Кораблики, или «Помоги мне в пути...»

сунуться туда со своим хроноскопом, – сумрачно сказал я.

Петька опять поглядел мне в лицо мокрыми глазами:

– Я думаю, дело здесь не только в Полозе…

– А в ком еще?

– Не знаю… в ком или в чем… Пит!

– Что, Петушок?

Он сунулся носом мне в плечо и спросил еле слышно:

– А мамина могила сохранилась… здесь?

На Приморском кладбище давно никого не хоронили, но и не сносили его. Здесь было много всяких исторических памятников: адмиралам, художникам, ученым, изучавшим древности этого края… Мамина могила сохранилась. Все долгие годы, когда меня не было, за ней присматривал Юджин. А после возвращения приезжал я сюда уже два раза – по утрам, когда Петька сидел в школе…

А сейчас мы с ним вдвоем шли мимо замшелых надгробий с черными якорями и корабельными цепями, мимо покосившихся мраморных колонн, гранитных и бронзовых бюстов, часовенок и камней с чугунными барельефами парусников и броненосцев.

Хотя городские власти и старались поддерживать здесь порядок, многие участки заросли дремучим шиповником, белоцветом и чертополохом. Как ни выбирай дорогу, все равно приходилось шагать сквозь всякие сорняки. Меня они хватали колючками за штанины, а Петька на ходу растирал на икрах царапины, тихонько шипел сквозь зубы, но не отставал. И не говорил ни слова.

Наконец мы пришли.

Солнце желтыми, уже вечерними лучами светило сквозь кроны вековых каштанов. Кроны были еще густые, хотя листья с подсохшими краями часто падали на траву и на гранит.

На холмике, обложенном по бокам серыми плитками, доцветали бархатцы и синие цветы дикого, от прилетевших семян, цикория. И еще какие-то мелкие желтые цветы – вроде тех, что густо усыпают крепостные развалины. Я их не выдергивал: всякая трава имеет право жить и радоваться солнцу на том месте, где проросла…

Памятник был простой: красноватый гранит высотою мне до плеча, отглаженный с одной стороны. На гладком месте – надпись и фаянсовый медальон-портрет.

Мы с Петькой стояли рядышком и ничего не говорили. Петька переступал с ноги на ногу, трогал коленками пушистые шарики белоцвета, что выросли рядом с холмиком, и неотрывно смотрел на медальон. Потом прошептал не оборачиваясь:

– Похожая… Только старенькая… Там, в Старотополе, тоже была фотография на камне… только молодая. И камень не такой. Поменьше и серый.

Я обнял его за плечи. Он замер, но скоро мягко высвободился, оставил у меня в руках куртку. Опустился на корточки, взял бумажный кораблик – тот белел у подножия камня среди густых стеблей. С тихой улыбкой глянул на меня:

– Это ты сделал?

– Да. Оставил в прошлый раз. Я всегда оставляю такой, когда прихожу.

– Я тоже оставлял… там… Все-таки мы почти одно и то же, да?

– Почти, – послушно отозвался я. И виновато спохватился: – Сегодня бумагу для кораблика я забыл.

– А я не забыл… – Петька взял у меня куртку, вынул из кармана сложенный вчетверо листок – такой, какие вставляются в домашние принтеры. – Можно, я сам сделаю кораблик?

– Сделай, конечно…

Петька опять сел на корточки,