Неизвестный солдат

, обходя лужи и заполненные водой колеи — ночью прошел дождь. За ним шли Краюшкин, Лыков и Огородников. Замыкали шествие Вакулин и Нюра.

Солдаты были выбриты, все на них было выстирано, выглажено, подворотнички блестели.

— По моим вкусовым качествам, — сказал Лыков, — лучше простой деревенской пищи ничего не надо.

— Вкусовые качества бывают у пищи, а не у человека. У человека бывает вкус, — поправил его Огородников.

— Значит, по моему вкусу, — согласился Лыков, — деревенская пища; она хоть и грубая, но полезная.

— Тебя приваживать нельзя, — добродушно заметил Краюшкин, — у тебя память девичья: где обедал, туда и ужинать идешь.

— Ужин не нужен, обед дорогой, — отшутился Лыков, — а не мешало бы денек-другой так похарчиться.

— И не стыдно на бабьих-то харчах? — все так же добродушно поддразнил его Краюшкин.

— Стыдненько, да сытенько, — в тон ему ответил Лыков.

— И в городе можно пообедать, и не хуже, — заметил Огородников.

— Огородников, ты сам откуда? — спросил Лыков.

— Откуда, — мрачно ответил Огородников, — из Ленинграда.

— Семья, выходит, в блокаде, — сочувственно констатировал Лыков.

— Догадливый, — усмехнулся Огородников.

— А я вот, — сказал Лыков, — кроме своего колхоза, ничего не видел. Как кончил курсы, посадили на колхозную машину — пылил до самой войны.

— Ну, — сказал Краюшкин, обходя большую лужу, — вся грязь будет наша. Шинель бы не запачкать. — Он подобрал полы шинели под ремень, улыбнулся: — Подоткнулся, точно коров пошел доить.

Вакулин остановился:

— Беги домой, Нюра! Дальше посторонним нельзя.

Нюра молчала, ковыряла мокрую землю голой пяткой. Ямка, которую она выковырила, тотчас наполнилась водой.

— Писать будешь? — спросил Вакулин.

Она по-прежнему молчала, ковыряла голой пяткой другую ямку.

— Полевая почта 72392, — напомнил Вакулин. — Ну, чего молчишь?

Она посмотрела на него исподлобья.

— Барышень своих целовать не будешь?

— Нет у меня барышень, говорил тебе.

— «Говорил»… У шофера в каждой деревне барышня.

— Дура ты, дура…

Нюра исподлобья смотрела на Вакулина, положила ему на плеч» худые загорелые руки, прижалась, поцеловала в губы.

— Ну, ну… — Вакулин смущенно оглянулся на товарищей, — нашла место… Ну, прощай! Пиши!

…Он догнал своих, когда они входили на территорию МТС. И вместе со всеми растерянно остановился посреди двора — ПРБ не было. Под навесами и в цехах валялись негодные части, старые рамы, ржавое железо, промасленные тряпки.

— Ни горы, ни воза, — заметил Краюшкин.

— Погнались за девками, — пробормотал Огородников.

— Помолчи уж, — оборвал его Лыков, — все ему не так.

Бокарев раскрыл планшет, посмотрел карту, объявил:

— Пойдем на Корюков, пятнадцать километров в восточном направлении. Там узнаем, где ПРБ.

— Слушайте! — сказал Вакулин.

Они прислушались и услышали отдаленное жужжание. Вдали, на шоссе, показались три немецких мотоцикла.

— Попали меж косяка и двери, — тем же добродушно философским тоном заметил Краюшкин.

— Залечь! —