Необычайные приключения рыжего котенка по имени Мурр

Котенок побегал по коридору, залез на кухонный стол, внимательно обнюхал сахарницу и вазочку с вареньем, потом залез в раковину и попил капающей из-под крана воды.

С туалетом Мурр разобрался быстро, удивился только, зачем это ходилинам — каждый раз убирать за ним, ведь куда проще выпускать котенка на улицу.

«Но наверное они боятся, что я убегу.», — догадался Мурр: «И правильно боятся! Кому понравится жить вот так, в плену? Скукотища, делать нечего, еды навалом. Так и ожиреть недолго. Нет, нужно придумать план побега, обязательно, а то я тут пропаду…»

Первый день Муррского плена тянулся-тянулся, и все никак не кончался. Котенок уже и на подоконнике посидел, и с фантиком, который выудил из мусорного ведра, поиграл, и шнурки у ботинок в прихожей запутал, а один так и вообще отгрыз, а вечер все не наступал.

Единственное полезное дело, которое сделал Мурр за день, было вот какое — котенок выяснил, что же за странные звери цыкали и стрекотали всю ночь. Оказалось, что это вовсе не звери, а какие-то штуки, круглые и квадратные, закрытые с одной стороны кусками нетающего льда.

Внутри у них двигались стрелки и были написаны какие-то буквы или цифры. «Эх, Боря-то сразу бы понял, что это!», — вздохнул Мурр, сидя перед одной из цыкающих штуковин, которая стояла на кухонном столе. Потом котенок лапкой смахнул ее на пол. Раздался грохот, треск, звон, разлетелись осколки и стрелки. Мурр спрыгнул вниз и прислушался — цыканье смолкло. «Ну вот», удовлетворенно подумал он: «А то всю ночь — цык-цык, цык-цык. Теперь тихо будет».

Никакого путного плана побега Мурр придумать не смог, а непутный, из тех, что придумываются сразу, был вот каким — дождаться, когда кто-нибудь из ходилин придет домой и отопрет входную дверь, шмыгнуть в щелку и айда вниз по лестнице со всех лап. Если повезет, можно будет удрать. Если же нет… Ну, так ведь и план был такой, рассчитанный только на везение!

Наконец наступил вечер. За окнами стемнело, угомонился Петрович за закрытой дверью большой комнаты, а из подъезда то и дело слышались разные звуки — шарканье ног, голоса, звон ключей.

«Это ходилины возвращаются в свои жилища.», — догадался Мурр: «Они, наверное, целыми днями где-нибудь ходят, добывают еду и эти, как их… деньги, вот. А потом идут по домам, есть и спать. Скоро и мои ходилины придут, нужно быть начеку…»

Котенок притаился в прихожей, на всякий случай спрятавшись за парой зимних сапог, и принялся терпеливо ждать. От сапог шел острый и не очень-то приятный запах, Мурр чесал лапой нос, фыркал, чихал, но своего поста не покинул — больше в прихожей спрятаться было негде.

Вскоре за дверью Мурр услышал шум, шаги, шуршание, знакомые голоса Юли и ее мамы, потом пару раз хрумкнул замок, и дверь начала открываться.

Котенок напрягся, оттолкнулся задними лапами и сделал великолепный прыжок, целя попасть в приоткрывшийся проем. Но не тут-то было! Проворные Юлины руки в меховых варежках подхватили Мурра на полпути к свободе, и девочка заверещала, притворно сюсюская (так люди почему-то разговаривают со своими собственными детенышами):

— Ух ты, какой шустрик! Ты у нас шустрик, да, Рыжик? Куда же это мы собрались, а? Мы гуль-гуль собрались? На улицу, да? Не-ет, Рыжик, на улице холодно и ветер. А дома тепло, да? Дома хорошо. Ой, Рыжик! Не кусайся! Ай!

— Юля, осторожно! — встревожилась мама, закрывая дверь изнутри: Поставь котенка, сперва разденься и вымой руки, а уж потом будешь играть с ним. Юля, я кому сказал?!

— Иду, мамочка. — послушно вздохнула Юля, выпуская истисканного и злого Мурра.

Котенок был в бешенстве. Надо же, так ошибиться! Ведь он мог легко вырваться из слабых Юлиных рук, если бы сразу начал кусаться и царапаться. Но каждый честный зверь крепко-накрепко запомнил еще в детстве: детенышей обижать нельзя, ни своих, ни чужих. А Юля была ходилинским детенышем, и у Мурра не поднялась лапа ее обидеть. Нет, куснуть-то он Юлю куснул, но это так, не больно, чтобы отстала и опустила на пол.

