Семь дней чудес

Боря с величайшей осторожностью засунул приборчик в карман брюк так, что Хитрый глаз был направлен в пол. И быстро смыл с себя мыло. В квартире было тихо, семейство благополучно допивало на кухне чай, и никто уже, конечно, не помнил о том, что было только что.

Весь вечер Боря ходил в нерешительности по дому. Опять попробовать? Нет, ни за что, ни за что! Потом, услышав во дворе визг и смех, высунулся из окна. Ребята играли в прятки.

А если на полсекунды?..

Ни за что!

Но ведь совсем безопасно… Нельзя!

Скоро уснул и слабенько засопел Костик, и Боря просто не знал, что делать. Ведь он наставит приборчик на такой короткий срок, что и произойти ничего не успеет…

Боря незаметно направил приборчик в сумеречный двор. На полмига! И если б за эти полмига Хитрый глаз подействовал на ребят как-нибудь не так, они бы ничего не сделали Боре. И никому другому.

Однако ничего не случилось. Только смеха чуть поубавилось.

Вдруг Костик перестал сопеть. Не проснулся ли?

Боря спрятал приборчик и покосился на брата.

Глаза у него были закрыты, а голова на подушке неудобно повернута к нему, точно он специально подсматривал за ним. Не сказал ли ему Гена о своих подозрениях?

Ох как надо его остерегаться!

Утром Боря проснулся раньше брата и направил на него – ведь совсем неопасно! – из-под подушки приборчик. Костик и не шелохнулся, только брови его дрогнули на переносье и кожа на лбу нахмурилась, а губы сжались.

Внезапно он зашевелился и проговорил:

– Нет! Я вам сказал – нет! Я приказываю изменить курс!

Боря так и присел па кровати, услышав это.

– До земли не дотянуть… Сядем на льдину! – Глаза Костика были туго сомкнуты, лоб по-прежнему мучительно напряжен. – Что-что? Ничего, выдержит! Вы слышали? – крикнул Костик, так крикнул, что кровать его скрипнула и пошатнулась. – Я начальник экспедиции и все беру на себя!

Вдруг он открыл глаза, и Боря чуть не вскрикнул. Глаза брата ослепительно вспыхнули и ярко засветились, точно в них горело по звезде. И еще в них была отвага и решительность. И губы его еще не успели разжаться.

Вот так кнопка!

Боря пристально смотрел на брата. Костик оглядел комнату, залитую солнечным светом, теплую, уютную, с книжными полками и картинками на стенах, и па лице его появилась досада.

– Ты куда это летел? – спросил Боря. – Самолет вышел из строя?

– Да, – угрюмо ответил брат. Куда делась его беспечность, вечная готовность улыбнуться и нашалить. В лице его – спокойствие, во взгляде – новая, непонятная цель. Словно он знал что-то такое, чего Боря не знает и не в силах узнать.

– Как же вы теперь? – спросил Боря. Костик отвернулся к стенке: 9 –Меня еще могут вызвать отсюда телеграммой…

– Чудак! Во сне же все… И твой самолет, может, лежит уже на дне Ледовитого океана…

Сказал это Боря и вспомнил про свою лодку, настоящую лодку, которая лежит сейчас в настоящем иле настоящего пруда. Водить самолет и отдавать во сне храбрые приказы – это каждый сможет, а вот вытащить лодку…

Вдруг Костик рывком откинул одеяло и сел на кровати. Глаза его снова вспыхнули, да так, что Боря моргнул.

– Долго будешь валяться? – В голосе брата зазвучало презрение. – Долго, я спрашиваю?

Только этого не хватало! А что, если схитрить, притвориться, что он во всем готов слушаться малыша?

– Кость, а ты мог бы включить меня в свою экспедицию? – робко попросил Боря.

– Тебя? – Костик пристально посмотрел на него своими горящими глазами. – Пожалуй, нет.

– Что так? Я бы так хотел!

– Не подойдешь. Нам нужны верные и твердые люди…

– Ну, Кость, – взмолился Боря. – Я исправлюсь… Даю тебе слово!..

– Тогда и будем говорить. – Брат вскочил с кровати и пошел мыться.

Ничего себе, у Костика просто мания величия!

