Высокое искусство

Больному художнику производили искусственное дыхание, вводили большие дозы лекарств, которые возбуждают деятельность сердца, – камфоры, кофеина.

Можно ли догадаться, почему камфора и кофеин не помогли? Можно. Ведь их впрыскивали под кожу. А как они могли бы попасть отсюда в сердце или в мозговой центр, управляющий работой дыхательных органов? Только с движущейся кровью. Но кровообращение у больного уже прекратилось. Значит, впрыскивание, в сущности, было бесполезным. Тогда оставалось одно: ввести лекарство прямо в сердце, в толщу мышц неподвижного сердца. И теперь уже надо было брать лекарство очень сильное. Волкович так и сделал, использовав для этого адреналин.

Известны примеры, когда хирург вскрывал грудную клетку, обнажал остановившееся сердце и рукой массировал его. Это, конечно, крайняя мера. Очень серьезная, доступная не каждому рядовому хирургу. Да и более опытные хирурги на нее не всегда пойдут. Но когда ничего больше не остается, решаются и на такой шаг. Терять в таких случаях нечего, а спасение может прийти. Поэтому хирурги обязаны действовать здесь смело и решительно.

Из всего сказанного следует, что не всегда остановка сердца означает конец, гибель, смерть.

После того, как остановится сердце

Один ученый вырезал из вполне уже развившегося зародыша цыпленка маленький кусочек ткани и стал наблюдать за ним. Кусочек лежал в чашке с особым раствором, так называемой питательной жидкостью Карреля. Клетки его делились. Взамен отмиравших клеток появлялись новые.

Сам цыпленок успел вырасти, стал большой курицей, курица эта постарела, и ее нашли однажды в птичнике мертвой. Она погибла от дряхлости. А вырезанная из нее полоска ткани продолжала жить в чашке. Только время от времени меняли использованную питательную жидкость на свежую.

Цыплята, которые вылупились из яиц, снесенных этой курицей, в свою очередь, превратились во взрослых куриц, несли яйца, старели и также расставались с жизнью. Их потомство – «внуки» и «внучки» первой курицы – проделало такой же путь и благополучно скончалось в глубокой куриной старости. А вырезанная ткань продолжала жить.

Если бы ученый не вырезал ее, то кусочек, находясь в теле курицы, тоже стал бы давно мертвым. Смерть курицы была бы и смертью полоски ткани.

Так, отдельные ткани могут обладать даже большей продолжительностью жизни, чем целый организм.

Когда я был молодым врачом, в больнице, где я работал, умер от крупозного воспаления легких мой хороший знакомый, геолог.

Тогда еще не знали ни стрептоцида, ни сульфидина, ни, тем более, пенициллина, и крупозное воспаление легких было очень серьезным заболеванием.

Случилось это в Петрограде. А мать скончавшегося жила в Москве. Ее вызвали телеграммой.

Геолог умер в полдень. Мать должна была приехать утром следующего дня.

Геолог за неделю болезни не брился и сильно оброс бородой. Чтобы это не произвело на мать еще более тяжелого впечатления, я распорядился побрить умершего. А утром, когда я зашел в покойницкую больницы, на щеках и подбородке умершего лежала как бы темная кайма. За ночь опять появились волосы.

Если вырезать полоску ткани с тем ее слоем, из которого растут волосы, и поместить ее в соответствующую питательную среду, то волосы росли бы еще некоторое время.

Профессор Кравков, талантливый советский ученый, работал в области фармакологии, то есть он изучал действие лекарств на человека. Большие способности экспериментатора позволили ему произвести много чрезвычайно интересных и ценных исследований, в особенности над отдельными изолированными органами.

Кравков отрезал от трупа пальцы и через их кровеносные сосуды пропускал питательную жидкость, называемую рингер-локковской.

Эту жидкость Кравков собирал и подвергал химическому анализу. Анализ давал поразительный результат. Из пальцев вытекала не та жидкость, которую Кравков в них вливал. В ней появились новые вещества, которых раньше не было.

Откуда попадали в жидкость эти новые вещества? Они вырабатывались клетками тканей пальцев, являлись продуктом их жизнедеятельности.

Роль жидкости заключалась в том, что она в известной степени заменяла кровь.

Клетки тканей пальцев извлекали из нее нужные им питательные частицы, перерабатывали их, а затем выделяли в ту же жидкость свои отходы, отработанные продукты обмена веществ.

Иначе говоря, клетки тканей отрезанных у трупа пальцев в известной мере жили почти так же, как и живые клетки.

В лабораториях физиологов

Томский физиолог профессор Кулябко вырезал у трупа щитовидную железу, расположенную на шее человека, и проделывал с ней то же самое, что Кравков с пальцами, то есть вливал в артерию железы под небольшим давлением рингер-локковскую жидкость. Войдя в артерию, эта жидкость обегала всю железу и вытекала из наружного отверстия вены. После этого Кулябко собирал ее и обследовал. Он обнаружил в ней очень интересную находку: особое вещество, так называемый гормон щитовидной железы.

Считать железу мертвой никак было нельзя. Она жила и продолжала вырабатывать гормон. Вместе с тем она давала наглядное доказательство того, что отдельные органы, взятые у трупа, сохраняют свою способность жить более или менее продолжительный срок. Разумеется, при соответствующих условиях, в условиях определенной среды.

Это относится также и к более сложным органам.

В лаборатории профессора Кулябко можно было видеть еще один интересный опыт. В центре особого прибора находился темный, кругловатый, несколько вытянутый, мясистый предмет. В него входили стеклянные и резиновые трубки, а рядом располагался небольшой электрический моторчик. Кругловатый мясистый предмет был обыкновенным человеческим сердцем.

Профессор извлек его из трупа спустя сутки после смерти человека. Через стеклянные и резиновые трубки в сосуды сердца с помощью моторчика накачивался раствор Локка, одна из разновидностей питательной жидкости. Сердце, вынутое из трупа через сутки после смерти человека, начинало биться, начинало жить.

Московские физиологи Брюхоненко и Чечулин проделали поразительный опыт. Они отделили голову собаки от туловища и заставили эту голову жить некоторое время. Голова открывала глаза, закрывала их при резком свете, снова открывала. Когда кислотой смазывали губы, голова высовывала язык и слизывала раздражавшую кислоту. На свист она навостряла уши.

Вы, конечно, уже догадываетесь, что Брюхоненко и Чечулин поддерживали жизнь головы тем, что пропускали по ее артериям и венам питательную жидкость.

Чтобы добиться удачи в таком опыте, надо очень долго и много экспериментировать, обладать огромным терпением, настойчивостью, научной изобретательностью и большими знаниями. Это очень сложный и трудный опыт, требующий тщательной подготовки, значительного навыка и хорошо сконструированной аппаратуры.

В конце концов, только после многих ошибок и неудач, оба московских физиолога достигли успеха.

Их эксперимент доказал, что даже головной мозг может некоторое время работать после того, как всякое проявление жизни в нем должно было бы прекратиться.