Империя (СИ)

— Пока жив… Кажется, всего на раз осталось, — пробормотал старик, с некоторым смущением оглядев склянку. — А там можно спокойно умирать… Посмотрим, посмотрим, кого этот изверг мне оставил…

Старик прошёл на середину зала, нагнулся над скорчившимся телом, отвернул край плаща. Левая бровь его изумлённо приподнялась, а лицо исказилось болью. Он что-то прохрипел неразборчиво, погрозил кулаком, поднял, морщась, лежавшего на полу мальчика и бережно уложил на диван. Плащ был выброшен. Жертва Великого Зоарха казалась обречённой. Мертвенная бледность лица и ладоней, губы дышали холодом смерти. Бархатная курточка мешком обвисала на исхудавшем теле.

Старик суетился, забыв о дряхлости. Он тёр мальчику щёки и вдувал в лёгкие воздух, он старался согреть ему ноги и ледяные пальцы рук. Он укрыл его тёплыми шкурами и намазал лоб живительным бальзамом. Тщетно. Улучшения не наступало. Старик горестно сморщил лицо, шепча: «Башня… Чёрная башня проклятого канцлера. Сколько же он продержался там? Неужели, несколько суток?.. Отчаяться?.. Нету, нету средства… другого средства я не знаю… Пусть! Моя смерть всё равно неминуема. Это судьба…»

И старик влил остаток эликсира из заветного пузырька в рот мальчику.

глава 2

…Минуло несколько дней. В заброшенном замке жизнь теперь текла по-иному, правда, почти так же неторопливо и спокойно. Когда утренние лучи золотили стены башни, она просыпалась. Просыпалась вместе с первыми голосами бескрайней степи, вместе с шорохом ручья у стены и еле уловимым шелестом трав. В поднебесье, высоко-высоко над замком, поднималась большая чёрная птица, обгоняя солнце, она парила в горячих и сухих потоках воздуха весь день.

В башне, на втором этаже, в зале с низким, неровным потолком и камином, с паутиной в углах и многолетней серой коростой пыли и копоти, пахнущей тайной и покоем, просыпался мальчик. На широкой деревянной кровати, где он спал среди роскошных, но ветхих, до прозрачности вытершихся простынь и одеял, ещё пряталась ночь. Нега манила, уговаривала смежить веки, хранила легкие, будто наркотические ароматы, казавшиеся мальчику ароматами заморских пряностей. Само время дремало, забившись в мягкие складки пуховиков…

Но мальчик всё-таки просыпался, растревоженный каком-то новым дыханием ветерка, случайно влетевшего в окна. Мальчик смотрел на узкие бойницы, в которых сияло небо, на пятна солнечного света, ещё неуверенные и словно чуть дрожащие. Он игрался с искорками, повисшими на полусомкнутых ресницах, потом подходил к окну, садился на ещё прохладный камень стены.

Красновато-пепельная пустыня простиралась вокруг, и только изредка чуть сильнее подувший ветерок нарушал однообразие, поднимая пыльные вихри.

Безоблачное небо уходило вдаль и там, казалось, не решившись соединиться с землею, тянулось ещё дальше и дальше, в немыслимую бесконечность. Как будто мир сделался плоским…

Мальчик смотрел и смотрел, забыв обо всём на свете. Шли минуты. Просыпался второй обитатель башни. Медленно, превозмогая груз лет, поднимался со скрипучего ложа, погружал ступни в мягкие, меховые тапочки и надолго замирал в таком положении, собираясь с силами. Наконец, сердце вспоминало — тело бодрствует, пора разгонять кровь, стуча с надсадными рывками, как будто в груди ему стало не за что держаться…

А солнце уже жарило вовсю, и только в башне, за толщей камня царила приятная прохлада. Старик подходил к окну, щурясь на ослепительный лоскут неба за ним. Фигурка мальчика тёмным контуром вырисовывалась на фоне лазури. Старик становился рядом с мальчиком, долго рассматривал его взбившиеся вихры, казавшиеся чуть золотистыми от растворённого в песках сияния пустыни. Потом он касался рукой его нагретых волос, невесомых, текучих между пальцами шелковистыми ручейками. Мальчик чуть вздрагивал, стряхивал наваждение, тело его напружинивалось, будто готовясь взлететь в вязкий от жары воздух…

Мальчик спрыгивал с бойницы, сбивал ладонями пыль с коленок и благодарно прижимался щекою к руке старца.

Время близилось к полудню.