На кухне все было готово. Отец, обжигаясь, торопливо пил чай, спешила и мама. Приглаживая после умывания мокрые на макушке волосы, Боря легонько задел ее Хитрым глазом. Мамино лицо оставалось прежним, только глаза, как и у Костика, засветились и тоже ярко вспыхнули. И все. Значит, эта кнопка ничем ему не грозит! Боря осмелел и задержал Хитрый глаз на отце. И опять – вспышка! И лицо отца стало суровей, и чай он пил медленней и не обжигаясь. И в глубине его глаз тоже ярко горели две спокойные, уверенные звезды. И это было так красиво, так неожиданно и загадочно!

И у Наташки, наверно, вспыхнут!

Первым ушел отец, потом мама, за ней Костик. Боря надел куртку с Хитрым глазом, собрал портфель. Но он не уходил. Чуть приоткрыв дверь, он ждал, когда выскочит Наташка. Тогда-то и он выйдет, и они будто случайно встретятся, и он разыграет удивление… Ждать пришлось долго, в куртке было жарко, и даже глаза заболели смотреть на ее дверь – темную, молчащую, с синим почтовым ящиком. Ну что она там? Опять выскочит в последнюю минуту и они рысью помчатся к школе? Или захворала?

Но Боря ждал.

Потом он набрал на телефонном диске ее номер и услышал тоненький голосок: «Да, я слушаю».

Ух как хотелось крикнуть: «Ну выходи же! Выходи, я устал тебя ждать!»

Но Боря ничего не крикнул, а быстро положил трубку на рычаг, словно она жгла его руку. Значит, здорова. И не успел Боря это подумать, как скрипнула ее дверь, и, не убедившись даже, что это Наташка, а не ее мама или папа, он прыгнул через порог и захлопнул свою дверь, отрезав все пути к отступлению.

И, суетясь, дергая руками, шмыгая носом, подбежал к кнопке вызова лифта и нажал. Так сильно нажал, что чуть не раздавил. И вот появилась Наташка. Боря повернулся к ней, к ее огненно-красному пальто, к ее широкой – до ушей и даже шире – улыбке.

– Здравствуй. – Боря открыл перед нем тяжелую дверь подошедшего лифта.

– Доброе утро.

И он увидел в ее глазах звезды. Да, да, звезды! Две яркие и зеленые, они так и сияли, освещая ее лицо, и тоже вспыхнули! Лицо ее странно преобразилось; Боря не мог выдержать ее взгляда. Минуту еще ничего, можно, а потом ему становилось вдруг почему-то так совестно, так стыдно, – и он упирал глаза в землю.

Почему?

Они вышли из подъезда и зашагали вдоль дома к Весенней улице.

Наташка держалась сегодня более прямо, чем всегда, и не старалась заглянуть ему в глаза, и не посмеивалась своим мелким частым смешком. Что-то в ней стало другим, будто, как и Костик, она узнала какую-то тайну, которую не знал он, и не торопилась поделиться ею, И куда-то исчезла ее суета. И нос хоть и оставался по-прежнему длинным, но он уже не стремился так лихорадочно вперед, чтоб первым все пронюхать…

А может, она оставалась прежней, просто он не замечал раньше?

Боря шел с Наташкой и не знал, о чем с ней теперь говорить, и она не лезла, как обычно, с расспросами, со своими девчоночьими охами и ахами, не жалела его и не предлагала новых книг. И так странно было идти с ней, совсем другой Наташкой, и ему почему-то показалось, что, шагая вместе, уже не он, а она делала ему одолжение…

И все, все это потому, что в глазах у нее горели звезды, которые время от времени вспыхивают, а у него нет этих звезд!

А ведь, если разобраться, звезды у нее не совсем настоящие, их дал ей Хитрый глаз. Ей дал, а ему нет. И у него вдруг появилось странное чувство, что эта кнопка насмехается над ним, слегка предает его…

В школе Боря сел за парту и перевел дух.

Спрятать приборчик подальше? Еще попробовать?

Вот вошел Андрей. Боря повернулся к нему.

У Андрея тоже вспыхнули карие звезды. Он оглядел класс и тотчас спросил у Вовы:

– Получил свой лайнер?

Вова промолчал.

– А собачку? –Ну чего молчишь?

Вова почесал круглую голову, вздохнул и отвернулся от Андрея.

– Ну говори, не бойся… Получил?

Боря на всякий случай отвел от Андрея Хитрый глаз: как бы опять не помешал.

– Получил, – промямлил Вова.

– Что? – не отставал Андрей.

– Мяч и ручку со стержнями… Лайнер теперь его, что там говорить…

– Я кого-нибудь другого подыщу ему, – отозвался Боря, – дядя Шура раздумал давать того щенка…