Рена и таинственный чародей

— Господи, как бежит время! — воскликнула Нисс, выглядывая в окно на опускающееся за городскую стену солнце. — Скоро к ужину сюда набьется толпа народу.

— Хотите, чтобы я сходила вымыть эти чашки, тетя Ниссал? — встрепенулась Рена.

— Я хочу, чтобы ты называла меня Нисс, — буркнула тетя. — Когда слышу «Ниссал», тут же пугаюсь, будто случилась какая-то неприятность. А что касается чашек… нет, никуда не бегай. Лучше я принесу сюда яблок. Будем чистить их для пирогов.

— Хорошо, — обрадовалась Рена. — Мы сможем сидеть вместе, чистить и говорить, говорить… А чашки я потом вымою.

— Столько надо тебе рассказать! — всплеснула руками тетя Нисс. — И так много показать. Ты погостишь у нас подольше?

Рена вздохнула.

— Боюсь, это будет не так долго, как хотелось бы, — призналась она. — Пора уже возвращаться к моим занятиям.

Нисс протяжно охнула, роясь в мешке с яблоками.

— Ты говоришь, как твой отец, — сказала она. — Дорогой наш Арбран! У него был просто зуд в ногах. Но мы все его любили, потому что где бы он ни был, всюду слышалась музыка, раздавался смех и царило веселье. Как странно, что уже десять лет мы его не видели! Надеюсь, ничего ужасного с ним не произошло.

— Ну, если вы услышите о нем хоть что-нибудь, вспомните обо мне? Не забыли, где меня искать?

— Школа Волшебства, Кантирмур в Мелдрите, — отчеканила Нисс и засмеялась. Как же я могу забыть? И тебя, и твою подружку принцессу, и ваши приключения. Как гордилась бы тобой Пери. — Она всхлипнула, вытерла запястьем глаза и снова склонилась над горкой яблок.

Рена поначалу и не собиралась рассказывать о Терессе, но, болтая с тетей всю ночь напролет, она и сама не заметила, как слово за слово выложила чуть ли не всю свою жизнь. Они обе до слез смеялись над забавными эпизодами ее приключений. Нисс так понимала Рену, будто и сама была маленькой девочкой.

Тетя показала ей небольшой сундучок с вещами матери, которые она свято хранила. Их было не много: старенькое платье, небольшой кинжал в потертых кожаных ножнах, несколько драгоценных камешков, которые отец Рены принес из своих скитаний по другим странам и землям. Все это скромное богатство Нисс обещала переслать Рене, когда у нее будет постоянное жилище. На самом дне сундучка оказался небольшой рисунок — портрет маленькой Рены, нарисованный ее матерью. Кусочек картона был в изломах и пятнах, потому что, как сказала тетя, мать ее повсюду носила рисунок с собой. Нисс настояла, чтобы Рена взяла этот портрет, и девочка, аккуратно завернув рисунок в бумагу, положила его между страниц старой книги и засунула в сумку поглубже.

Поговорили они и об отце Рены. По описанию дяди Арбран был ленивым и пустым человеком, на которого нельзя было положиться. Он даже был не очень хорошим чародеем, и половина его театральных иллюзий ему просто не удавалась. Зачастую прямо посреди представления рушились созданные им волшебные декорации, и актерам приходилось доигрывать пьесу на пустой сцене.

Но тетя Ниссал перебивала мужа и убеждала Рену не верить ему. По ее словам, отец был добрым парнем, которого все просто обожали, и актеры прощали ему любые неудачи. Когда он принимался рассказывать свои замечательные истории, никаких волшебных иллюзий и не требовалось. Все как бы переносились в мир его фантазий.

Рена не сказала тете о бумаге, которую она подписала по требованию дяди, тот тоже не обмолвился ни словом. Сын тети Нисс, а значит, брат Рены, весь вечер дичился и держался в стороне. Рена уж было подумала, не ревнует ли он к своей матери, ее тете Нисс?

Коннор быстро ушел в свою комнату и не показывался. Но Рена, проходя уже под утро мимо его комнаты, заметила полоску света, выбивавшуюся из-под двери. Неужто он не ложился всю ночь? За завтраком у Коннора слипались глаза, но он выглядел довольным и тайком сознался, что всласть поработал над своей пьесой.

— Она почти закончена, — сказал он с гордостью, подавляя зевок.