Мальчик и старик спускались вниз, пробираясь сквозь захламлённые помещения, шли в пристройку. Там дух старины ещё более усиливался, смешивался с озорным настроением приключений и беспорядка, а прохлада, исходившая от земляного пола, была особенно приятной. От каждой старой вещи веяло волшебством. Их было много, этих теперь никому не нужных безделиц, и мальчик подолгу занимался ими. Не играл, но просто видел в воображении, как когда-то они служили воинам и ремесленникам, учёным и музыкантам, и даже сейчас они несли в себе то, чем обладали прежде. Поломанные, искорёженные, эти предметы оставались интересными и даже красивыми. Следы времени не портили, а только усиливали чары. И мальчик мечтал…

Приносили дрова — узловатые поленья, с терпким, смоляным ароматом. Огонь в очаге пылал, окружающее пространство как-то изменялось, становилось ещё уютней, почти родным, а внешний мир отодвигался, уходил в нереальность…

Трещали дрова, выбрасывая угольки, словно алые звёздочки, они разлетались в стороны, дымя. Старик оживал. Силы возвращались к нему, он доставал дочерна закопченный котелок, мальчик приносил воду, крупу, травы. Варево в котелке начинало булькать и шипеть, иногда выплёскиваясь пахучей пеной через края, падая на угли. Старик варил кашу, мешая её причудливой ложкой с длинной деревянной ручкой, покрытой резьбой. Огонь отражался в тёмных его глазах, старик наслаждался покоем. А мальчик подбрасывал поленья и катал красные угольки кочергой или пёк картофелины. За окном смеркалось. Старик и мальчик ужинали (обедали и завтракали).

Неторопливо текло время, появлялись звёзды. Огонь в очаге засыпал, но угли ещё светились мягким сиянием, грели. Старик доставал свечу и две толстые книги, такие же старые, как и всё здесь. Обитателей замка ждали два мягких кресла…

…Однажды старик обратился к мальчику, и нотки торжественности прозвучали в его голосе:

— Ты узнал покой, и он целительным бальзамом заживил твои душевные раны. А прежде ты прошёл другие испытания, но ты победил. Пришло время нам расставаться…

При этих словах мальчик вздрогнул, и словно стряхнул с себя забытье. Он испуганно посмотрел на старца:

— Уже?

— Да, мальчик, ты рождён для Света. Может быть, какая-то часть твоей души ещё влечёт тебя сюда, в эту обитель древности и покоя, но в сердце твоём очень скоро зазвучит голос, зовущий в путь. Ты юн и светел, жаль, что я должен проститься с тобой, ведь в тебе есть доля и моей жизни, и с тобою я счастлив так, как не был счастлив, может быть никогда. Но оставшись здесь, ты погубишь больше, чем можем предположить мы оба. Иди же.

— А вы?

— Знаешь ли ты, сколько я живу? Ох, мальчик, я хорош лишь для вот этих стен, только здесь моя мудрость ещё называется мудростью, а сам я нужен себе, пока я среди своей старины. Я ценю жизнь, её тепло и красоту, но мне давным-давно пора оставить мир… Лишь мысль, что враг мой возвысился, давила, но теперь… Впрочем, враг ли он мне? Настоящим врагом оказался тот, кого я считал своим соратником. Он теперь сосёт мою кровь, да и ты — его жертва.

— О чём вы?

— То, что я расскажу тебе — великая тайна. Сам Карабандур не знает этого. Если тебе будет трудно, расскажи её слугам Карабандура — они сделают всё, они помогут тебе. Слушай…

Я и Карабандур, Повелитель Миров — давние противники. Много тысячелетий назад Карабандур создал свою теорию, теорию, подсказанную ему вскоре после рождения планет и разума, и основной постулат её: вера — основа бытия. Вещество и энергия починяются сознанию. Карабандур стал полубогом, он правил Вселенной. Я же исходил из другого утверждения, о незыблемости законов материи. Наши магические учения столкнулись, и победил он. Его сила была бесспорной, я был сослан и забыт, и Карабандур больше не преследовал меня. Постепенно я полюбил покой пустыни, был по-своему счастлив в уединении с моими книгами и мыслями. Так продолжалось очень долго… Но вот на планете появился этот проходимец Трох. Маг и негодяй… с головы до пят… он жаждал власти любым путём. И добивался своего медленно и верно, в обход, хитростью, которой ему не занимать. Он пришёл ко мне, плохо знающему людей, прикинулся ярым приверженцем моего учения, выразил желание стать моим учеником. Я согласился. Я научил его тому, на что не способна магия Карабандура, я посвятил его в тайны преобразования измерений, в теорию магических полей. Минуло лет двести, Трох покинул меня, обещав вскоре навестить. И навестил…