Острова и капитаны

— По правде?

— Да.

— Тогда пошли… Пусть ничего не получится, все равно…

Когда шагали к школе, Костик вдруг сказал:

— Я никогда отцом не хвастался… А мама все равно говорит: «Гордиться можно, а хвастаться незачем». Говорит: «Неважно, чей ты сын, а важно, какой ты сам…»

— Все важно. И чей ты сын — тоже. И чей внук и правнук… Костик, а повесть Арсения Викторовича будут печатать в журнале. Сегодня сам главный редактор сказал.

— Правда? — Костик опять заулыбался и даже запрыгал рядом.

— Значит, сейчас ты правнук писателя… Хвастаться не надо, а гордиться можно.

— Егор… — Костик поглядел сбоку смущенно и хитровато. — А твои стихи… может, тоже когда-нибудь напечатают?

— Может быть… — не удержался Егор. — Редактор обещал, что возьмет «Балладу о хронометре». В ближайший номер даже…

— Ой… значит… — Костик прикусил улыбку и сбил шаг.

— Что?

— Да так.

— Ну что все-таки?

Костик шепотом и вроде бы шутя, но смущенно сказал:

— Выходит, я и брат поэта?

— Ну, поэт из меня… как весло из кочерги… А кой-каким журналистским приемам Гай меня научил. Так что пошли смелее… — Школа была рядом, и Егор взял Костика за руку.

Но в школе никого из нужных людей не оказалось. Ни вожатой, ни директора, ни Доры Борисовны, ни Наума Львовича. И во дворе уже было пусто. Цветные паруса с фрегата были сняты, мачты и реи голо торчали над крышей мастерской.

— Ну и ладно, — вздохнул Костик.

— Да нет, не «ладно», — хмуро возразил Егор.

— Все равно ничего не выйдет… Я ведь не поэтому с тобой пошел…

— А почему же? — недовольно сказал Егор.

— Ну, так… Потому что с тобой…

Они медленно зашагали обратно. Костик озабоченно поглядывал на Егора. Тот сердито насвистывал: «Мы помнить будем путь в архипелаге». Посвистел, сказал:

— Наверно, это и завтра не поздно решить.

— Ты же ночью уезжаешь!

— Ну, застряну на сутки.

— А не влетит?

— Влетит.

— Ой… Не надо, Егор.

— Ты лучше скажи: говорил с мамой насчет Среднекамска? Чтобы приехать летом?

— Говорил, конечно.

— И что?

— Ну, как полагается… «Если не будет троек…» «Если будут деньги…» Да отпустит! Ей же лучше, отдохнет от меня.

— Вот и ладно. Поплывем от Среднекамска аж до Решетникова… Там такие места!

— Ты же писал, что шлюпка рассохлась!

— Хлопцы плот вяжут из автомобильных камер. Чуть не сотню их уже набрали…

— Ура… А ты будешь капитаном?

— Адмиралом…

— Егор… А что за «Баллада о хронометре»? Я не читал.

— Ну, ты много чего у меня не читал. Вот приедешь…

— Это о том самом хронометре? О прадедушкином?

— О нем.

— И он все еще тикает?

— Вполне точно тикает. Он и у тебя еще тикать будет.

— Почему… у меня? — Костик опять сбил шаг.

— Потому что приедешь и заберешь. Твое наследство.

— Да ну… — сказал Костик, пряча удивление и нерешительную радость. — Как это…

— Очень просто. Я же говорю — наследство.

— Но он же сейчас твой. Ты же…

— Что?

— Ну… — Костик виновато задышал. — Ты же ведь не помер…

— А это и не надо, — засмеялся Егор. — С хронометром по-другому. Как находится новый наследник — тот сразу ему в руки.

— А тебе… не жалко?

— При чем тут «жалко»? Это закон.

Редактор в это время, окончив ряд срочных дел, взялся за листы с «Балладой». Он знал, что предстоит выдержать бой с экспансивным заведующим отделом поэзии. Тот станет кричать, что «Баллада» растянута, сыра, написана явно ученически и далека от канонов современной поэзии. И будет прав. Действительно, стихи многословны, немало неуклюжих строчек и рифм…

Но чем-то же цепляет «Баллада» сознание и душу! Есть же у этого Егора Петрова какая-то струнка. Вроде бы и рассуждения о природе времени наивны, и слишком длинен стихотворный рассказ, как попал к мальчишке старый корабельный хронометр; и, конечно, вызовут возражение «технические» строки об устройстве механизма с горизонтальным балансиром.

И вроде бы совсем лишнее воспоминание о Севастополе, где на крутой ракушечной лестнице встречается автору похожий на младшего брата мальчишка…

Не баллада, а целая поэма. Подсократить бы…

Но что сокращать? Все сцеплено, черт возьми. Мальчика не выкинешь. Горизонтальный балансир тоже…

Может, убрать вот эти строки?

Он говорил негромко и доверчиво,

Что жизнь, она, конечно, непроста,

Но в то же время Время бесконечное

Со временем все ставит на места…

Или вот эти?

И вдруг приходит мысль-освобождение,

Счастливая, как бегство из тюрьмы, —

Что нету во Вселенной просто времени.

Что время — в нас. Что время — это мы…

«Жонглирование дилетантскими сентенциями» — примерно так выразится заведующий отделом поэзии.

А все-таки здесь что-то есть…

Нас прихватил норд-вест, и море древнее

Швыряло пену желтую в лицо,

И горизонт за выросшими гребнями

Качался, как карданное кольцо.

Но пусть шторма ревут и не кончаются,

Пускай швыряют судно вверх и вниз —

В кольце хронометра, которое качается,

Горизонтален медный механизм…

Или вот эта мысль — об оси времени, которая проходит через вселенную, через каждого из нас и через старенький, но исправно тикающий хронометр. Ось — прямая, как чистый характер, как честная судьба…

Егор шел рядом с Костиком и думал, сколько всего надо успеть за вечер. Поменять на вокзале билет. Найти Дениса и договориться о ночлеге в общежитии (Костик будет звать к себе, но неудобно перед матерью). Потом — позвонить с автомата в Калининград, заведующему учебной частью Ауниньшу, и объяснить насчет задержки.

Лучше всего рассказать все честно. Может быть, тогда Станислав Янович — строжайший и добрейший одновременно — ответит просто и коротко: «Хорошо, задержитесь на сутки». Но, может, и наоборот: «Никаких задержек, завтра быть в училище».

И тогда курсант Петров (он подумал об этом с холодком) нарушит прямое и категорическое распоряжение. Потому что дисциплина дисциплиной, но есть другие не менее важные и строгие понятия.

«И не выгонят же, в конце концов…»

«А если и выгонят… Человека можно выгнать откуда угодно, только не из Капитанов», — усмехнулся Егор. Мысль была совершенно детская, наивно-тщеславная и далеко не бесспорная, он сам это прекрасно понимал. И все-таки она слегка успокоила курсанта Петрова.

Они дошли до угла, Егор сказал:

— Беги домой, а я на вокзал и по разным делам. Вечером загляну.

— Приходи пораньше! — И Костик убежал, несколько раз оглянувшись.

Редактор почесал тупым концом карандаша подбородок. Он думал, что между этой достаточно неуклюжей, но все-таки нужной журналу «Балладой» и будущей повестью «Визит учебного корабля» есть неуловимая, но прочная связь.

… Поскольку каждого из нас насквозь

Невидимо пронзает эта ось…

И под стеклом орехового ящика,

На непреклонной, как судьба, оси