Агония

— Привет, — осторожно прошептал Мика. Он старался придать голосу дружелюбный оттенок, потому что ему совсем не хотелось, чтобы собака покусала его.

Собака отозвалась на приветствие Мики новой попыткой ткнуться ему в глаз своим влажным носом; затем, придвинувшись поближе, принялась лизать его шею проворным розовым языком. Мика слышал, как собачий хвост радостно колотит по одеялу, и чувствовал возле уха ее горячее дыхание. Поняв, что собака не собирается кусать его, Мика осмелел и, слегка надавив ей ладонью на плечо, отодвинул в сторону, чтобы получше рассмотреть животное. Собака оказалась тяжелой и теплой. Она была необыкновенно изящной, даже элегантной: длинная крепкая шея, стройные лапы и упругий, похожий на ивовый прут хвост. Тело собаки было покрыто короткой шелковистой шерстью приятного золотисто-бежевого цвета, оттенок напоминал цвет свежей бисквитной корочки. Мика провел рукой по голове и шее собаки, поражаясь мягкости ее шерсти, никогда в жизни ему не доводилось прикасаться ни к чему более мягкому и теплому; умные темно-коричневые глаза и черный нос резко выделялись на фоне ее светлой шерсти. Мика чувствовал, как под кожей животного перекатываются сильные мускулы.

— Ты красавица, — сказал Мики. — Но что ты делаешь в моей спальне?

Собака уселась на пол и окинула его дружелюбным взглядом.

— Что? — спросил Мика.

Собака подняла длинную переднюю лапу и положила ее поверх одеяла, ее крепкие когти надавили на лежавшую под одеялом руку Мики. Он услышал, как в темноте что-то негромко звякнуло — присмотревшись, Мика заметил на ошейнике собаки круглый металлический медальон. Он выбрался из-под одеяла и, усевшись на край кровати, приподнял медальон двумя пальцами, пытаясь в полумраке комнаты разглядеть, что на нем написано.

— Авен, — прочел Мика. Собака насторожила уши, узнав свое имя. — Авен? Значит, тебя зовут Авен?

Авен склонила голову набок и громко задышала, вывалив из пасти розовый язык.

— Привет, Авен, приятно познакомиться, — улыбнулся Мики.

Он потрепал шелковистые уши собаки, с удивлением открывая для себя новое незнакомое ощущение, которое испытывает человек, прикасаясь к животному. Мика вздрагивал, чувствуя под своей ладонью теплое мускулистое тело, покрытое мягкой золотистой шерстью, мальчик не мог остановиться, он все гладил и гладил собаку.

«Я ей нравлюсь, — решил Мика. — И она мне тоже».

Собака лизнула его левую руку, затем еще раз и еще, это облизывание было похоже на неторопливую ласку. Мика ощутил приятное покалывание в кончиках пальцев. Чем дольше Авен облизывала его руку, тем интенсивнее становилось покалывание — до тех пор, пока у Мики не появилось странное чувство, будто из кончиков его пальцев, прямо из-под кожи пробивается наружу что-то живое. Это движение не причиняло боли, напротив, оно было приятно. Мика осторожно отнял у собаки руку, медленно поднес к глазам и увидел, что на конце каждого пальца проклюнулись маленькие зеленые ростки, но ни крови, ни боли не было, только легкое пощипывание. Из руки Мики прорастали тонкие стебельки с острыми почками на конце, почки лопались и разворачивались в ярко-зеленые листья. Когда стебли сравнялись по длине с пальцами, они перестали расти. Мика вылез из постели и направился к окну, чтобы получше рассмотреть свою руку. Он стоял, залитый лунным светом, не замечая, что с порога комнаты за ним наблюдают родители. Аша и Дэвид проснулись, услышав, как Мика разговаривает с собакой.

— Что он делает? — шепотом спросила Аша. Она испуганно вцепилась в плечо мужа, когда Мика подошел к окну и, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами, уставился на нее.

Мика стоял перед окном в луче молочно-белого лунного света, на его шее поблескивал металлический ошейник, глаза Мики тоже сияли.

— Он спит, — шепнул Дэвид. — Ему просто что-то приснилось, но он не выглядит испуганным. Думаю, нам лучше не трогать его. Идем, через пару минут он сам уляжется.

