Серебристое дерево с поющим котом

х Авторов “Рагала” начинались примерно так: “Звездолёт “Тайфун” (или “Радуга”, или “Циклон”, или “303-Х-Эталон-бенц” и т. д.) после долгого перелёта опу­стился на незнакомую планету. “Роботы взяли пробу, – сказал командир. – Здешний воздух годен для дыхания. Выходим, друзья…” Далее речь шла о контакте с местными обитателями. Конец мог быть хороший или трагический, но так или иначе торжествовала идея космического братства, единства гуманных ценностей и любви ко всему живому. И ничего плохого тут, конечно, не было, только очень уж… как-то одно и то же. Сами Авторы признавали это со стыд­ливой самокритичностью.

На фоне общего “рагальского” творчества рассказы ви­це-президента производили ошарашивающий эффект. Вот, например, начало одного:

“Тихий шестилунный вечер лёг на планету Каррамба-Нуэрва. Ласково мерцали обсидиановые площади Кренкас-саты. Профессор Оо Утри Кауп устало влетел к себе домой, на четырнадцатый этаж уютного жилого дупла в стволе ты­сячелетнего белого кочебапа. Двенадцать хвостов он сразу отстегнул и положил в холодильник, чтобы хранившаяся в них мудрость не растаяла до завтрашнего утра. Тринадца­тый хвост, с разумом домашнего уровня, профессор оставил на себе. Это необходимо было, чтобы разобраться с млад­шим сыном по поводу его школьных дел.

Младший сын, Оо Каврунги по прозвищу Зелёная Пуба, ходил во второй класс, и у него было всего два хвоста, при­чем оба коротенькие. И тем не менее на всякие фокусы ума у негодника хватало. А вот на учёбу…

– А ну, иди сюда, шишкабула, двоечник несчастный, – сказал профессор нехорошим стереофоническим ультразву­ком. – Иди, иди…

Зелёная Пуба на всякий случай сразу заревел:

– Ага, “двоечник”. А как быть семёрочником, если все­го два хвоста? Сколько прошу, купи ещё…

– В наше время, – сказал профессор, – мы не клян­чили деньги на хвосты у родителей. Каждый хвост мы вы­ращивали сами…”

Или вот ещё:

«Машину времени бабка Анюта сделала сама, из дре­безжащих часов-ходиков. Ей не так уж и хотелось в про­шлое, но цены в магазинах и на рынке в наше время сде­лались такие, что полетишь хоть куда: хоть в средневе­ковье, хоть в “донашу эру”. Но далеко бабка не собиралась, только в тыща девятьсот тринадцатый год, с которым у нас любят всё сравнивать… Однако у главной шестерёнки отломился один зуб, и машина приземлилась не где-нибудь, а прямёхонько на палубе флибустьерской каракки “Ла Ме­дуза”, в шестнадцатом веке. Пёстрая толпа одноногих и одноглазых злодеев тут же окружила бабку.

– Добро пожаловать, мадам, – с хихиканьем раскланялся крючконосый капитан в драном колете и рыжих ботфортах. – В нашей компании так не хватает красавиц.

– Я те дам “мадам”, мафия недорезанная! – рявкнула бабка Анюта и клюкой пробила гнилую палубную доску. – Он тут ишшо комплименты разводить будет! А ну, стать по росту в одну шеренгу!..

Пираты не знали, что раньше бабка была уборщицей в сто тринадцатой средней школе…»

Были у Сени Персикова и лирические произведения. Больше всех нравился