Чувства животных и человека

Пойманные в Пенсильвании вороны, которые не кочуют по Новому Свету, обычно не отзываются на крики ворон из штата Мэн. И наоборот. Однако вороны, свободно летающие между двумя районами, начинают понимать оба местных диалекта. По-видимому, между птицами северной Европы и Америки существует даже некоторое взаимное общение, так как обнаруженные зимой в штате Мэн вороны больше реагируют на сигнальные крики французских птиц, чем летние обитатели этого штата. В этом отношении вороны, зимующие в Пенсильвании, больше похожи на птиц, которые проводят лето в штате Мэн. Создается впечатление, что перелетные птицы способны изучить «язык» не только своих собратьев, но и птиц других видов. Отсюда можно сделать вывод о том, как полезно путешествовать.

Более мелкие птицы отличают одну сову от другой по «голосам» и проявляют эту способность, даже когда человек имитирует совиный крик. Однако доктор Лой Миллер из музея при Калифорнийском университете в Беркли обнаружил, что маленькие дикие птички не реагируют на крики больших сов. Более крупные птицы, для которых большие совы в определенные периоды их жизни представляют опасность, реагируют на сигналы только тех ночных хищников, которые обитают в этом районе. Ни одна из этих птиц не реагирует на крики сов, обитающих в отдаленных областях. Более крупные птицы также не проявляют «осведомленности» в отношении звуковых сигналов мелких местных сов, которые, по всей видимости, не нападают на них.

Все, что мы знаем о языке человека и животных, заставляет нас восхищаться тем, как рано возникает связь между родителями и детьми. Конечно, крокодилиха спешит к своей кладке, когда услышит в глубине, в водных зарослях и иле, крики только что вылупившихся детенышей. Она разрывает кладку и выпускает потомство на волю.

Слышит ли человек свою мать, когда она еще носит его под сердцем? В последнее время лингвисты заинтересовались звуками, сопровождающими биение сердца матери: «лаб — дапп», «лаб — дапп», «лаб — дапп». В примитивных языках много слов состоит из повторяющихся слогов, наподобие знакомого всем лепета ребенка: да-да, ма-ма, ги-ги. Может быть, мы обладаем врожденной склонностью к парным звукам, тем самым воспроизводя успокаивающий ритм, который мы слышим в чреве матери.

Задумываясь над этим, мы начинаем понимать, что почти в каждом человеческом коллективе ребенок имеет возможность послушать биение сердца матери и после рождения. Мать держит ребенка на руках, так что его ухо прижимается к ее груди, или же ребенок находится у нее на спине под одеялом, и снова ухо его прижато к материнской спине между лопатками. Нет сомнения, что ребенок может слышать биение материнского сердца так же хорошо, как и доктор с помощью приставленного к этим же местам стетоскопа. Мы можем установить, как важно для нормального развития ребенка слышать биение сердца матери.

В наши дни все большее и большее применение находят записанные на пленку звуки. Недавно в детской комнате, где находилось много новорожденных, воспроизвели биение сердца отдыхающей матери — мягкие «лаб — дапп», «лаб — дапп». Благодаря особому пульту за стеклянной перегородкой, отделявшей техника-оператора от младенцев, можно было следить за поведением каждого ребенка в кроватке. Большинство из них вскоре заснули. Остальные лежали спокойно. Но вот магнитофон выключили. Уже через несколько секунд многие младенцы проснулись, некоторые начали кричать. Тогда пустили новую пленку — быстрые удары биения сердца взволнованной женщины. Звук был не громче, чем в первый раз, однако все спящие дети тут же проснулись, начали волноваться, как бы испугавшись чего-то. Но стоило снова проиграть первую пленку — и в детской воцарялся мир. Не являются ли звуки биения материнского сердца первой музыкой, создающей настроение ребенка?

