Школа на горке

— Здравствуй, Юра.

Хорошо бы, она не заметила, как он покраснел. Он боится, что она все-таки заметила, и от этого краснеет еще сильнее.

— Жарко, — говорит она.

— Жарко, — отвечает он.

Теперь ему совсем легко. Она думает, что он красный от жары. Какая прекрасная девочка — Лиля.

— Дачница-собачница! — несется по лагерю пронзительный голос Вадьки Куманькова.

Лиля уже далеко, у самой реки. А вдруг она слышала? Юра бросается на Куманькова, лупит его, гнет к земле. Они катятся клубком по траве. Юра меньше ростом и слабее, но он не выпустит Куманькова, он покажет Куманькову.

— Это еще что за новости? Ну-ка, прекратить!

Над ними стоит вожатая Вера, стоят ребята. Вера тяжело дышит, видно, бежала с другого конца лагеря.

— Кто первый начал?

Все молчат. Молчит Куманьков, молчит Юра. А что отвечать? Стукнул первым Юра. Приставать начал первым Вадька Куманьков. А орать первой начала Галка Полетаева. Разве теперь разберешься, кто первый начал?

— Признавайтесь, бессовестные! Отойти на пять минут нельзя, сразу безобразничают! Ну, долго я буду ждать?

Все стоят и молчат. Кому охота признаваться?

— Вера, а зачем он меня дачницей обзывает? — вдруг говорит Галка. — Ну какая же я дачница? И собаку я просто так кормила.

Галку? Юра вскидывается. Значит, Куманьков кричал не Лиле? Конечно, не ей. Да и как можно было подумать такую глупость? Кто сможет крикнуть что-нибудь обидное Лиле? И при чем здесь собачница? Лиля — и какая-то собачница. Никакого отношения ни к Лиле, ни к Юрке крик Куманькова не имел! И Юра радостно говорит:

— Вера, это я первый начал! Я!

Вера с удивлением смотрит на Юру. Потом говорит:

— Молодец, имеешь мужество сознаться. Ну что ж, молодец.

Ребята тоже удивляются. Ну покричала бы немного Вера и отстала бы. Зачем Юрке это нужно?

— Значит, так, — говорит Вера. — Мы все пойдем купаться, а ты будешь убирать территорию. Грабли и метлу возьмешь у завхоза.

Прекрасно! Он возьмет грабли и возьмет метлу. Он будет подметать мусор! Прекрасно!

Ребята начинают расходиться. Вера ворчит:

— С ума с вами сойдешь! Завтра уезжать, а вы что вытворяете?

Юра остается ошеломленный. Как — завтра? Ну да, завтра. Так скоро? Когда же они успели промчаться, все дни этого прекрасного месяца? Завтра утром их увезут.

Он мел жесткой метлой дорожку, конфетные бумажки и первые желтые листья летели из-под метлы. Лагерь был пустой. Все ушли купаться, солнце припекало, но не было в нем такой силы, как месяц назад. Конец августа. С берега доносились голоса. Где-то далеко смеялась Лиля.

Пускай они все там, а он здесь. Юра крепче зашваркал метлой. Все равно он обязательно увидит ее сегодня. Потому что сегодня последний день. Вот что ужасно. Неужели последний день? Да, именно последний.

После полдника Юра пошел в дачный поселок. Поселок был совсем близко, но за территорию лагеря можно выходить, только если разрешит вожатая. А вожатая ушла с девчонками за малиной, потому что девчонкам вздумалось привезти мамам угощение. Юра ушел так, без разрешения. Ему было все равно — пусть вожатая Вера ругает его, пусть даже, если хочет, ведет его к начальнику лагеря. Сейчас он должен увидеть Лилю, потому что сегодня последний день.

Юра остановился у калитки. В гамаке сидел толстый человек в синей полосатой пижаме и читал журнал «Огонек». Из-за журнала на Юру посмотрели светлые серые глаза.

— Лилю? Она с сестрой Клавой в город уехала. Не совсем, дня на два всего. Да ты зайди, что же ты стоишь? Хочешь яблоко?

Но он не зашел. Зачем заходить? Стоял у калитки, смотрел перед собой, ничего не видел. Потом, правда, оказалось, что все видел. Вспоминалось долго: человек в гамаке, гамак провис почти до самой земли; солнце перед закатом отражается в мелких стеклах веранды; на вкопанном в землю дощатом столе стоит самовар, голубоватый дым идет из трубы прямо вверх. Говорят, это к хорошей погоде...

