Необычайное путешествие Петьки Озорникова

— Хорошо, садись. А теперь продолжим урок, — уже совершенно спокойно сказала Ольга Ивановна.

В перемену Петька подошел к «профессору».

— Я тебе покажу — ябедничать!

«Профессор» с ног до головы смерил Петьку презрительным взглядом и не сказал ни слова. Это еще больше разозлило Петьку. Да тут вдобавок подскочил Борька:

— Что ты с ним возишься? Дай ему как следует!

Петька заколебался. Связываться с Генькой было опасно. Он еще с прошлого года состоял в боксерском кружке и успел хорошо натренироваться. В это время зазвенел звонок. Ребята гурьбой повалили в класс. И тут Петька не выдержал: он подскочил к «профессору» и под шумок ударил его кулаком в бок так, что у того книжка выпала из рук, а лицо слегка побледнело. Быстро оглянувшись и увидев Петьку, Генька грозно ринулся было на него, но в этот момент в класс вошла учительница. Генька подобрал книгу и направился к своему месту, тихо сказав Петьке:

— Трус ты! И драться-то как следует не умеешь? Погоди вот! Я тебе покажу.

Слова Геньки задели Петьку за живое, и он весь урок просидел насупившись.

В конце третьей перемены к Петьке подбежал Павлик Соловьев. Отозвав его в дальний угол коридора, он таинственно оглянулся по сторонам и шёпотом сказал:

— Плохи дела, Петька! Я только что подслушал, как говорила пионервожатая с Ольгой Ивановной. Ох, и влетит тебе!

— За «профессора»? — спросил Петька.

— За все: и за «профессора», и за тряпку, и за двойку. Завтра после уроков тебя будут обсуждать на пионерском сборе, а вечером педсовет заседать будет. Как бы из школы не исключили! — с ноткой участия закончил свое сообщение Павлик.

— Кого? — недоуменно спросил Петька.

— Кого? Тебя, конечно.

— Да ну! Неужели исключат?

— Не знаю я. Уж очень злая на тебя Ольга Ивановна. Ты только никому не говори, что я подслушивал. Она так сказала: «Трудно мне с ним, очень трудно. Тяжелый он мальчик». Я сам слышал.

— Ну, это не про меня, значит. Какой же я тяжелый! Это, наверное, про Борьку.

— Не про Борьку, а про тебя! И Лида ей поддакнула: «Да, — говорит, — Озорников плохой пионер. Вместо того, чтобы другим пример подавать, сам плохо учится да еще и безобразничает». Так и сказала — «безобразничает». А то, что ты «тяжелый», так это Ольга Ивановна, наверно, не про вес твой говорила, а про… — Павлик замялся. — Да ты у мамы своей спроси, она, может, лучше объяснит тебе, что это значит «тяжелый», когда не про вес говорят.

— Моя мама все знает, — не без гордости сказал Петька. — Только у нее я спрашивать не стану. Я лучше у тети Маши спрошу. Она рядом живет.

Федор Степанович

Петька шел домой, опустив голову. Ничто не радовало его: ни веселые возгласы бегущих из школы ребят, ни громкое чириканье воробьев, взлетавших из-под самых ног прохожих, ни отливающие солнцем лужи, образовавшиеся после только что прошедшего дождя. «Неужели исключат? — сверлило в голове. — Что скажет мама?» И Петьке, может быть первый раз в жизни, так вдруг стало жаль маму, что он чуть не заплакал.

В это время на Петьку наскочил какой-то опрометью бежавший мальчонка и чуть не сбил его с ног. В другое время Петька обязательно дал бы ему подзатыльника, но сейчас он только смерил испуганного малыша уничтожающим взглядом и прошипел сквозь зубы:

— Ну, потише! Слепой, что ли?

Паренек, видя, что его не трогают, побежал дальше. А Петьку снова стали одолевать невеселые мысли: «Неужели исключат? Ну подумаешь, тряпку запачкал чернилами!.. А вдруг и старое припомнят? Наверно, припомнят».

