Теодосия и Сердце Египта

Вигмер слегка отступил назад, потом несколько раз погладил меня по голове и произнес:

– А теперь прощай, девочка. Все будет хорошо, вот увидишь.

– Спасибо за то, что пришли, – ответила я. – И за это тоже, – я показала кивком на зажатый в ладони амулет. – Уверена, что он не раз поможет мне.

– Я тоже не сомневаюсь в этом, – негромко сказал Вигмер.

Наконец – победа!

Ура! Победа! Этим утром за завтраком мама и папа объявили о том, что послезавтра уезжают в Каир на борту «Розетта Мару». Оба! Папа разгневан тем, что Британский музей задумал похитить новые находки прямо у него из-под носа. Он считает это оскорблением, направленным лично в его адрес. Папа обратился к Совету директоров Музея легенд и древностей с просьбой разрешить ему поехать в Каир вместе с мамой. И Совет дал ему такое разрешение! Совершенно ясно, что членам нашего Совета тоже не очень-то хочется, чтобы Британский музей обскакал нас.

Но несмотря на все мои попытки уговорить родителей взять меня с собой, они раздраженно отвечали, что я с ними не поеду. Я еще слишком маленькая. Египетские археологические экспедиции не место для одиннадцатилетней девочки. Что за вздор! А похожий на пещеру старый музей – подходящее для нее место?

Потом они стали говорить, что я нужна им здесь, чтобы присматривать за музеем. Но говорилось об этом таким раздраженным тоном, что было ясно – родители просто пытаются заставить меня поверить, будто и от меня может быть какая-то польза.

А затем они нанесли мне то, что французы называют «куп де грас» – смертельный удар, которым дуэлянты приканчивают своего противника. Они объявили, что в их отсутствие я буду жить у бабушки Трокмортон. Невероятное коварство!

Кстати, хотелось бы знать, каким образом я смогу присматривать за музеем, если за мной будет присматривать бабушка Трокмортон?

Что ж, выбора у меня не было. Я буду вынуждена поехать в Каир зайцем. Нужно только продумать план. Конечно, присутствие папы значительно усложняет дело, но надо постараться.

«Розетта Мару» – прекрасное название для судна, вы не находите? Судно с таким именем просто не могло не участвовать в самых разных увлекательных приключениях, а на его борту должны были происходить удивительные, загадочные события. При мысли о том, что я собираюсь оказаться в самом центре таких событий, у меня от восторга пробегал холодок по спине.

(А может быть, не от восторга, а от страха. Трудно сказать, потому что в последнее время эти чувства слишком стремительно сменяют друг друга.)

Невозможно рассказать, как трудно собираться в путешествие, если твое участие в нем не предполагается. Мама прошлась по всем моим шкафам, забрала из них все зимние платья и пальто и уложила в сундук для отправки в дом бабушки Трокмортон.

Я забралась на чердак, чтобы найти дорожную сумку, с которой можно поехать в Каир. Теперь в нее нужно было собрать летние вещи, которые понадобятся мне в Египте, но я не могла незаметно забрать из шкафа свои летние платья, зонтик, даже тонкие чулки. Тогда я снова отправилась на чердак и нашла кое-какие старые мамины вещи, включая ее пробковые шлемы для защиты от солнца. Я пришла в восторг от своих находок, сразу напялила их на себя и побежала смотреться в выброшенное на чердак треснувшее зеркало. Ну что вам сказать? По-моему, я выглядела одетой по моде и очень решительной (особенно в шлеме).

Кроме того, я прихватила несколько старых шерстяных чулок с проеденными молью дырками. Ведь мне, кроме всего прочего, предстояло совершить побег из дома бабушки Трокмортон, и для этого старые чулки очень даже могли пригодиться.

Уходя рыться на чердак, я разложила на кровати в своей спальне пару старых зимних платьев и свое любимое пальто – это на случай, если сюда в мое отсутствие заглянет мама или Генри. А для большего эффекта я бросила рядом с зимними вещами свой школьный ранец.

Генри ходил мрачный, ему не хотелось возвращаться в школу. Он решил, что очень любит музей, хотя я сотню раз говорила ему, что такие приключения, в которых нам посчастливилось побывать, выпадают на долю человека раз в сто лет. Правда, он немного утешился, когда узнал, что меня собираются отправить к бабушке Трокмортон. Добрый!

