Серебристое дерево с поющим котом

Скорее всего Олик был прав. Обратившись ко взрослой жизни, Степан Степаныч получил обратно не только свои капиталы, но и заботы. И страх. Не исключено, что именно в это утро нашёл он в почтовом ящике бумажку с пригла­шением в налоговую инспекцию “для уточнения Ваших до­ходов”. Или поругался с женой. Венера Евсеевна вовсе не была обрадована возвращением супруга в прежнем виде. Она уже привыкла быть полноправной владелицей магази­на, мальчика Стёпу ничего не стоило сплавить в детдом: сирота, мол… А тут нате, явился!

Так или иначе, память о недавнем беспечном детстве стремительно потускнела у Степана Степаныча. По край­ней мере память о хорошей стороне этого времени. И те­перь недавняя мальчишечья жизнь казалась ему полной го­рестей и унижений. Вспоминалось лишь детское бесправие да колотушки любимой Венеры. Лошаткин в клочья изо­драл снимок толстого, добродушного пацана, который на память подарил ему Маркони. Злая досада на “сопляков” с улицы Гончарной возрастала в Степане Степаныче буйны­ми кустами бурьяна. Особенно на юного бандита Пеку и на коварного Антошку-инопланетянина, подло заманивших его в ловушку…

Когда Уки пришли в институт Маркони и рассказали о выходке коммерсанта. Варя грустно проговорила:

– А был ведь совсем нормальный…

– Может быть, поймать его и протащить через бочку снова? —нерешительно предложил Антошка. Маркони ответил сумрачно и научно:

– Энергоемкость данного процесса неадекватна конеч­ному результату.

Иначе говоря, игра не стоит свеч. Кому суждено быть жлобом и шкурой, того не переделаешь.

На том и остановились.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Двойной старт

Вечером пятого августа Лошаткин надрал Пеке уши. Пека возвращался домой с вокзала. Он только что про­водил на электричку профессора и тётушку Золю: те уез­жали в гости к знакомому Егора Николаевича на дачу. Пе­ка помахал вслед поезду и теперь шагал по улице Паро­возной. Вечер был оранжевый от закатных солнечных пя­тен, и настроение у Пеки было мирное.

На углу Паровозной и Речного спуска Пека встретил Степана Степаныча. Тот купил в киоске вечернюю газету и тоже направлялся домой. Пека ничего ему не сделал. Даже не сказал ни словечка. Он только на секунду остановился перед бывшим Буцей, сунул руки в карманы, смерил коммерсанта взглядом с ног до головы, хмыкнул, засвистел сквозь выпавший зуб и пошёл дальше.

Лошаткин вмиг надулся горячим воздухом. Но не заорал, не затопал. Он подождал, когда Пека отойдет на несколько шагов, догнал его на цыпочках и вцепился пухлыми пальцами в мальчишечьи уши.

Пека не вскрикнул, не пискнул. Он крепко лягнул врага по толстой ноге, яростно вырвался и умчался.

Всё это произошло без единого слова.

Внутри у Пеки бурлила ярость и обида. Он решил искать управу на распоясавшегося торгаша у законной власти. Если милиция защищала Лошаткина от рэкетира, пускай теперь она защитит нсвиноватого Пеку от Лошаткина. Справедливость должна быть для всех.

Пека подождал, когда высохнут ресницы, и пошёл к участковому.