«Лаб — дапп», «лаб — дапп» звучит 70 раз в минуту при нормальном биении сердца, как метроном человеческой жизни. Вот уже полтора столетия наши старые каминные часы Терри успокаивают своим ритмическим кудахтаньем: тик-так, тик-так — отсчитывают они секунды. Это и темп военного оркестра, исполняющего марш: ум — па, ум — па, левой — правой, левой — правой, когда большие барабаны и медные инструменты издают низкие ритмичные звуки, а малые вторят им на верхних нотах. Если ритм оркестра чуть медленнее ритма работы спокойного сердца человека, то при этом мы можем идти очень долго. Только на параде, чтобы сделать марш более эффектным и возбуждающим, его темп усиливают до 72 шагов в минуту — чуть быстрее сердечного ритма нормального человека в спокойном состоянии.

Когда музыка волнует нас, она, должно быть, говорит нам о чем-то очень важном, но о чем — мы, цивилизованные люди, пожалуй, уже и забыли. Волнующие ритмы будят в нашем сознании дремлющие инстинкты и вызывают у нас глубокое ответное чувство. Английский драматург конца XVIII века Уильям Конгрив сказал об этом так:

«Музыка способна очаровать…»

Наш великий американский новеллист Пол Элмер Мор сделал попытку выразить эту мысль более образно и назвал музыку «психическим штормом, который, проникая в бездонные глубины, волнует тайну прошлого внутри нас».

Как бы там ни было, мы должны быть благодарны тому, что у нас есть чувство ритма. Не будь его, 23 500 чувствительных к вибрации клеток внутреннего уха информировали бы наш мозг только о шуме, сигналах тревоги или звуках речи.

На самом же деле эти микроскопические центры — каждый размером с красный кровяной шарик — дарят нам радости музыки, ритма, мелодии и гармонии. Они делают нашу жизнь богаче.

Глава 5

Шумный мир, окружающий аквалангиста

Человечество по-настоящему начало интересоваться глубинами моря лишь в первой трети XX века, когда население континентов превысило 200 миллионов. Можно подумать, что людей толкнула в воду сама жизнь. А ведь более двух третей земного шара покрыто океанами. Океаны образуют самое большое и самое древнее царство, в котором обитают живые существа. В древних морях в бесконечно давние времена животные начали производить и улавливать звуки — сигналы. Но, очевидно, мы так никогда и не узнаем, у кого они появились сначала — у ракообразных или у рыб.

Даже сама мысль о том, что животные могут общаться с помощью звуков в «безмолвном мире» океанов, получила широкое признание ученых лишь после 1940 года. И только в 1944 году наш Департамент морского флота наконец решился произвести испытания подводной системы связи, хотя еще за семь лет до этого доктор Морис Эвинг, выдающийся океанограф, возглавляющий сейчас Ламонтскую геологическую обсерваторию Колумбийского университета, предложил свою систему, которая используется в настоящее время. Самый первый взрыв шестифунтового глубинного заряда ТНТ, который произвели в Западной Африке, в Дакаре, был уловлен с помощью подводного микрофона («гидрофона») у Багамских островов на расстоянии 5000 километров от места взрыва. Меньше чем за час звуковые колебания от этого взрыва пересекли Атлантический океан. При испытаниях такого рода, проведенных в 1960 году, получили рекордную цифру: полземного шара — от юго-западной Австралии до Бермудских островов — звуковые колебания прошли за 223 минуты.

Подводные звуки оставались так долго незамеченными в основном потому, что поверхностный слой воды создает известный барьер. Вибрации в воздухе, достигнув водной поверхности, почти целиком (на 99,9 %) отражаются или поглощаются ею. Это же относится и к колебаниям в воде. Аквалангист очень редко может услышать подводные звуки из-за прослойки воздуха, которая остается у него в ушах.

Говорят, что еще Леонардо да Винчи предлагал слушать подводные звуки, приложив ухо к вертикально опущенному в воду веслу. Примитивные полудикари — рыбаки южных морей Западной Африки — сами додумались до этого и повседневно пользуются таким методом. Дерево настолько хорошо передает подводные звуки, что их совершенно отчетливо улавливает человеческое ухо, если его приложить к рукоятке весла. Рыбаки, прибегающие к такому приему, отлично знают, что рыбы — а это теперь доказано и наукой — «невероятно болтливы».