Рена задумалась, держа на весу нож и полуочищенное яблоко с пружинкой свисающей кожуры.

Тетя вернула ее к действительности, радостно сообщив:

— Яблок для начинки достаточно. Иди сюда и внимательно наблюдай за тем, что я делаю. Ты должна выучить этот рецепт. Он в нашей семье переходит от бабушки к внучке уже восемь поколений. Это семейная тайна!

Рена надела передник и стала смотреть, как маленькие плотные руки тети Нисс быстро орудовали с тестом. «У нас в приюте работа на кухне считалась самой противной и скучной», — думала Рена, вдыхая запахи печеных яблок и корицы. — «Оказывается, это прекрасно! Здесь так спокойно. Как, наверное, приятно иметь свой дом и жить всем вместе! Только вот кислая физиономия братца Нэда все портит». На мгновение Рена почувствовала боль оттого, что так опрометчиво и с бездумной готовностью отказалась от своего наследства, но, взглянув на тетю, решила, что жертва того стоила. «Я вернусь сюда, как только смогу», — пообещала она сама себе. — «И порадуюсь, что у меня есть семья, есть дом, где меня ждут. Может быть, сумею подружиться с Нэдом, и он перестанет хмуриться. Но кажется, у меня, как у отца, зуд в ногах. Мне дороже свобода, путешествия и приключения, чем это наследство — гостиница и сидение до старости на одном месте».

За их спиной открылась дверь. Рена оглянулась и увидела Коннора. Сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия. Лицо Коннора было бледным, глаза горели.

— Рена, — с напором произнес он. — Я думаю, нам надо идти.

— О, еще немного, — попросила Рена. — Мы же обещали сначала нанять сопровождающих…

Звон солдатских шпор оборвал ее на полуслове. Вряд ли посетители «Двух барсуков» ходят в солдатских сапогах!

Коннор молчал. Рена и ее тетя замерли.

Дядя и брат Нэд стояли в углу кухни, с изумлением глядя на вошедших людей в синей форме. Рена сразу же догадалась: Синие!

Предводитель, человек с длинными рыжеватыми волосами, сухо прокаркал:

— Мы тут, чтобы сопровождать принца Коннора Шалтара и ученицу чародея Рену назад в Кантирмур по приказу герцога Фортиана Рисмордита.

— О-ох! — простонала Нисс, падая на стул.

Братец Нэд переводил недоуменный взгляд с Рены на Коннора, рот его открылся, а утюг, который он нес, чтобы поставить на плиту, грохнулся на пол, рассыпая черные угли.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Тайрон попытался вытянуться, но решетка его клетки впилась в тело. Пересохший язык едва двигался в пасти. Голова горела, мысли путались.

«Я не собака», — настойчиво повторял он про себя. — «Я Тайрон, наследник Галфрида. Выберусь, вырвусь отсюда!»

Его втиснули в тесный проволочный ящик. Вокруг была непроглядная тьма. Приходилось полагаться на свой нюх. Но ни один запах не прилетал сюда, ничто не могло подсказать, где он находится и кто его тюремщик.

Один раз в день ему давали немного еды и воду, как раз столько, чтобы он не умер. Жажда и голод мучили непрестанно.

«Я знаю, зачем это делается. Они хотят, чтобы мое собачье тело своей болью заглушило человеческий разум, который еще тлеет во мне. Но я не сдамся!»

Потеряв во тьме счет времени, он все же каким-то шестым чувством определил, что пищу приносят поздно вечером. Воздух, который врывался вместе с тем, кто приносил еду, пах затхлой влагой и подвальным холодом. Нет, это не был воздух улицы, свободы!

Приносящий пищу иногда разговаривал с ним, но произносил слова свистящим шепотом, и от этого голос его невозможно было узнать. А запаха у него не было! Какое-то волшебное заклинание скрывало настоящий запах неведомого чародея.

«Если я не ошибся, он скоро явится», — думал Тайрон. — «Скорей бы! Я умру от жажды!»

Он закрыл глаза, но не позволял себе заснуть. «Надо быть настороже! Только не спать!» Сны его были всегда собачьими, и, просыпаясь, он долго не мог собраться с мыслями, в голову лезли драки, погони, псиные морды, зубы, хвосты… Если это заточение продлится еще несколько дней, он как-нибудь проснется собакой и больше никогда ничего не вспомнит!