Совсем недавно, на прошлой неделе, он оттаскал за косу отличницу Верку, которая потом всю перемену проревела. А на-днях он нагрубил пионервожатой в ответ на какое-то ее замечание. Две недели тому назад он спрятал перед диктовкой ручку и сказал, что потерял. Ольге Ивановне пришлось идти в учительскую за другой ручкой. Не успела она начать диктовку, как Петька поломал перо. Словом, было что припоминать.

Придя домой, Петька не нашел ключа от квартиры, который мать всегда оставляла ему в условленном месте. «Торопилась на работу и забыла оставить», — догадался Петька. Он постучал в соседнюю квартиру и спросил, который час. До прихода матери оставалось три с половиной часа. Есть, впрочем, не хотелось. «Воробьев пострелять, что ли?» — подумал Петька, нащупав в кармане рогатку, к которой он только вчера приделал новые резинки, выменянные у Сережки Скворцова за почтовое марки. Нет, и воробьев стрелять что-то не было охоты.

Петька решил дожидаться прихода матери. Он уселся на верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, где находилась их квартира. Взгляд его упал на окно, за которым на ветке высокого развесистого клена сидел воробей и словно усмехался, глядя на приунывшего Петьку. Рука инстинктивно потянулась в карман за рогаткой. Но воробей был за окном, и пульнуть через стекло Петька не решался. Его матери уже два раза пришлось платить за разбитые Петькой стекла. Из-за этого даже обещанный ему к празднику Первого Мая футбольный мяч не был куплен.

С тех пор Петька опасался бить стекла. А воробей, словно разгадав петькины мысли, два раза подпрыгнул на ветке, вспорхнул и, снова усевшись, звонко и воинственно зачирикал. Такого нахальства Петька потерпеть не мог. Он решил — будь, что будет! Вытащил рогатку, вставил камешек, потянул резинку… Но в это время внизу хлопнула дверь. Петька с сожалением спрятал рогатку. По лестнице поднимался Федор Степанович — петькин сосед из четырнадцатой квартиры.

По профессии Федор Степанович инженер. Что-то он конструирует и изобретает, но что именно — никто из ребят не знает. Федор Степанович — высокий, полный, чуть сутуловатый человек. Его широкий лоб изрезан глубокими морщинами. Густые черные с проседью волосы огромной шапкой лежат на голове. Федор Степанович ни зимой, ни летом не носит головного убора.

Федор Степанович живет один. Соседи рассказывают, что его жену и маленькую дочку расстреляли немцы. Федор Степанович очень любит детей. В кармане у него всегда лежат шоколадные конфеты, и по дороге домой он часто раздает их играющим в песке около дома детям.

Квартира Федора Степановича состоит из одной комнаты, кухни и ванной. Никто из соседей, впрочем, никогда не бывал у него. Гости к нему также не приходят. Все это вызывает среди жильцов и, особенно, ребят самые различные толки. Одни утверждают, что Федор Степанович изобрел какой-то сверхмощный луч, вроде описанного в книге Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». Другие уверяют, что Федор Степанович сконструировал реактивный самолет со скоростью две тысячи километров в час и что скоро он обязательно получит орден или даже звезду Героя Социалистического Труда. А тетя Настя из двенадцатой квартиры смеется и говорит, что инженер никого не приглашает к себе просто потому, что у него в квартире, вероятно, очень пыльно и грязно, так как там никто никогда не убирает. В общем, суждений и сплетен было немало.

Но все ребята любили и уважали Федора Степановича, несмотря на то, что конфетами он угощал только самых маленьких. Уважал его и Петька. Федор Степанович часто разговаривал с ним — расспрашивал о школьных делах, о полученных отметках, о проделках и играх. И если Петька чистосердечно признавался, что он разбил стекло или «схватил» двойку, то Федор Степанович морщил свой и без того морщинистый лоб и говорил с досадой:

— Э, Петька, нехорошо, так мы с тобой коммунизма не построим.

И Петьке становилось почему-то очень стыдно.

Неожиданное приглашение

Увидев Федора Степановича и испугавшись, что тот и сейчас поведет с ним разговор о его делах, Петька хотел было подняться и удрать, но Федор Степанович уже заметил его.

— А, здорово, Аника-воин! Ты что это на лестнице, как дома, расположился? Ну, отвечай! Да чего это ты такой невеселый? Двойку, небось, получил?