Аша и Дэвид на цыпочках вышли из комнаты и вернулись на свой диван. Они сидели, подперев спину подушками, и тихо перешептывались в темноте.

— Хотела бы я знать, что творится у него в голове, — сказала Аша. — Может быть, тогда я смогла бы понять, что с ним происходит. Я чувствую себя виноватой, Дэвид. Нам следовало бы проявить больше терпения.

— Да, конечно, — вздохнул Дэвид.

— Мы должны были поговорить с ним и попытаться понять, почему он это сделал.

— Да, я знаю. Но этот штраф… я просто взбесился…

— Единственное, в чем я абсолютно уверена, он действительно ничего не мог поделать с собой, — продолжила Аша. — Я видела это по его глазам. Он выглядел таким несчастным и потерянным. Мика совершенно искренне верит, что Элли жива и что директор пытался отравить его. Но почему?

— Думаю, нам нужно попросить Хелен навестить его, — сказал Дэвид, — Завтра, пока мы на работе, они смогут спокойно поговорить. Посмотрим, что она скажет. Может быть, Мика объяснит ей, почему он так поступил.

— Отличная мысль, — согласилась Аша. — Как думаешь, он уже вернулся в кровать?

— Думаю, вернулся.

— Хорошо, — вздохнула Аша. — А то мне становится так жутко, когда он начинает бродить по ночам, прямо мурашки по коже.

ГЛАВА 7

Праздничный ужин и летающие носки

На борту космической станции под названием «Снежная королева» находились десятки тысяч людей, тонны военной техники и прочего оборудования. Гигантская станция вращалась вокруг Земли, и, хотя она была настолько большой, что в безоблачную погоду люди могли бы рассмотреть ее в ночном небе, для них «Снежная королева» оставалась невидимой. Ни опознавательных огней, ни светящихся иллюминаторов — ничто не выдавало присутствия в космосе этого металлического чудовища, а благодаря самой природе космоса мощные двигатели работали беззвучно.

Часы на борту станции показывали лондонское время — было далеко за полночь, однако рабочий день мистера Гормана еще не закончился. В его просторном кабинете был накрыт стол, вокруг которого толпились гости, генералы и политики самого высокого ранга, включая премьер-министра. Они собрались на банкет, чтобы отметить начало нового проекта с многообещающим названием «Дети — наше будущее», который с сегодняшнего дня развернулся на Земле. Большую часть вечера Мэл Горман выслушивал восторженные речи о том, какой он умный и талантливый, однако в настоящий момент он чувствовал себя усталым и раздраженным. Казалось, гости совершенно забыли о времени и не собираются расходиться. Горману, как хозяину вечера, не оставалось ничего иного, как терпеливо ждать и делать вид, что он счастлив видеть у себя дорогих гостей. На самом деле ему страшно не нравились все эти люди, которые расхаживали по его кабинету и беспрерывно жевали. Горман с отвращением наблюдал за тем, как они накладывают себе на тарелки толстые ломти мяса и целые горы салатов из свежих овощей, щедро поливая их всевозможными соусами; с жадностью поглощают кремовые пирожные, заливают в себя бокал за бокалом красное вино. При этом они увлеченно рассуждают о собственной значимости и роняют на ковер крошки, а потом оставляют тарелки с объедками на письменном столе и отправляются за новой порцией угощения. Наконец, Горман решил, что на сегодня с него достаточно, и жестом подозвал к себе дворецкого.

— Ральф, скажите официантам, чтобы начинали убирать столы, — приказал он.

— Но, сэр, — возразил Ральф, — гости еще не закончили. Я как раз собирался подавать десерт.

— Вы хотите, чтобы они обожрались до смерти? — фыркнул Горман, наблюдая за министром обороны.

Тот отошел от стола, держа перед собой тарелку с возвышающейся на ней пирамидой из крошечных бутербродов-канапе. Министр обороны был одним из самых молодых членов правительства, но уже успел нарастить жирок. Если говорить точнее, министр напоминал пивную бочку: его живот настолько сильно выпирал вперед, что на нем вполне можно было разместить пару тарелок с закусками.

— Принесите кофе, — велел Горман. — Или нет, лучше воды. Может быть, тогда до них наконец дойдет, что кормежка окончена и пора расходиться. И, пожалуйста, чтобы к завтрашнему утру у меня в кабинете было чисто.