*  *  *

В классе Костя сказал:

— Завтра Варвара Герасимовна велела собраться. Слышишь, Муравьев?

— Слышу.

Значит, завтра будет обмен идеями. А у Муравьева нет никаких идей. У всех, наверное, есть, а у него нет. Но Муравьев не любит тосковать. До завтра далеко, может быть, как раз и прояснится что-нибудь в его голове. Сегодня же еще не завтра, верно?

Когда Муравьев пришел домой, дед сказал:

— Пришел? Я забыл хлеба купить, сходи, пожалуйста, в булочную.

В булочной, как всегда, пахло теплым хлебом. Муравьев уже купил хлеб, и белый и черный, теперь он стоял и раздумывал, что лучше — конфеты «Ласточка» или пряники «Дорожные». Пряники были похожи на мрамор, на них были белые разводы. А конфеты тоже выглядели очень нарядно — в золотистых бумажках, а на золотом фоне летела синяя ласточка с острыми длинными крыльями. Решить было не просто. Как только Муравьев решал: все, покупаю пряники, ему сразу начинало очень хотеться конфет, шоколадных, с шоколадной начинкой. Тогда он решал: все, покупаю конфеты. Но тут ему начинали еще больше, чем раньше, нравиться пряники: такие мраморные, такие тяжеленькие на вид; наверное, они имеют привкус меда или мяты.

Но тут произошло то, отчего из головы у Муравьева сразу вылетели все мысли о конфетах, о пряниках и обо всем вообще.

Кассирша сказала женщине, которая ничего не покупала, а просто зашла навестить кассиршу и стояла, облокотившись на загородочку у кассы.

— Посмотрите на того человека, — сказала кассирша негромко, но так, что Муравьев услышал. — Знаете, кто это такой?

— Нет, — ответила кассиршина знакомая, — а кто это такой?

Они обе смотрели на человека в кожаном пальто, и Муравьев тоже стал смотреть на него. Человек держал сетку, в ней лежали батон и пачка сахара. Седые волосы выглядывали из-под шляпы. Человек как человек.

— Это удивительный старик, я его давно знаю, он живет на той стороне, в деревянном доме недалеко от прачечной.

Старик заплатил деньги и вышел из булочной. А кассирша, увидев, что он отошел далеко, продолжала уже громче:

— Это старый солдат. Он живет в деревянном доме!

Муравьев сразу примерз к полу. Старый солдат! Он нашелся сам, и не нужны никакие розыски. Они-то все гадают, как его искать, а он живет совсем недалеко от школы, ходит преспокойно в булочную, покупает себе батон и пачку сахару...

— Ему новую квартиру предлагают, — продолжала рассказывать кассирша, — со всеми удобствами, лоджия и телефон, а он отказывается. Представляете? Упирается — хочу жить в своем доме. Дом! Печку топит дровами, зато редиска своя.

— Да, у стариков всегда свои странности. Потому с ними и трудно, — вздохнула женщина, которая стояла возле кассирши. — Вот у меня свекровь. Со всеми она хорошая, а со мной упрямая. Я ей свое, а она мне свое. Потому у меня и давление.

Конечно, если бы Муравьев не растерялся, он бы сразу кинулся за старым солдатом. Тогда он догнал бы его и поговорил бы с ним. И, наверное, ему бы многое удалось разузнать. Совершенно самостоятельно и в рекордный срок — сегодня. Тогда завтра в школе все бы рты раскрыли, даже те, кто склонен посмеиваться над Муравьевым. Какие могут быть насмешки? Наоборот, все бы восхитились — вот так Муравьев! Взял и, никого не тревожа, сам принес планшет для музея — бесценный экспонат. И это сделал Муравьев, такой необыкновенный человек. А солдат наверняка отдал бы ему планшет. Почему не отдать? Солдат же сам хочет подарить планшет ребятам, иначе он не стал бы писать им письма. Варвара Герасимовна не зря сказала: «Когда человек хочет помочь, надо помочь ему помочь». Вот Муравьев и поможет старому солдату.

Конечно, надо было Муравьеву, не теряя ни минуты, бежать за стариком в кожаном пальто, раз уж именно ему, Муравьеву, подвернулся такой замечательный случай.

Но Муравьев все стоял посреди булочной. Он растерялся и не сразу сообразил, что надо делать. Он потоптался в булочной еще некоторое время, всего несколько минут. Но бывают обстоятельства, когда и несколько минут могут оказаться решающими для успеха или поражения...