Серебристое дерево с поющим котом

ловек упрямый…

Легли в этот вечер пораньше. За стеклами было темно и зябко, шуршал в листьях дождь.

– Сеня, – сказал Антошка, – а нельзя ли придумать заклинание, чтобы этот комбинат не дымил, не отравлял, не пакостил?

– Нельзя, – печально отозвался Сеня. Уже все дума­ли: и профессор, и Маркони, и Пим-Копытыч. Ничего не получается. Профессорский “Алик” и Марконин “Проныра” отвечают одинаково: комбинат – это результат человече­ских безмозглых планов, а против глупости заклинаний не существует.

– Директор комбината, видимо, самый настоящий уу-гы…

– Самый настоящий, хотя с виду нормальный че­ловек…

– По внешности ничего нельзя определить, – рассудил Антошка. – Вот, например, Пим-Копытыч. Не человек, не капля, а искорка-душа в нём настоящая…

– Он, бедный, всё ещё о Потапе горюет, – сказал Сеня.

…Пим-Копытыч очень грустил, что Потап куда-то ис­чез. Пропал, бедняга. То ли заблудился где, то ли украл его кто-то. Сперва Пим-Копытыч расспрашивал всех зна­комых в округе: не встречался ли им серый котёнок с чёрным кончиком хвоста? Потом спрашивать перестал: может быть, что-то понял. От других котят он решительно отка­зывался, хотя предлагали ему всяких: серых, рыжих, бе­лых, пёстрых и чёрных с белой грудкой. Красивых и лас­ковых. Погладит, вздохнёт и скажет:

– Спасибо, да только я к Потапу привык. Другого уж не надо…

Ребята прятали глаза, а Маркони старался вообще по­реже видеть Пим-Копытыча. Придёт на пустырь – и ско­рее в свой “бункер”: проверить аппаратуру.

Транслятор, кстати, действовал безотказно, когда применяли морковку. Её купили на рынке целых три ки­ло, хотя и дорогая была. Выбрали лучший сорт – “Коротель”.

Матвей сказал, что со временем, когда человечество уз­нает про изобретение Маркони, люди станут звать морков­ку “марковкой” – в память о Марке Афанасьевиче Шило…

Но Пим-Копытычу от всего от этого было, конечно, не легче.

– Трудно ему без Потапа, – прошептал в темноте Ан­тошка. – Для него ведь… ну, прямо целый смысл жизни в этом котёнке был…

– Ну уж… – неуверенно возразил Сеня. Потому что котёнка было, конечно, очень жаль, но чтобы в нём смысл целой жизни… Так, наверно, всё-таки не бывает. Хотя кто его знает…

– Может, его вообще нет на свете, этого смысла, – насупленно сказал Сеня. Потому что на душе было пасмур­но: не придумывался новый рассказ.

– По-моему, бывает, – отозвался Антошка. Тихо и без обиды.

– В чём?

– Ну… чтобы все разумные существа чаще радовались, а те, кто любит друг друга, никогда не расставались.

– Так не бывает…

– Тогда… чтобы расставались как можно реже, а потом обязательно встречались опять.

– Хорошо бы…

Поговорили ещё о смысле жизни и о всяких других важных вещах. И уснули.

А среди ночи Сеня проснулся будто от толчка. И услы­шал, что Антошка плачет.

Сеня не удивился. Он даже чувствовал и ожидал, что рано или поздно случится что-нибудь такое. Придвинулся, спросил шёпотом:

– Ты… отчего это?

– Не знаю, – всхлипнул Антошка.