Меч короля Афонсу

Между тем люди, стоявшие перед Афонсу, переминались с ноги на ногу, подталкивали друг друга и слушали его с явной неохотой. Похоже, они уже много лет слушали одно и то же.

— Он еще долго говорить будет? — спросила шута Мафалда.

Она сказала это тихо-тихо, зато Вашку на этот раз не смог удержаться, и его «а-пчхи» грянуло на весь зал, как пушечный выстрел.

Афонсу Энрикеш побагровел и рявкнул:

— Молчать, не то р-р-азнесу!

Это маленькое происшествие, однако, несколько взбодрило аудиторию, разбудив тех, кто воспользовался вступительной частью речи, чтобы немножко соснуть.

— Итак, вернемся к более важному делу. Город Аль-Ужбуна нами завоеван! Наконец-то завоеван! Конечно, все было не так, как это обычно делаю я. Помнится, в Сантарене… [5] Но что поделаешь? Придумали новые орудия, приходится идти в ногу со временем. К тому же я был вынужден действовать наверняка: нам нельзя было снова потерпеть поражение! Думаю, мне следует пересмотреть свои взгляды на военную стратегию. Меня, видите ли, называют налетчиком, бандитом и еще не знаю кем!.. Сыт по горло оскорблениями! Разве для этого я столько лет подряд рубился с войсками своей мамаши и кузенов из Леона и Кастилии? Разве для этого платил папе четыре унции золотом? Это я-то, который рвет в клочки договоры и забывает обещания, если того требуют интересы королевства! Ибо королевство сейчас превыше всего.

Он замолчал. В зале царила гробовая тишина. Даже дон Бибаш, казалось, забыл про свои обиды. Даже Мафалда, Фернанду и Вашку начали догадываться о смысле происходящего. Даже чиханье прекратилось.

— Прежде всего я хочу представить вам своих союзников по походу на Аль-Ужбуну. Они прибыли из Франкского королевства, из Британии, из Германии, из Фландрии. Они шли на Восток как борцы за веру и гроза мавров. А заодно им хотелось и карман набить, ну что ж, будь ты хоть трижды благочестив, а задаром трудиться никому неохота. Правду я говорю, о воины?

Но крестоносцы молчали. Не удивительно: они не понимали по-португальски.

— Короче, они держали путь в иные края, но воля провидения закинула их к нам! А провидению немножко помог дон Педру Питойнш, наш епископ из Порту… Это он договорился с господами рыцарями, и они вместе с нами пошли на штурм города, прервав на время свой поход за веру. Мой друг Осберн, рыцарь из Британии, расскажет вам после, как шло сражение, как тяжела была осада и взятие города. Рассказывать он мастер и пообещал мне даже — коли вернется живым и здоровым из Святой земли — написать обо всем, что видел, в точности, ничего не пропуская. Это благое дело. Кто-то должен поведать нашим правнукам о том, как мы сражались. Я бы и сам взялся, да где уж мне писать, если я и читать-то не умею. А монахи в Коимбре — чтоб им пусто было! — годами не могут лист пергамента заполнить. Но мой друг Осберн — человек ученый и писать умеет быстро. Он будет говорить перед вами и расскажет все как было. Кто желает послушать, пусть приготовит несколько мараведи [6], а то наша казна отощала… Да еще эти проклятые четыре унции для папы…

Легкое покашливание, которым напомнили о себе люди в одеяниях епископов, заставило его добавить:

— Я хотел сказать, п?дать, которую я по своей доброй воле плачу Святейшему…

В толпе засмеялись. Послышались возгласы: «Плати, плати, может, так ты и выслужишь у папы титул короля… когда-нибудь!» Многие прятали лица и зажимали рты, не в силах сдержать смеха.

— Молчать! В порошок сотру! Как бы там ни было — ох, устал я от этой болтовни, — кто хочет послушать Осберна, должен раскошелиться. Если кто чего не понял, может сейчас спросить.

Фернанду тронул Мафалду за руку:

— Как ты думаешь, спросить его?

— О чем?

— Как о чем? Разве нам не о чем спросить? Например, где мы, что все это значит, что это за люди и что это за город такой — Аль-Ужбуна, о котором он сейчас говорил, да и вообще…

Мафалда скептически пожала плечами:

— Ну спроси…

А Вашку робко добавил:

— Если тебе не трудно, спроси еще, где здесь можно заморить червячка…

На этот раз никто не стал ворчать на ненасытную утробу младшего брата, поскольку желудки старших были теперь вполне с нею солидарны.

