и захлопывала за собой дверь. Кен упал как раз на дверь и сломал ее. Может, поэтому тьма так разозлилась и стала так рычать.

Теперь рычало все вокруг. Его охватило странное чувство, будто, он вовсе не на дно колодца, что дно еще далеко внизу, что там, внизу, притаилось еще больше тьмы, где все черным-черно, что внизу тьма густая и кипит, как деготь в котле.

А далеко-далеко вверху было солнце и тишина. Тетя Кэт сказала, что это не западня, а оказалось, самая настоящая западня. Тетя Кэт сказала неправду. Тетя Кэт солгала. И Хью лгал. И Джоан лгала. Дядя Боб тоже лгал. Он умрет на дно шурфа в полном одиночестве.

Это была темница с одним зарешеченным окошком где-то наверху в потолке. Тысячи лет назад, когда людей бросали в темницы и оставляли там навсегда, они слышали, как приближаются крысы, а потом в страхе разбегаются, как, журча, бежит по стенкам вода. И только закрыв глаза, они могли видеть темницу будто при свете — глубиной в шестьдесят футов, полную тьмы, пауков и сороконожек, где все время что-то падает, — и они снова открывали глаза, потому что не могли вытерпеть того, что видели. Видеть тьму было менее страшно, чем видеть то, что было на самом деле.

— Кен! Ты там, Кен? Ты слышишь меня, Кен? Можешь мне ответить? Бедняга, наверное, погиб. Я ничего не вижу. Там кромешная тьма. И вода, по-моему. Я вижу воду.

Хью и Джоан притащили из буша полусгнившие бревна и положили их на кусты ежевики, чтобы вместе с матерью подобраться поближе к отцу. Тетя Кэт обезумела от страха: ей казалось, что он убьет себя.

— Осторожней, Боб, — молила она. — Ты подошел слишком близко. Ты упадешь в шурф.

— Папа уже около норы! — крикнул Хью. — Он добрался туда! Молодец папа! Видишь его?

Через поляну с криком бежала Фрэнси:

— Кен не умер, как цветок! Ура! Ура!

— Замолчи! — крикнул дядя Боб. — И вы все тоже замолчите. Заткните ребенку рот. Она как фабричный гудок…

— Дядя Боб, дядя Боб! Я здесь, дядя Боб! Я вас вижу, дядя Боб! Пожалуйста, вытащите меня отсюда, дядя Боб!

— Он там. Я его слышу. Он жив.

Дядя Боб с силой прижал кулаки к глазам. Тетя Кэт, должно быть, догадалась о его слезах, но дети так никогда и не узнали, что и взрослые мужчины иногда плачут. Они не слышали, как он давился от рыданий, потому что ликование их было слишком громким.

Глава восьмая

Еще четыре фута

В шурфе повис на шпагате фонарик Хью.

— Мы спускаем тебе фонарик, — донесся голос дяди Боба, — затем мы его снова подымем и измерим длину шпагата. Чтобы узнать, на какой глубине ты находишься.

Дядя Боб положил бревно на середину отверстия и начал спускать фонарик ровно в центре этого бревна, чтобы он не цеплялся за Корни, которые длинными костлявыми пальцами торчали из стенок колодца. Фонарик спускался, медленно вращаясь, и был похож на бледно-желтый глаз или бледно-золотой шарик, а то и на летающую тарелку или что-нибудь другое, что порой в сумерках движется по направлению к земле. Затем шпагат за что-то зацепился, и фонарик заметался взад-вперед, а вместе с ним метался, как мечутся волны на берегу, и луч света. Забавно было наблюдать за ним. Когда свет находился непосредственно над ним, Кен его чувствовал.