Злой котенок, махая хвостом, убежал в Юлину комнату и залез под кровать — переживать, но вдруг услышал, что на кухне что-то происходит. Мурр прислушался: мама недовольным голосом выговаривала дочке:

— Вот видишь, Юля, какой он плохой! Разбил любимый папин будильник, лазил по столу, копался в мусорном ведре. Зачем нам такой котенок?

— Ну мама, он же не нарочно! Рыжик не знал, что это любимый папин будильник, и я не знала…

— Юля, я вечером все скажу отцу. Пусть он решает, что делать с этим разбойником! — твердо сказала мама и сердитым шагом направилась в спальню.

Мурр обрадовался. Папа у Юли, как он понял, был довольно неплохим ходилиной, он полечил котенка, он единственный, понял, что Мурр, раз он тут теперь живет, вправе точить когти и общаться с птицей-попугаем Петровичем. Наверняка, когда он придет с работы и мама расскажет, что Мурр разбил эту цыкающую штуку под названием будильник, папа решит выгнать котенка. Ур-ра! Еще немного, и Мурр окажется на свободе.

Но не тут-то было. Папа пришел, посмеялся, сказал, что купит новый будильник, тем более что старый ему никогда не нравился, он спешил и плохо звенел, потом посадил Мурра к себе на колени и почесал за ухом:

— Ах, ты, бандюган какой! Настоящий кот, не то что Пушок у Сидоровых, тот в жизни ничего не разбил, он, по-моему, от обжорства скоро и ходить-то разучится…

— У Сидоровых настоящий перс, породистый! — вмешалась Юлина мама: — А этот ваш Рыжик — типичная дворняжка…

— Ну почему дворняжка?.. — задумчиво проговорил папа, поднял Мурра на вытянутой руке, внимательно поглядел на котенка и закончил: — По-моему, Галя, это типичный сибиряк! Смотри, какие штаны! А воротник. Точно сибиряк.

Надежда быстро и легко попасть на свободу улетучилась. Мурр, которому надоело висеть в воздухе, сперва замахал хвостом, давая понять, что ему плохо, потом начал царапаться. Подумаешь, сибиряк какой-то… Прежде всего он свободный кот, и нечего таскать его, трогать и поднимать на руки.

— Ишь ты, не любит, когда им интересуются. — усмехнулся папа, опуская Мурра на пол.

— Это потому, что он дикий! — тут же вмешалась Юлина мама: — А вот у Сидоровых…

— Галя! — раздраженно повысил голос папа: — Давай договоримся — у Сидоровых своя семья, а у нас — своя. Юля! Доча, как у тебя дела в школе?

Мурр сел в углу комнаты на краешек ковра и задумался: выгонять его не собираются, удрать тоже не удается. Что же делать?

И потянулись длинные, наполненные тоской и скукой зимние дни. Мурр спал, ел, снова спал, слонялся по квартире, несколько раз пытался через закрытую дверь в большую комнату поговорить с птицей-попугаем Петровичем, но тот только радостно орал из-за двери на ходилинском языке: «Кар-раул! Пожар-р! Гр-рабят!», и больше котенок от своего соседа ничего не добился.

Солнце теперь вставало совсем поздно, а садилось очень рано. В наступающих сумерках окрестные вороны и голуби часто видели в кухонном окне квартиры на девятом этаже большого дома кошачий силуэт с порванным ухом это Мурр смотрел на улицу и размышлял…

«Вот если бы у меня были крылья, я бы мог улететь отсюда через форточку. Правда, она затянута сеткой, которую я так и не смог процарапать, но ведь если бы у меня были крылья, то был бы и клюв…», — рассуждал котенок: «И этим клювом я смог бы продолбить в сетке дырку. Эх, мечты мечтами, а кажется, я тут застрял надолго».

Как не были скучны дни, все же Мурр любил их больше, чем вечера. Вечером домой возвращались взрослые ходилины и Юля. Девочка, наверное, по своему любила котенка, но Мурр очень страдал от этой любви.

Дело в том, что Юля, сделав уроки и поужинав, начинала играть с котенком в разные непонятные и неприятные игры. То она забинтовывала Мурру лапы и голову, прикладывала к его животику холодную блестящую штуковину и засовывала ему под мышку карандаш-градусник — это называлась «играть в больницу».

То на котенка напяливалось пестрое платье все той же куклы Анжелики, и Мурр становился принцессой, которую коварный дракон (им был большой плюшевый медведь Топтыгин) похищал и держал в сыром подвале под столом. Потом приезжал на лихом коне (то есть на папе) прекрасный принц Юля, сражался с Топтыгины-драконом, конечно же побеждал его, и освобождал принцессу-Мурра.