Глава 5, В КОТОРОЙ ПОСТЕПЕННО ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО ЗЕ ГАНФИАШ ЗДЕСЬ НИ ПРИ ЧЕМ

Среди всеобщей тишины (кажется, в этой толпе все были полностью в курсе дела и никто не рвался задавать вопросы) Фернанду решительно поднял руку и громко сказал:

— Мне бы хотелось узнать, где я нахожусь?

Зал покатился со смеху. Люди надрывались так, будто ничего остроумнее они не слыхали ни на одной пресс-конференции. Послышались ответы, каждый из которых сопровождался хохотом:

— В Лионе!

— В Ронсевале!

— В аду!

Наконец дон Бибаш, поднявшись с полу и сделав по долгу службы несколько пируэтов, вскочил на стол и заговорил:

— Благородные сеньоры, он и не думал шутить. Среди нас находятся трое чужеземцев, которых я встретил у ворот замка. Они заблудились. Единственное, что мне известно о них, это то, что они не шпионы графа…

Голос шута потонул в волнах общего смеха.

— …а для меня это то же самое, что считать их своими сердечными друзьями. А потому я прошу вас разъяснить этим господам, куда завела их судьба и кто мы такие. А после я желал бы, чтобы они сами поведали нам, из каких стран явились и с какой целью и почему на них столь невиданные одежды.

Снова пируэт под дружный звон бубенчиков на нарядном колпаке. А трое ребят от изумления разинули рты.

— Но дон Бибаш, разве это не кино? — спросил Фернанду, решивший добиться правды во что бы то ни стало.

— Тут все настоящие, не актеры? — заикаясь от волнения, проговорил Вашку.

— Значит, это не имеет ничего общего с той репликой о Зе Ганфиаше, о которой рассказывал приятель Вашку? — понизив голос, сказала Мафалда.

Шут опять расхохотался, звеня всеми бубенчиками.

— Из того, что вы сказали, я ничего, ничегошеньки не понял, но сдается мне, вы умеете острить не хуже меня. Если бы вы вдобавок сочиняли куплеты против графа ди Трава, я бы считал вас собратьями по ремеслу.

Пока дон Бибаш готовился разразиться новым сатирическим куплетом, Мафалда собрала все свое мужество, пробралась вместе с братьями сквозь толпу к Афонсу Энрикешу и сказала:

— Меня зовут Мафалда, а это мои братья Фернанду и Вашку. Мы никак не можем понять, что с нами случилось. Мы искали монетку, которую уронил мой брат у входа в крепость, и вдруг дым, пыль, ничего не видно, а потом появился вот этот сеньор, дон Бибаш, и давай скакать перед нами…

Выслушав ее, дон Афонсу Энрикеш поскреб в бороде и ответил:

— Да, понимаю. Нас всех одолевает одна забота: мы ищем деньги. Мне тоже необходимы деньги! Сеньоры крестоносцы, помогавшие мне штурмовать город, обчистили его так, что хоть шаром покати… а папу не разжалобишь такими историями… В наше время, знаете ли, или повинуйся церкви, или будет худо…

— Но моя монета времен дона Карлуша! — возразил Фернанду.

— Карлуша? Какого еще Карлуша? Среди соседних королей я не знаю ни одного Карлуша!

— Да нет! Дон Карлуш правит… то есть правил… то есть, лучше сказать, будет править Португалией почти до самого провозглашения республики, — неуверенно произнес Фернанду.

— Дон Бибаш прав: странные слова вы говорите, клянусь Сантьяго! Я человек немногословный и скажу вам так: я — король Португалии, и пусть только кто-нибудь посмеет не согласиться! Знайте, что это будет лжец из лжецов! Мой отец — граф дон Энрике, и после его кончины я унаследовал графство и расширил его — вот этими руками и этим мечом, с помощью этих людей и своего мужества. Я сделал это во имя всех своих подданных! Моя мать, дона Тереза, овдовев, хотела — у-у, проклятье! — забрать себе всю власть, но совсем потеряла голову от любви к своему галисийцу Фернанду ди Трава и уже даровала ему титул графа Порту и Коимбры… Ну нет! Жить под каблуком у всяких там чужеземцев?.. Не потерплю, не такой я человек!