Тридцать три - нос утри...

в комнате! Снова прыг – и на дворе! Но сегодня он ради любопытства прошел дом насквозь. Как там устроились квартиранты-артисты?

Оказалось, что устроились необычно. Явно по-артистически. На столе Винька увидел блестящую высокую шляпу – цилиндр. Рядом лежал прозрачный шар зеленоватого стекла (размером с тот мячик). Кровать была отгорожена ширмой из бамбуковых реек и блестящей материи с нарисованными тиграми – наверно, японской! Винька не стал задерживаться, поскольку из-за ширмы раздавалось похрапыванье. Видимо, Рудольф Яковлевич Циммеркнабе почивал после артистических трудов.

А Ферапонта нигде не было: ни на дворе, ни на кухне, где тетушки, Никита и Людмила опять играли в лото. Винька играть не стал. Он умаялся за день и хотел спать.

Когда Винька спустился к блиндажу, он увидел сквозь рогожный полог желтые проблески – горела свечка. Кто там? Винька опасливо просунул голову.

На топчане, качая башмачками, сидел Ферапонт.

– Я тут… в гости к тебе без спросу. Можно?

Винька пожал плечами: чего, мол, спрашивать, если уже влез. И сказал нахмуренно:

– Курил, что ли?

– Нет, здесь не курил. Просто надышал…

Винька сел напротив. О чем говорить, он не знал. Нельзя сказать, что он чувствовал себя с Ферапонтом свободно.

И Винька спрятал неловкость за небрежностью тона:

– Вот только угощать нечем…

– Да ладно, я сытый! Ты… знаешь что? – Ферапонт заболтал ножками сильнее (они не доставали до пола; в башмачках отражались свечки). – Ты… разреши мне у тебя переночевать, а?

– Ну… ночуй… – Винька пожал плечами. Радости, конечно, было мало. Но как откажешь человеку, который одарил тебя двумя контрамарками.

И все же Винька спросил:

– А что, в доме мало места?

– Кровать-то хоть большая, но одна на двоих. А Рудольф опять выдул чуть не пол-литру, паразит, и стонет, как беременная корова. И дышит… Я не терплю, когда водкой в меня дышат…

– Ложись, – опять согласился Винька. – Только не кури здесь, ладно? Ты водочный дух не любишь, а я табачный…

Слово “дух” сказалось само собой. И тут же напомнило про другого духа. Того, что жил во Тьме и недавно выбрался наружу.

А что, если фокусник Циммеркнабе в самом деле – этот самый дух? Или его слуга. И Ферапонт тоже…

Лучше бы, конечно, оставить карлика здесь, а самому пойти спать в комнату. Найти бы только причину… А, вот!

– Ты как на голых-то досках будешь? Ложись на мое место, а я – в доме..

– Да не беспокойся! Я привык хоть на чем спать!

Ферапонт, оказывается, опирался спиной на маленький тюк. Он размотал его – это были два одеяла и жесткая подушечка, которая называется “думка” – с тети Дусиной кровати.

– Твердо будет, – неуверенно сказал Винька.

– Хорошо будет! Мы люди привычные…

Ферапонт ловко застелил топчан, сложил на его краю одежду, остался в красных трусиках и забрался под одеяло.

Теперь деваться было некуда. Ферапонт сразу поймет, что Винькин уход – не хозяйская вежливость, а постыдное бегство.

Да и не стоило дрожать.