А я, если бы не знала, что на самом деле отправляюсь не к бабушке Трокмортон, а в Каир вместе с родителями, сейчас, наверное, сходила бы с ума от горя и отчаяния.

Бабушка Трокмортон

Мы попрощались с Генри на вокзале Чаринг-Кросс и стояли на платформе до тех пор, пока его поезд не скрылся из вида. Я вдруг почувствовала, что мне впервые жаль расставаться со своим невозможным братом, и у меня выступили слезы. А может быть, это просто угольная пылинка вместе с паровозным дымом в глаз попала.

Затем папа громко сложил свои ладони и, потирая их, сказал:

– Ну, Теодосия, теперь пора отправиться к твоей бабушке.

Он всегда старается говорить как можно веселее, когда речь идет о вещах, которые, как мы оба прекрасно знаем, иначе как ужасными не назовешь.

Бабушка живет в роскошном доме возле Сент-Джеймс парк. Ее дом из тех, где все стулья и диваны покрыты чехлами с рюшами, где полно цветочных ваз и других хрупких вещей, от которых следует держаться подальше. А, согласитесь, не очень-то уютно жить в доме, где ничего нельзя потрогать руками.

Когда мы подъехали к дому бабушки, из дверей вышел лакей, чтобы открыть нам дверцы кэба и взять мою поклажу. Он подхватил чемоданы и понес их вверх по ступенькам крыльца к входной двери, возле которой нас ожидал бабушкин дворецкий, Бидлз. Бидлз всегда выглядит так, словно он только что унюхал тухлую рыбу и теперь воротит нос от ее запаха. При этом, взглянув на Бидлза снизу вверх, можно заглянуть ему в ноздри и даже пересчитать все растущие в них волоски.

Неужели его не смущает, что все видят его нос в таком ракурсе? Меня бы точно смутило.

– Мистер Трокмортон, миссис Трокмортон, я доложу мадам о вашем прибытии.

Меня он полностью игнорировал – впрочем, как всегда. Бидлз удалился, оставив нас ожидать в холле, словно мы прибыли с деловым визитом, а не приехали к своей родственнице. Почему папа терпит все это и что заставляет его думать, будто я тоже смирюсь с таким отношением?

Я услышала хруст жесткого шелка, надетого поверх многочисленных накрахмаленных нижних юбок, а затем появилась и сама бабушка Трокмортон.

– Здравствуй, Алистер, – первым она поприветствовала папу и подставила ему для поцелуя свою дряблую морщинистую щеку.

– Здравствуйте, мама. Как поживаете? – ответил папа, быстро клюнув ее губами в щеку.

– Настолько хорошо, насколько это возможно в моем возрасте, – фыркнула бабушка. Она очень умная женщина. Сумела ответить так, будто папа ляпнул что-то невпопад. Я не понимаю, как она это делает, но, безусловно, было бы полезно освоить это искусство.

– Генриетта, – бабушка кивнула маме, но свою щеку для поцелуя ей не подставила. «Повезло маме», – подумала я.

Наконец, бабушка повернула свой стальной взгляд и поджатый рот ко мне.

– А это кто тут у нас? Ах да, Теодосия. Моя внучка. – Здесь бабушка снова фыркнула.

– Вы простудились, бабушка? – спросила я.

Она отпрянула назад с таким видом, словно я спросила, какого цвета у нее подвязки на чулках, потом подняла висевший на цепочке монокль и посмотрела на меня сквозь него. Бабушка, очевидно, хотела увидеть, что перед ней дерзкая девчонка, но я ответила ей давно отработанным невинным взглядом.

– Хм-м, – сказала бабушка. – Это очень хорошо, что в ближайшие несколько недель я смогу заняться твоим воспитанием.

Ее свирепый взгляд дал мне понять, что курортом эти недели мне не покажутся. Но я ничуть не испугалась. Секрет, о котором знала только я, согревал мне сердце и казался прекраснейшим подарком судьбы. Однако я сделала вид, будто бабушка одержала в нашей дуэли верх, и понуро уставилась в пол.